Януш Майснер - Черные флаги
- Я возьму Сьюдад Руэда! И - Богом клянусь - этот город перестанет существовать, так как сгинул Нагуа.
- Помни, что в Сьюдад Руэда куда больше пушек, чем их было здесь, заметил Каротт. - Диего де Рамирес к тому же располагает ещё и сильным флотом, а его сын...
- Его сын ещё не имел со мной дела, - прервал Мартен. - Их каравеллы не испытали нашего огня в открытом бою. Я противопоставлю им равные силы, и тогда...
Понизив голос, он усмехнулся, едва не в первый раз с той минуты, как вернулся в Амаху.
- И тогда, - закончил он, - я заставлю Бласко Рамиреса биться со мной - один на один.
- Черт возьми, хотел бы я это видеть! - буркнул Каротт.
"Зефир" отчалил наутро, буксируемый вниз по реке четырьмя шлюпками. Мартен стоял на юте, опершись о релинг левого борта, и смотрел на стремительно удалявшийся берег. Минуя поворот реки, из-за которого Бласко де Рамирес бомбардировал столицу Амахи, Ян резко отвернулся и перешел на нос. Взгляд его, твердый и холодный, теперь был устремлен только вперед.
Река лежала перед ним, полная солнечных бликов посередине и затененная кронами больших деревьев ближе к берегам. Широкое её русло временами разделялось на несколько рукавов, омывая продолговатые острова или образуя обширные, уходящие в глубь леса заводи со стоячей темнозеленой водой, в которой плескались крупные серебристые рыбы. Главное течение выбивалось на поверхность, быстрое и нетерпеливое, и "Зефир" спокойно скользил по нему, легкий, нагруженный балластом лишь настолько, чтобы не терять остойчивость и слушаться руля.
Была весна. Джунгли кипели жизнью, птичьими трелями, квохтаньем, цокотом, хрипами и посвистом. Верещание попугаев и обезьян выдавало какие-то их домашние недоразумения, целые рои колибри порхали над цветущими заводями, словно горсти рассыпанных драгоценностей, из болотистых лиманов отзывались лягушки.
Только около полудня, когда солнечный жар раскалил небо и землю, все голоса начали стихать. Лишь мухи, жуки и цикады гудели, жужжали, стрекотали по - прежнему, а на отмели выползли кайманы, чтобы погреться на песке.
"Зефир" миновал большую илистую банку, нанесенную течением посреди реки перед последним поворотом. Здесь фарватер сужался и извивался, приближаясь то к левому, то снова к правому берегу. Нужно было удерживать корабль на глубине с помощью длинных шестов, которые матросы вонзали концами в топкое дно, чтобы оттолкнуть корму на средину узкого прохода. Вода стояла исключительно низко, несмотря на прилив, который как раз кончался. Ветер дул с суши и не нагонял волну, а наоборот - отбрасывал её назад. Нужно было спешить, ведь "Зефиру" предстояло миновать лагуну и выйти за рифы до очередного прилива.
Люди не щадили сил, экипажи шлюпок взялись за весла, чтобы помочь парусам.
Тут издалека со стороны морского побережья долетел знакомый прерывистый рокот барабанов. Он слагался в напряженный ритм, ускользал из него долгой паузой, то спешил, то затихал, вздымался и опадал. Смолкал, словно ожидая ответа, и снова разносился, повторяя нечто бывшее вызовом, предостережением, какой-то вестью, плохой или хорошей - кто мог это знать!
Гул опять умолк, но теперь ответ пришел немедленно. Ответ или просто верное как эхо повторение тех же ударов, пассажей и пауз? Тот другой барабан гремел дальше, выше по реке. И ещё не кончил, как отозвался третий...
Мартен слушал, наморщив брови.
- Прощаются с нами, - сказал Хагстоун.
Ян отрицательно покачал головой.
- Будь это так, сигнал бы шел не от моря в глубь суши, а наоборот. Там что-то случилось, - добавил он тихо, словно беспокоившая его мысль сама неосторожно превратилась в слова.
Окинув взором палубу, на которой молча застыла команда, он покосился на шлюпки. Гребцы застыли выпрямившись, суша весла. Все напряженно прислушивались, словно эти слова "-Там что-то случилось" - громом разнеслись над головами.
- Вперед! - скомандовал Мартен. - Весла на воду!
- Эгей! - закричали из первой шлюпки. - Эй, на "Зефире"!
- Что там? - закричал Хагстоун.
- Наша лодка! - долетел по воде голос. - Лодка с лагуны!
Теперь её заметил и Мартен. Лодка боролась с течением, подгоняемая торопливыми ударами индейских весел. Видна была коренастая, неуклюжая фигура Томаша Поцехи, который стоял на корме, широко расставив ноги, и отталкивался на перекатах длинным шестом.
Быстро приближаясь, он миновал шлюпки, не отвечая на распросы товарищей.
- Трап! - бросил Мартен. - С правого борта!
Опущен был штормтрап - веревочная лестница с металлическими перекладинами. Поцеха повис на нем, когда лодка притерлась к борту корабля, подтянулся на руках, нащупал ногой перекладину и взобрался на палубу.
- Говори! - бросил Мартен.
Главный боцман "Зефира" с сомнением огляделся. Он тяжело дышал, по багровому лицу, заросшему по самые глаза светлой, жесткой как ржаная солома щетиной, стекали капли пота.
- Говори, - повторил Мартен. - Не время что бы то ни было скрывать.
- Восемь кораблей приближаются к заливу, - доложил Поцеха. - Идут, словно знают дорогу, лавируют так, чтобы лечь в бейдевинд со стороны островов.
- Когда ты их заметил?
- Часа два назад. Разумеется, тогда они шли правым галсом, и не было уверенности, куда направляются. Но позже, примерно с час назад, все легли на противоположный курс. А сейчас...
- Никаких флагов? - перебил Мартен.
Поцеха покрутил головой.
- Я не смог толком рассмотреть даже их силуэты. Трудно сказать наверняка. Первый похож на небольшую каравеллу, тонн на четыреста. Высокие двухъярусные надстройки на носу и корме. Три мачты. Теперь все будет видно, как на ладони - добавил он. - Они уже должны быть совсем близко.
- Да, - протянул Мартен. - Отступать нам некуда, - заметил он скорее самому себе. - Чем скорей, тем лучше.
Ясно было одно - назад пути нет. "Зефир" невозможно было развернуть носом вверх по реке, а если даже и удалось бы в одном из узких протоков между мелями, то буксировка против течения во время отлива оказалась бы не под силу столь скудной команде. А якорная стоянка на этом месте не уберегла бы их перед обнаружением пришельцами, разве что в некоторой степени - от огня их орудий, поскольку до самой лагуны уже не оставалось поворотов, за исключением единственного перед самым устьем.
Положение было трудное, но - по мнению Мартена - не отчаянное. Он изложил это своей команде в нескольких словах, закончив с бесспорной убежденностью:
- У нас один лишь выход: мы должны пробиться в открытое море - и мы пробьемся! Я сам поведу корабль через лагуну. Ветер нам благоприятен, а "Зефир" быстр и маневренен, как птица. От вас зависит быстрота маневров и прицельность нашего огня. Покажите испанцам, на что вы способны, и через час мы их оставим далеко за кормой.
Его спокойствие и уверенность в себе произвели нужное впечатление. Люди воспрянули духом и поверили ему. Но ведь "Зефир" не раз был окружен и все равно уходил от противника, нанося ему тяжелые потери. Почему бы и сейчас не выйти из переделки с честью?
Мартен доверил Хагстоуну и Поцехе подготовку орудий, а когда они миновали последний поворот, приказал срочно поднять шлюпки на палубу и ставить все паруса.
Каротт и Ворст управились в неправдоподобно короткое время. Матросы взлетали вверх по вантам, разбегались по реям, распускали огромные полотнища парусов и сломя голову скатывались вниз, как дьяволы в человечьем облике. Реи уже были развернуты, шкоты натянуты и закреплены, "Зефир" немедленно подхватил ветер и начал набирать ход.
Прямо перед ним лежала широкая светлая лагуна, и только атолл, заметный под вспененным прибоем, отделял залив от открытого моря.
Но чтобы туда попасть, нужно было миновать все банки и мели по обе стороны ничем не обозначенного извилистого фарватера. Правда, Мартен знал его наизусть, но никогда ещё не проходил под всеми парусами и при таком сильном ветре.
Каротт, ловя каждый его жест, со скудной вахтой дежурил при фок-мачте, сам сомневаясь в удаче. Впрочем, он с самого начала сомневался в успехе грядущей битвы против восьми кораблей, запиравших выход из залива. Был убежден, что если даже "Зефир" не сядет на мели, если сумеет проскочить мимо них на таком ходу и не будет сразу после этого разнесен ядрами в клочья, то во всяком случае получит серьезные повреждения и не сможет оторваться от погони.
Француз не выдавал своих сомнений, но готовился к смерти. К смерти в бою, разумеется.
Тем временем последние деревья по обе стороны реки расступились в стороны, берега широко разошлись и "Зефир" вылетел в лагуну.
- Флаг на мачту! - крикнул Мартен.
Ворст сам поднял его. Черный флаг с золотой куницей громко захлопал, закрепленный у верхушки мачты, под лапами серебряного орла, который украшал её вершину.
Все взгляды поднялись к нему и вновь уставились в море.
По ту сторону атолла стояли пять кораблей, два под зарифленными парусами маневрировали у выхода из бухты, один, с оголенными реями, на буксире у шлюпок медленно входил в бухту, держась глубины.
