Клим Дегтярев - Штирлиц без грима. Семнадцать мгновений вранья

«Чем отчаяннее становилось наше положение, тем больше пил Кальтенбруннер. Иногда я встречал его уже утром, часов в одиннадцать, сидящим за своим письменным столом с мрачным и пустым взором. Потам он с пьяной веселостью запускал руку под стол и, достав оттуда бутылку шампанского или коньяка, наливал мне стакан. Обычно я отказывался, и лишь когда он протестовал слишком громко, я отхлебывал пару глотков».[239]

А если добавить к этому его низкий интеллектуальный уровень развития и слабую профессиональную подготовку, а также его невысокие качества как администратора, то все это позволяло Генриху Мюллеру (руководитель гестапо) и Артуру Небе (начальник криминальной полиции) вести самостоятельную политику руководимых ими управлений. В отличие от начальника, обоих сложно назвать фанатичными нацистами. Если о первом мы подробно рассказали выше, то о втором стоит лишь упомянуть, что он примкнул к оппозиции, готовящей покушение на фюрера.

Причины непоколебимой веры Эрнста Кальтенбруннера в такие принципы национал-социализма, как «расовое единство», завоевание «жизненного пространства» и «государство, руководимое фюрером», вероятно, явились следствием почти патологического страха, который испытывали многие представители среднего сословия «немецкой Австрии» в продолжение последних десятилетий существования монархии Габсбургов. Настойчивые требования других национальностей, входивших в Австро-Венгерскую империю, предоставить им равные права в управлении страной, получении должностей и образования, а также соперничество языков привели к тому, что немало австрийских немцев стремилось к присоединению к Германской империи, мечтая о «Великогерманском рейхе», который должен был объединить всех граждан «немецкой расы». Опираясь на социал-дарвинистские теории неравенства и, как результат, вечной битвы между «расами», уже тогда проникнутые чувством своей «немецкости» ультранационалисты монархии Габсбургов были готовы покончить с «коновцами» (включая в это понятие полностью ассимилировавшихся евреев) и другими ненемецкими национальностями, неполноценными как с биологической, так и с культурной точки зрения. Те, кто выступал против таких устремлений, причислялись к смертельным врагам. В их число входили как католические круги, так и чересчур терпимые либералы и ортодоксальные марксисты; как венгерские сепаратисты, славянофилы и панслависты, так и начавшие тут и там возникать сионисты.

До начала Первой мировой войны «великогерманский» шовинизм нигде не имел столько сторонников, как среди членов немецких студенческих корпораций в университетах. Всякое компромиссное решение считалось предательством «идеи». Жесткие нормы и установившиеся среди корпорантов обычаи (к примеру, дуэли и словесные перепалки) усиливали специфический духовный настрой членов корпораций: жесткие требования, предъявляемые к себе самим, и надменное, презрительное отношение к «неполноценным» людям считались добродетелями.

У юного Эрнста был прекрасный пример для подражания. С 1893 по 1898 год его отец был также активным членом немецкой шовинистической корпорации «Арминия» при университете Граца. Уже тогда это объединение не принимало в свои ряды евреев, принимало участие в антиславянских демонстрациях и поддерживало политику Георга фон Шенерера, предшественника Адольфа Гитлера.

Эрнст Кальтенбруннер родился 4 октября 1903 года в семье получившего ученую степень адвоката в Риде (округ Инна). Детство и юность он провел в Раабе (Верхняя Австрия) и Линце, который в его семье называли «немецким городом». Примечательно, что в этом городе прошло детство Адольфа Гитлера. Отец Эрнста Кальтенбруннера, полностью вписавшийся в местное общество и по тогдашним меркам вполне состоятельный господин, был в то же время ярым поборником «аншлюса». Как в Раабе, так и в Линце он ограничивал свои контакты с местными евреями рамками профессиональной необходимости. Будучи убежденным антиклерикалом, он был взбешен, когда сын стал прислуживать на литургиях в школе. Однако тревога отца за сына, которого он считал подпавшим под сильное влияние церковников, оказалась беспочвенной. Уже учась с 1913 по 1921 год в реальной гимназии Линца, Эрнст стал активным членом ярко выраженной антиклерикальной организации учащихся «Гогенштауфен».

С 1921 по 1926 год Эрнст Кальтенбруннер учился на юридическом факультете университета Граца. В качестве активного члена студенческой корпорации вместе с другими студентами он организовал демонстрации и бойкот, направленный не только против студентов и профессоров-евреев, но и против католической легитимистской корпорации «Каролина», а также различных иностранных студенческих групп.

Шовинистическое наследие предвоенного времени и связанные с ним «образы врагов» впоследствии почти не изменились, хотя обстоятельства, в которых приходилось действовать «Арминии» после 1918 года, стали иными. Проигранная война и революция в глазах многих из членов корпорации казались осуществлением мечты, к воплощению которой они стремились в течение полувека: коалиция клерикалов и марксистов, которая, казалось, господствовала в изувеченной стране, от которой осталась одна Австрия, делала неизбежной присоединение к Германии, которому препятствовали державы-победительницы.

Эрнст Кальтенбруннер и его друзья полагали, что кукловодами появившихся после развала Австро-Венгерской империи стран, а также правительств в Риме, Париже, Лондоне, Москве и Вашингтоне, являются евреи, а не только западные державы, которые препятствуют объединению немцев с помощью мирных договоров, а также немыслимых репараций, тем самым подрывая национальную экономику и способствуя центробежным силам и «социальной напряженности» для того, чтобы еще больше ослабить Австрию и сделать совершенно невозможным укрепление немецкой Австрии.

Многие десятилетия спустя Эрнст Кальтербруннер весьма гордился тем, что, будучи юным студентом, боролся с «чуждыми немецкой нации нравами и культурой» и «теми, кто их пропагандировал», и несмотря на то что был заклеймен как антисемит, продолжал настойчиво бороться с ними.

В 1930 году он вступил в НСДАП, а в 1931 году — в СС. Ни зигзагообразный курс партии, ни его отставка с должности статс-секретаря по вопросам безопасности не заставили изменить политические взгляды Эрнста Кальтенбруннера, высшего руководителя СС и полиции Вены. Этот пост он занимал с 1938 по 1943 год.

В январе 1943 года Эрнста Кальтенбруннера неожиданно для всех назначили шефом полиции безопасности и службы безопасности. Как и прежде, его высшей целью был объединенный, однородный в расовом отношении Третий рейх. При нем в качестве «врагов рейха» все также преследовались евреи, славяне, коммунисты, социал-демократы, католические священники, центристы, масоны, профсоюзные деятели, «исследователи Библии» и другие лица, которые отвергали национал-социалистическую идеологию.

В качестве юриста Эрнст Кальтенбруннер всегда старался соблюдать формальные правовые нормы, даже когда речь шла о депортируемых или уже депортированных евреях. К примеру, хотя в 1943 году Министерство юстиции и МВД часть таких постановлений считали устаревшими, он настаивал на выполнении распоряжения, согласно которому имущество депортированных евреев после их смерти становилось достоянием государства. Иностранные евреи, оказавшиеся на немецкой территории, в правовом отношении были приравнены к местным, в результате чего обладателей иностранных паспортов можно было включить в программу уничтожения и т. д.

После оккупации Венгрии в марте 1943 года, когда появилась возможность депортации венгерских евреев в Освенцим, Эрнст Кальтенбруннер лично отправился в Будапешт, чтобы обсудить с экспертами «по еврейским делам» нового правительства принципы их ареста и депортации. Он действовал не только благодаря появившейся возможности, но и на основании убеждения, что евреи являются самыми опасными врагами Германии, в чем он признался после войны, отвечая на вопросы Нюрнбергского трибунала, что евреи не только являлись главными выразителями большевистского мышления, но и движущей силой всякого враждебного действия. Поскольку, по утверждению Эрнста Кальтенбруннера, на Востоке евреи остались, по существу, единственными уцелевшими интеллектуалами, исключительными владельцами ремесленных предприятий, «и вообще той прослойкой, которая располагала достаточным умом для того, чтобы обеспечить идеями соответствующего актера для воплощения их в жизнь».

С такой же жесткостью и беспощадностью Эрнст Кальтенбруннер разбирался с другими противниками национал-социализма. Так, в своем распоряжении от 30 июня 1943 года Эрнст Кальтенбруннер разъяснил, что при рассмотрении органам государственной полиции такого рода преступлений следует иметь в виду, что поляки и советские русские в силу одного лишь своего присутствия на территории, принадлежащей немцам, представляют опасность для «немецкого порядка», поэтому речь идет «не столько о том», чтобы определить кару за совершенные ими преступления, сколько о том, чтобы предотвратить «дальнейшую угрозу» «немецкому порядку».