Николо Макиавелли - История Флоренции (Книги 1-4)
На эту речь Марьотто Бандовинетти, один из присутствующих, решительно возразил, указав на высокомерие грандов и вообще невыносимый их характер и добавив, что нет нужды наверняка идти к ним в рабство, чтобы избежать сомнительной опасности со стороны народных низов. Тогда мессер Ринальдо, видя, что советы его отвергнуты, принялся горько жаловаться на судьбу свою и своей партии, но при том все происходящее приписывал скорее воле божьей, чем невежеству и слепоте человеческой. Между тем, пока длилось это состояние нерешительности и бездействия, перехвачено было письмо мессера Аньоло Аччаюоли к Козимо, в котором Аньоло сообщал Козимо о том, как к нему относятся в городе, и побуждал его вызвать интригами какую-нибудь войну против Флоренции и вступить в дружеские отношения с Нери ди Джино, уверяя, что город, нуждаясь в средствах, не найдет никого, кто бы мог снабдить его деньгами, и сограждане неминуемо вспомнят о щедрости Козимо и пожелают вернуть его из изгнания. Если же Нери отойдет от мессера Ринальдо, его партия настолько ослабеет, что не в состоянии будет защищаться. Перехват этого письма должностными лицами привел к тому, что мессера Аньоло задержали, допросили под пыткой и отправили в изгнание.[474] Однако пример этот не поколебал всеобщего умонастроения в пользу Козимо.
Изгнание Козимо продолжалось уже почти целый год, и вот в конце августа 1434 года избран был гонфалоньером на ближайшие два месяца и вступил в должность Никколо ди Кокко, и вместе с ним в Синьорию попали еще восемь членов - все это были сторонники Козимо, что весьма напугало мессера Ринальдо и всю его партию. Поскольку до вступления в должность члены новой Синьории еще в течение трех дней остаются на положении простых граждан, мессер Ринальдо снова собрал главарей своей партии, указал им на весьма близкую и неминуемую гибель и на единственное средство спасения - взяться за оружие и добиться, чтобы тогдашний гонфалоньер Донато Веллути созвал народное собрание, образовал балию, отстранил избранную только что Синьорию и назначил новую, подходящую для государства, чтобы прежние списки кандидатов были изъяты из сумки и сожжены и составлены новые, на людей верных. Одни из собравшихся нашли это предложение правильным и единственно возможным, другие считали выход, предложенный мессером Ринальдо, слишком насильственным и могущим навлечь на них всеобщее осуждение. Особенно возражал против него мессер Палла Строцци, человек мирный, полный кротости и доброжелательства, более способный к занятиям словесностью, чем к руководству партией или сопротивлению в общественных распрях. Он сказал, что хотя меры дерзновенные и хитро задуманные поначалу представляются весьма действенными, осуществление их оказывается не столь легким, а исход зачастую пагубным, что, по его мнению, опасность новых внешних столкновений, связанная с наличием на наших границах с Романьей вооруженных сил герцога, заставит Синьорию уделять ей больше внимания, чем внутренним раздорам, что если заметно будет намерение изменить политику, а это всегда видно заранее, то еще хватит времени взяться за оружие и осуществить все необходимое для общественного спасения. Кроме того, тогда это будет сделано по острой необходимости и потому вызовет меньше потрясения в народе и навлечет на них не столь сильные упреки. Под конец решено было допустить новых членов Синьории вступить в должность, но бдительно следить за ними, и если обнаружатся попытки содеять что-либо направленное против их партии, все тотчас же соберутся с оружием в руках на площади Сант-Апполинаре, недалеко от Дворца синьории, откуда уже легко будет двинуться туда, куда потребуется.
XXXIПриняв это решение, они разошлись, и новая Синьория мирно пришла к власти. Новый гонфалоньер то ли для того, чтобы заставить себя уважать, то ли чтобы нагнать страху на тех, кто попытался бы оказать ему сопротивление, приговорил к тюремному заключению своего предшественника Донато Веллути, обвинив его в растрате общественных средств. Затем он осторожно затронул со своими коллегами вопрос о возвращении Козимо и, найдя их вполне к этому склонными, заговорил и с теми, кого считал главарями партии Медичи. Ободренный их советами, он вызвал для допроса, как подозрительных, вождей противной партии - мессера Ринальдо, Ридольфо Перуцци и Никколо Барбадоро. Получив вызов в суд, мессер Ринальдо рассудил, что медлить больше нельзя: он вышел из своего дома с целой толпой вооруженных сторонников и вскоре к нему присоединились Ридольфо Перуцци и Никколо Барбадоро. В этой вооруженной толпе было немало других граждан, а также множество наемных солдат, которые находились во Флоренции, но уже не получали жалованья, и все они, как было условлено, собрались на площади Сант-Апполинаре. Мессер Палла Строцци не вышел из своего дома, хотя и собрал у себя тоже немало людей, так же поступил и мессер Джованни Гвиччардини. Мессер Ринальдо послал тогда поторопить их с упреками по поводу их медлительности. Мессер Джованни ответил, что он и без того достаточно решительно действует против враждебной партии, оставаясь дома и препятствуя своему брату Пьеро выступить на помощь правительству. К мессеру Палла посылали столько раз, что он явился на площадь Сант Апполинаре верхом, но в сопровождении всего двух пеших и невооруженных спутников. Мессер Ринальдо поспешил ему навстречу и принялся резко укорять его за отсутствие рвения, заявляя, что такое нежелание присоединиться к сотоварищам происходит либо от отсутствия доверия к ним, либо от недостатка мужества. Он сказал также, что заслужить упрек в том или в другом равно не подобает человеку, желающему сохранить ту добрую славу, которой вообще пользовался мессер Палла, и что он напрасно воображает, будто враги, одержав победу, пощадят его жизнь или не отправят в изгнание за то, что он не помог своей партии. Что же касается лично его, Ринальдо, то в случае даже рокового исхода он будет счастлив, что в предвидении опасности давал правильный совет, а когда она пришла, решился прибегнуть к силе. Он же, Строцци, и все, последовавшие его примеру, вдвойне раскаются при мысли о том, что они трижды предали отечество: первый раз, когда спасли жизнь Козимо, второй, когда отвергли советы его, Ринальдо, и в третий, когда не выступили с оружием. На слова эти мессер Палла не ответил ничего, что было бы расслышано присутствующими: он только пробормотал что-то, повернул коня и возвратился домой.
Узнав, что мессер Ринальдо и его партия взялись за оружие, Синьория увидела, что на защиту ее никто не выступает, и велела запереть дворец, где, не слыша ни от кого доброго совета, пребывала в полной нерешительности.
Однако то обстоятельство, что мессер Ринальдо задержался на площади, ожидая подмоги, которая так и не подошла, отняло у него победу и дало Синьории возможность укрепиться, а множеству граждан прийти ей на помощь, и, кроме того, члены Синьории имели теперь время подумать о мерах, которые заставили бы выступивших сложить оружие. И вот кое-кто из них, наименее подозрительные для мессера Ринальдо,[475] отправились к нему и заявили, что Синьория понятия не имела о причинах этого выступления, что у нее и в мыслях не было покуситься на него лично и что если речь о Козимо вообще заходила, то вопрос о его возвращении даже не поднимался. Если же их опасения связаны с этим, то пусть они явятся во дворец - их хорошо примут, и все их пожелания будут благожелательно рассмотрены. Речи эти не поколебали мессера Ринальдо, он ответил, что безопасность его и других будет обеспечена лишь в том случае, если члены данной Синьории вернутся к частной жизни, а в управлении государством произойдет переустройство для общего блага.
Однако, когда нет единого руководства, а мнения руководящих расходятся, редко бывает возможным полезное решение. Ридольфо Перуцци поколебали речи посланцев Синьории, и он ответил, что добивался лишь одного - чтобы не возвращали Козимо - и если Синьория с этим согласна, ему такой победы достаточно и он не желает кровопролития ради победы более полной, а потому готов повиноваться Синьории. Вместе со своими людьми он вошел во дворец, где их встретили с большой радостью. Проволочка мессера Ринальдо на Сант Апполинаре, недостаток мужества у мессера Паллы и уход Ридольфо вырвали из рук мессера Ринальдо успех, граждане, следовавшие за ним, утрачивали пыл, и к этому добавилось еще вмешательство папы.
XXXIIПапа Евгений,[476] изгнанный из Рима народом, находился тогда во Флоренции. Услышав о возникших беспорядках и считая своим долгом содействовать умиротворению, он поручил патриарху, мессеру Джованни Вителлески,[477] закадычному другу мессера Ринальдо, отправиться к нему и пригласить его к папе, ибо папа уверен, что Синьория к нему прислушается и он сможет силой своей власти и доверия, которым он пользуется, добиться для мессера Ринальдо и его партии полной безопасности и удовлетворения без кровопролития и ущерба для граждан. Уступив настояниям друга, Ринальдо со всеми своими вооруженными сторонниками отправился в Санта Мария Новелла, где проживал папа. Евгений заявил ему, что Синьория в знак полного своего доверия к папе поручила ему уладить все это дело, каковое и решится к полному удовлетворению мессера Ринальдо, как только он сложит оружие. Мессер Ринальдо, видя холодность мессера Палла, легкомыслие Ридольфо Перуцци, подумал, что иного выхода нет, и бросился в объятия папы, надеясь все же, что уважение к главе церкви избавит его от всякой опасности. Тогда папа велел объявить Никколо Барбадоро и другим, ожидавшим во дворе, чтобы они возвратились по домам и разоружились, а мессер Ринальдо останется у него для ведения переговоров с Синьорией.