Эрик Фраттини - Священный Альянс. Палачи и шпионы Ватикана
Роковые события 28 июня начались рано утром с прибытия царственной четы в Сараево. С вокзала герцог и герцогиня отправились в мэрию. В сопровождении кортежа открытых автомобилей они должны были проехать через набережную Миляка и старое Сараево к городскому музею. Принцип и его люди рассредоточились вдоль набережной. Когда кортеж поравнялся с первым из террористов, Мохаммедом Мехмедбасом, тот не смог ничего сделать: ему мешала приветствовавшая эрцгерцога многолюдная толпа. Второй террорист, Васко Курибович, тоже оказался бессилен, потому что его окружали полицейские агенты. Третий террорист, Неделко Кабринович, сумел бросил бомбу, но она разорвалась под автомобилем эскорта, следовавшим непосредственно за экипажем Франца-Фердинанда. Остальные три террориста — Принцип, Цветко Попович и Данило Илич — видели, как полицейские схватили Кабриновича, и решили пока воздержаться от дальнейших действий.
Но пути Гаврилы Принципа и эрцгерцога очень скоро пересеклись вновь. Наследник короны Австро-Венгрии сообщил генералу Потереку, что желает навестить в госпитале Сараева пострадавших во время покушения графа Боос-Вальдека, полковника Эрика фон Мерицци и графиню Ланьюс. Проблема возникла, когда автомобили, ехавшие перед экипажем императорской четы, неожиданно изменили направление движения. Генерал Потерек приказал шоферу сдать назад вдоль узкой улицы, на которой они в этот момент находились.
Гаврило Принцип просто не мог поверить, что императорская чета находится именно в том автомобиле, который сейчас пытался маневрировать на узкой улочке. Студент выхватил оружие, выскочил на мостовую, оперся о дверцу открытой машины и дважды выстрелил в тех, кто в ней находился. Первый выстрел убил наповал эрцгерцога Франца-Фердинанда, второй смертельно ранил его супругу Софию — через несколько минут она скончалась прямо в машине.
Это цареубийство могло оказаться не более чем еще одним эпизодом борьбы за независимость. Но оно стало первым ударом грома невиданной дотоле грозы, которая готова была разразиться над Европой. Занавес войны был поднят, действующие лица стояли на своих местах: с одной стороны — Антанта, тесный блок, располагавший 120 миллионами солдат, с другой — центральноевропейские империи, блок, имевший в своем распоряжении войско из 238 миллионов человек, разбросанное по трем географически удаленным друг от друга зонам.
Папа Пий X предчувствовал фатальную развязку, а Священный Альянс задолго до реального начала Первой мировой войны уже говорил в своих информационных сводках о «войне, которая может потрясти человечество». Не подлежит сомнению, что в своей ненависти к православию папа постоянно подталкивал императора Австро-Венгрии Франца-Иосифа к уничтожению сербов. После трагедии в Сараеве представитель Баварии в Ватикане барон Риттер писал своему правительству: «Папа одобряет ужасные меры, которые принимаются в Сербии. Он придерживается не очень высокого мнения о том, что смогут сделать армии России и Франции, если им придется воевать с Германией. Кардинал государственный секретарь [Рафаэль Мерри дель Валь] не думает, что Австрия окажется боеспособна, если не начнет войну немедленно…»
15 августа папа Пий X почувствовал себя неважно, 19 августа его состояние стало очень тяжелым, а 20 августа в половине второго утра он скончался, сжимая руку своего верного соратника, кардинала Рафаэля Мерри дель Валя.
Несмотря на связанные с войной трудности, кардиналы сумели собраться в Риме для проведения конклава, который должен был избрать преемника папы Пия X. Вечером 31 августа 1914 года приступили к работе пятьдесят семь из шестидесяти пяти членов Коллегии кардиналов, а 3 сентября Джакомо делла Кьеза был избран папой и принял имя Бенедикт XV. Забавно, что делла Кьеза был пожалован кардинальским пурпуром и обрел право голосовать и быть избранным только за четыре месяца до открытия конклава, который сделал его новым понтификом.
Первые выстрелы Первой мировой войны оповестили мир о том, что на поле брани сошлись две великие силы: с одной стороны две мощные империи — Германия и Австро-Венгрия и с другой Антанта — союз Франции, России и Великобритании. На секретном совещании 5 сентября 1914 года было решено, что ни одни из членов Антанты не должен, пока идет война, подписывать сепаратный мирный договор. Таким образом, стало ясно, как разделились народы и государства Европы, которой в течение следующих четырех с половиной лет суждено было пережить войну, дотоле беспрецедентную.
Пока из нунциатур в Брюсселе, Вене и Берлине в Государственный секретариат поступали сообщения о первых потерях и разрушениях, папа Бенедикт XV делал первые шаги к тому, чтобы порвать с прошлым. Эти шаги означали перемену политического курса Ватикана.
Кардинал Мариано Рамполла был отправлен в качестве куратора от не имевшей никакого значения Священной Конгрегации на фабрику «Сан-Пьетро». Новые фавориты дали ему всего двадцать четыре часа на то, чтобы освободить его прежний кабинет в Ала-Борджия и перебраться в крохотное помещеньице на Палаццина дель Арчипресте де Сан-Пьетро. Следующим шагом была отставка могущественного дотоле кардинала Рафаэля Мерри дель Валя с поста государственного секретаря и назначение его главой аббатства Субьяко. А вслед за ним и его друзья также впали в немилость. Кардинал Никола Канали, например, был освобожден от занимаемой должности заместителя и послан в самый скромный Секретариат Святой конгрегации церемоний.
Но самым страшным ударом по фанатикам-антимодернистам было распоряжение понтифика об отставке монсеньора Умберто Бениньи[45] с поста главы контрразведывательной службы Sodalitium Pianum и переводе его в Академию Знатных Священнослужителей на должность профессора дипломатии. Очевидной перемена политического курса стала после того, как Бенедикт XV выпустил энциклику Ad Beatissimi, которая означала конец так называемых «интегристов» — слово, которое папа ни разу не употребил в этом документе. Контрразведка, S.P., продолжала процветать в охваченном войной мире вплоть до 1919 года, когда были опубликованы некоторые обнаруженные немецкими спецслужбами документы из ее архива. Новым государственным секретарем папа сделал кардинала Пьетро Гаспарри, того самого, что когда-то покровительствовал Бениньи и все еще отвечал за публикацию Кодекса Канонического права.
Тем временем Первая мировая война шла совсем не так, как было намечено в 1906 году планом Шлиффена, в основе которого лежала война молниеносных бросков и который заставлял думать о быстрой победе Германского рейха. Ни одно из сделанных предположений не воплощалось в реальность, так как со времени битвы при Марне 9—12 сентября 1914 года немцы вынуждены были отступать, а это меняло весь ход военных действий. Вместо войны быстрых перемещений и стратегически важных ударов началась война окопная, война сдерживания, которая превратилась в борьбу жестокую, долгую, утомительную, с соответствующими потерями человеческих жизней. Святой престол и папа оказались перед необходимостью поиска выхода из этого конфликта, в результате чего Ватикан превратился в театр если не военных действий, то действий разведки и контрразведки.
И австрийская, и немецкая дипломатии имели своих представителей при папском дворе. Германия была представлена очень солидно еще с XIX века, так как имела в Риме двух послов — прусского и баварского. Граф Отто фон Мюльберг, прусский дипломат, выказывал себя человеком энергичным, когда дело касалось его взаимоотношений с папой, тогда как его баварский тезка, Отто фон Риттер, пользовался особым уважением при папском дворе за свою уравновешенность. Австрию представлял принц Шонберг, наследник знатного семейства, служившего государству и церкви на протяжении веков. Все три дипломата имели большой опыт в ведении дел и с Римской курией (в особенности с епископами и кардиналами), и с итальянской прессой.
В противоположность посольствам центральноевропейских империй, дипломатический корпус союзником вынужден был общаться с низшими чинами понтификальной администрации. Единственным послом стран союзников, имевшим хоть какие-то связи в высших сферах Ватикана, был посол Бельгии. Однако он предпочитал хорошую жизнь плохой дипломатии, что страшно раздражало посла России. На представителя интересов Николая II в Риме смотрели довольно косо из-за клерикальной политики, которую проводила его страна: считалось, что православная Россия является одним из основных антагонистов протестантизма в католической Европе.
Дипломатии центральноевропейских империй противостояли кардинал Фрэнсис Эйден Гаскет и его секретарь Дом Филипп Лангдон, который на самом деле работал на Священный Альянс, пропагандируя интересы стран-союзников.
Лангдон был более известен как эксперт по английским монастырям, чем как агент Священного Альянса. Хотя именно он был исполнителем полевых миссий понтификального шпионажа, считалось, что на самом деле осуществлять эти миссии приказывает своему секретарю кардинал Гаскет. Человек, настроенный патриотически и преданный папе Бенедикту XV, кардинал никогда не сомневался в необходимости оказывать союзникам поддержку в их борьбе с милитаризмом, который воплощали собой центральноевропейские империи. Поэтому он, с помощью своего верного Лангдона, собирал для Священного Альянса информацию и переправлял ее в Лондон.
