Алексей Павлюков - Ежов. Биография
Это был если не провал, то что-то близкое к нему, и Сталину, докладывавшему вечером того же дня на пленуме о проведенной очной ставке, пришлось признать, что высказанные на ней обвинения нуждаются в дополнительной проверке и что ни в одном из заявлений подследственных не было указаний на связь Бухарина и Рыкова с какой-либо террористической группой. Чтобы как-то сгладить конфуз, Сталин заявил, что необходимо устроить очную ставку еще с пятью-шестью арестованными, также давшими показания на Бухарина. «Эти трое меньше оговаривали, с которыми мы сегодня разговаривали»{221}, — сказал он, оставив присутствующих в недоумении, зачем было устраивать очную ставку с теми, кто «меньше оговаривал», если есть более серьезные свидетели. В заключение Сталин сказал:
«У нас складывалось такое мнение, что, не доверяя Бухарину и Рыкову в связи с тем, что стряслось в последнее время, может быть, их следовало бы вывести из состава ЦК. Возможно, эта мера окажется недостаточной, возможно и то, что эта мера окажется слишком строгой. Поэтому мнение членов Политбюро сводится к следующему — считать вопрос о Рыкове и Бухарине незаконченным. Продолжить дальнейшую проверку и очную ставку, и отложить дело решением до следующего пленума ЦК»{222}.
Декабрьский пленум показал, что с ходу, наскоком, решить проблему Бухарина и Рыкова не удастся. И в этом не было вины Ежова, он делал что мог. Но нужна была более длительная и кропотливая работа с подследственными, которые пока еще не в полной мере осознали неизбежность своего участия в предложенной им процедуре и, кроме того, не очень еще хорошо освоили свои роли. На все это требовалось время, ну а пока нужно было продолжать заниматься подготовкой процесса запасного, или, как его еще называли, параллельного троцкистского центра.
Глава 19
Дело «параллельного антисоветского троцкистского центра»
Как уже говорилось ранее, в своем письме к Сталину от 6 сентября 1936 г. Ежов, рассуждая о судьбе К. Б. Радека и Ю. Л. Пятакова, высказал мнение о нецелесообразности проведения нового публичного процесса, предложив решить вопрос с ними в режиме упрощенного (закрытого) судопроизводства.
Однако у Сталина имелось другое мнение на этот счет. Необходимо было как-то исправить ошибку, допущенную в ходе суда над Каменевым и Зиновьевым. Слишком поздно Сталин осознал, что рассказанная публике история о попытках бывших оппозиционеров захватить власть, не брезгуя при этом даже политическими убийствами, может восприниматься значительной частью населения если и не сочувственно, то, по крайней мере, как нечто, не имеющее прямого отношения к их реальным жизненным проблемам, и, следовательно, внутри страны пропагандистский эффект от только что проведенного процесса мог быть гораздо меньше ожидаемого.
6 сентября 1936 г., то есть через две недели после завершения суда, отдыхающий в Сочи Сталин пишет в Москву Молотову и Кагановичу:
«Правда» в своих статьях о процессе зиновьевцев и троцкистов провалилась с треском. Ни одной статьи, марксистски объясняющей процесс падения этих мерзавцев, их социально-политическое лицо, их подлинную платформу — не дала «Правда». Она все свела к личному моменту, к тому, что есть люди злые, желающие захватить власть, и люди добрые, стоящие у власти, и этой мелкотравчатой мешаниной кормила публику.
Надо было сказать в статьях, что борьба против Сталина, Ворошилова, Молотова, Жданова, Косиора и других есть борьба против Советов, борьба против коллективизации, против индустриализации, борьба, стало быть, за восстановление капитализма в городах и деревнях СССР. Ибо Сталин и другие руководители не есть изолированные лица, — а олицетворение всех побед социализма в СССР, олицетворение коллективизации, индустриализации, подъема культуры в СССР, стало быть, олицетворение усилий рабочих, крестьян и трудовой интеллигенции за разгром капитализма и торжество социализма…»{223}
Новый процесс позволил бы исправить допущенную ошибку, тем более что его основной темой, учитывая работу Пятакова и Сокольникова в хозяйственных наркоматах, могло стать так называемое вредительство. Страна должна была понять, что противники Сталина, не ограничиваясь попытками убить его самого и его ближайших соратников, готовы, совершая акты вредительства на промышленных объектах, пожертвовать для достижения своих целей также и жизнями ни в чем не повинных простых людей.
Каждый советский человек должен был осознать, что враги режима — это и его враги, а заодно уяснить, что присущие форсированной индустриализации многочисленные аварии и катастрофы в действительности есть не что иное, как результат подрывной деятельности противников существующей власти.
Одна из таких аварий произошла 23 сентября 1936 г. в Кузбассе на шахте «Центральная», где в результате взрыва метана погибли десять рабочих и еще четырнадцать человек получили тяжелые ранения. Поскольку за состояние угледобывающей отрасли отвечал в качестве первого заместителя наркома тяжелой промышленности Ю. Л. Пятаков, решено было предать это событие огласке, представив его как пример подрывной работы троцкистов.
Решение начать подготовку к новому публичному процессу было принято Сталиным, по-видимому, в начале октября 1936 г., и свидетельством этого может служить появление в «Правде» 8 октября 1936 г. передовой статьи под заголовком «Докатились». В ней, в частности, говорилось:
«Раньше буржуазии нужно было создавать свои шайки для вредительства в нашей промышленности и в сельском хозяйстве для подрыва социалистического хозяйства и благосостояния трудящихся[52]. Можно ли было думать, что и для этого подлого дела найдутся выродки, вчера еще считавшие себя коммунистами?.. Если недавно, на процессе троцкистско-зиновьевской банды, Зиновьев и Каменев с наглым спокойствием подтверждали, что именно они организовали и торопили с осуществлением убийства Кирова, то теперь, припертые фактами, троцкисты сбрасывают с себя маски, под которыми они вели свою вредительскую работу в советской промышленности, на транспорте и в колхозном строительстве с целью подрыва доверия к нашей партии и к советской власти… Контрреволюционное вредительство троцкистов в нашей промышленности, на заводах и шахтах, на железных дорогах, на стройках и в сельском хозяйстве теперь доказано и уже признано целым рядом виднейших троцкистов».
Далее в статье, со ссылкой на этих неназванных «виднейших троцкистов», утверждалось также, что «эти мерзавцы не только за страх, но и за совесть выполняли службу шпионов и диверсантов в Советском Союзе во славу своих империалистических и фашистских хозяев. Став на позицию пораженцев в отношении Советского Союза, троцкистская агентура по шпионажу и диверсиям уже заранее рыла яму для трудящихся СССР, стремясь облегчить победу империалистических и фашистских войск в грядущей войне против нашей страны».
«Может ли ждать пощады от пролетарской диктатуры банда троцкистских мерзавцев, — спрашивал в заключение анонимный автор передовицы. И отвечал: «У трудящихся нашей страны и у друзей СССР во всем мире на это может быть только один ответ — революционная расправа».
Под «виднейшими троцкистами», на показания которых ссылалась «Правда», подразумевались, в первую очередь, бывшие участники троцкистской оппозиции — управляющий Салаирским цинковым рудником в Кемеровской области А. А. Шестов и заместитель начальника кемеровского «Химкомбинатстроя» Я. Н. Дробнис, арестованные Управлением НКВД по Западно-Сибирскому краю соответственно в конце июля и начале августа 1936 года. Полученные от них к концу сентября признательные показания давали прямой выход на уже арестованного к этому времени Ю. Л. Пятакова, и соединение этих показаний с реальным фактом — взрывом на шахте «Центральная», создавало необходимые предпосылки для проведения открытого суда над троцкистами-вредителями.
Как «выяснило» следствие, наряду с подготовкой террористических актов против вождей партии, другой, не менее важной своей задачей контрреволюционная организация троцкистов считала проведение вредительских акций на промышленных предприятиях страны с целью дискредитировать проводимую сталинским руководством политику социалистической индустриализации. В соответствии с указаниями, полученными от Пятакова и согласованными им с Троцким, были будто бы разработаны конкретные планы дезорганизации производства на предприятиях тяжелой промышленности Кузнецкого бассейна. Предусматривалось, в частности, осуществление диверсии на электростанции в г. Кемерово, что должно было привести к затоплению ряда угольных шахт; создание препятствий в работе кемеровского коксохимического завода с целью поставить под удар металлургическую промышленность Урала; затягивание вступления в строй новейших предприятий специальной химии и т. д. «Когда мы придем к власти, — якобы говорил Пятаков своим сообщникам, — мы дела в промышленности поправим, и поправим быстро, а сейчас, в борьбе, все средства хороши»{224}.
