История Финляндии. Время Петра Великого - Михаил Михайлович Бородкин
«Разорение и истощение края вызывалось у Карла не только необходимостью продовольствовать армию, но и желанием вселить в обывателях возможно более страха перед шведами. В Митаве шведы выбросили из гробов и ограбили тела Курляндских герцогов».
Это привело к необычайной черствости, жестокости и к ненужному пребыванию войска в известной местности. В Гельсберге шведы в 1704 г. занимали хорошие квартиры. Король остается в городе только по той причине, что желает «использовать их вволю». Реншельду предписывает он организовать запасы «какими бы средствами таковые ни добывались и сколько-бы край от того ни пострадал». Король посылает конницу для наказания непокорных обывателей и для взимания контрибуции огнем и мечем, причем высказывается, что «пусть лучше пострадает невиновный, нежели виновный уйдет от кары».
В августе 1703 г. Карл писал Реншельду: «Те обыватели края, которые попадут в ваши руки и в отношении коих существуют малейшие подозрения в неверности, должны, хотя бы уличены были лишь наполовину, быть немедленно вешаемы, дабы напал на них страх и знали бы, что если мы за них примемся, то не будут пощажены и младенцы в колыбели».
С годами Карл из веселого и добродушного юноши делался все более замкнутым, суровым, даже жестоким воином. Разбив русских под Нарвой, он с презрением говорит: «Если бы на реке был лед, не знаю, удалось ли бы нам убить хоть одного русского».
Кровавым пятном лежит на имени Карла также жестокая казнь Паткуля. Карл отправил к Петру Мейерфельта с просьбой отпустить Пипера. Петр отказал. «Хорошо, — сказал Карл, — что и Мейерфельта не задержали, как я часто делал с посланными ко мне». В выводе прав Кирхгоф, сказав, что злейшими врагами Карла были его упрямый и жестокосердный характер. Таков был шведский коронованный соперник Петра Великого.
О поведении Петра и его сподвижников на поле брани говорят следующие факты: «Если Бог Всемилостивый допустит в неприятельские жилища, людей брать ли и жилища разорять ли?» — спрашивал гр. Ф. М. Апраксин у Царя, готовясь к финляндскому походу. Резолюция Петра гласила: «Туда идучи не разорять, а назад и разорять, и брать». В другом указе Царя говорилось: «неприятеля сыскать и утеснить и перед неприятелем миль 10 и больше сколько можно к предбудущей компании пусто оставить, чтобы неприятель не мог иметь себе пространных квартир».
Таковы общие правила. Следуя им, русские разоряли территориальную полосу и истощали местные средства. В 1702 г. Шереметев ради стратегических целей сильно разорил Лифляндию. Особенно строго они исполняли указанные требования в первые годы войны после нарвского поражения. Но в то время, когда Петр направлял свои войска к Або, он руководился уже иными воззрениями. Он велел идти вперед «не для раз-зорения, а чтобы овладеть» краем. В августе 1712 г. гр. Ф. М. Апраксин получил от Царя письмо, в котором читаем: «Чаю, я говорил с вами, чтобы вам назад идучи разорять «Финляндию», но.... того ради извольте все меры приложить — дабы войску нашему зимовать в Финляндии и для того не разорять, но хорошо мужиков содержать». По отношению к жителям Курляндии, Петр I предписывает: «заказать под смертию всем, а паче начальным, чтоб отнюдь никакова разоренья и озлобленья курляндчикам не делали, и не озлобляли, и ничего б не брали, разве по нужде крайнему, провианту». По взятии Дерпта предписано было: «у чухон досматривать, чтобы кто из наших какие обиды им не чинил». Иначе говоря, тактика менялась в тех случаях, когда Петру нужна была покорность жителей, повиновение их русскому начальству. Для, достижения последней цели, разосланы были универсалы. Население предупреждалось, что только в случае сопротивления с его стороны, будут прибегать к строгим мерам, отбирать имущество и брать в плен. Разорять запрещалось, жечь строения нельзя было, разве только в случае отступления русских перед неприятелем. Вот чего требовал в это время «воинский резон». Это уже не бессмысленное варварство, а система действия. Гр. Ф. М. Апраксин, разрешая брать контрибуции прибавлял: «которые по универсалам заплатили, кроме обычной нужды, отнюдь не брать, чтобы показать тем другим образ». Еще несколько позднее (в 1719 г.) Царь издал следующий указ: «Когда будут пойманы из знатных, хотя из неслуживых, таковых приводить к господам командирам. А господам командирам принимать ласково и отдавать шведам манифесты и приказывать, чтоб объявляли народу, что Его Величество изволит воевать не для кровопролития крови, но для разорения земли, дабы тем склонить шведские чины к миру, которые не хотят миру для своих корыстей, а не для интересу короны шведской».
«Самое бедственное время, выстраданное Эстляндией, было в начале Великой Северной войны, ибо тогда Царь, не рассчитывая еще непременно удержать эти земли за собой, чтобы нагнать страх на шведов, выслал сюда калмыков и татар, которые страшно неистовствовали». Когда же край остался во владениях Царя, ему дарованы были разные льготы. Известен факт, — отмеченный в записках резидента Вебера, — что при взятии Нарвы Царь сам унимал грабителей и затем, бросив окровавленную шпагу на стол, сказал: «Это не шведская, а русская кровь, которую я пролил, чтобы спасти вашу жизнь и жизнь сограждан ваших!».
Следовательно, повторяем, разорение края являлось не прирожденной дикостью, а принятой в то время системой войны. Опустошали край только тогда, когда это было полезно для общего хода кампании. Поэтому, во время прибрежных действий русская армия щадила жителей и их имущество, несмотря на всю враждебность финнов. Наиболее пострадала от «системы войны» северная Финляндия. Там военные действия не были окончены и население не желало подчиниться русской власти. Самые мрачные картины этой войны относятся к истории эстерботнийцев. Под пером шведского историка они представляются в следующем виде: «Неприятель (русский) до основания уничтожает все: уносит, замучивает, умерщвляет и жжет, так что многие местности пустуют, а те крестьяне, которые успели скрыться, — питаются соломой и корой; говорят, что казаки некоторых отпустили, хотя имели приказание убивать всех, но по совести они этого не могли сделать».
Это относится к октябрю 1716 г. и заявлено Армфельтом.
В отчете о состоянии Финляндии после 1716 г. говорится: «Эстерботния совершенно разграблена, погублена и опустошена до основания, так что у большой дороги нельзя встретить ни единого человека».
На лошадях и пешком на
