Нина Берберова - Люди и ложи. Русские масоны XX столетия

Локкарт возражал ему:

«В 1917 г., когда лейбористы приезжали в Россию, Керенский говорил О’Грэди, что у него, Керенского, есть документ, из которого ясно видно, что царь хотел заключить сепаратный мир 2/15 марта 1917 г. Керенский бережет этот документ, чтобы судить царя и реакционеров»

Но Набоков настаивает на своем:

«Керенский и Терещенко продолжали до конца лгать англичанам и французам»

Любопытно сопоставить с этими двумя мнениями – третье: в первом «Письме из далека» Ленин из Швейцарии писал в марте 1917 года:

«…Войну ведет и германская и англо-французская буржуазия из-за грабежа чужих стран, из-за удушения малых народов, из-за финансового господства над миром, из-за раздела и передела колоний, из-за спасения гибнущего капиталистического строя путем одурачения и разъединения рабочих разных стран.

Весь ход событий февральско-мартовской революции показывает ясно, что английское и французское посольства с их агентами и «связями», давно делавшие самые отчаянные усилия, чтобы помешать «сепаратным» соглашениям и сепаратному миру Николая Второго (и будем надеяться и добиваться этого – последнего) с Вильгельмом II, непосредственно организовывали заговор вместе с октябристами и кадетами, вместе с частью генералитета и офицерского состава армии и петербургского гарнизона особенно для смещения Николая Романова[109].

Однако не все министры ни в первой, ни во второй, ни, тем более, в третьей коалиции, были в полном согласии с председателем Совета министров (и Верховным Главнокомандующим). Были случаи протеста. В № 4 «Архива русской революции» находим такой рассказ А. Демьянова о сцене между Керенским и Терещенко:

«Когда Терещенко захотел уйти из министров в отставку (после второго коалиционного правительства), то Керенский прерывающимся от волнения голосом, в котором слышались ноты рыданий, упрекнул Терещенко в том, что тот его покидает, тогда как обещал не расставаться с ним до последнего момента».

Такие сцены, возможно, повторялись несколько раз, т. к. при каждой смене министров для Керенского было очень важно, кто масон и кто не масон: не-масонов он удержать не мог, масонам он напоминал о клятве.

Но не-масонов было немного: в первом составе Временного правительства не-масоном был один Милюков, во втором (первая коалиция) их было не более двух, в третьем – столько же, и в последнем – Верховский, который скоро «бежал». Так обстоит дело по архивным документам на сегодняшний день. К этому надо прибавить, что когда в первом составе (март – апрель) Керенский возглавлял министерство юстиции, он назначил себе следующих помощников: Сомов, Скарятин, Исаев, Муравьев, Демьянов, Тесленко, Зарудный, Переверзев, Чубинский.

Кроме первых трех, все остальные поименованы в Биографическом словаре.

Четыре статьи Аронсона в газете «Новое русское слово» о масонах в русской политике серьезно взволновали Керенского. Кускова умерла в 1958 г., но у Керенского появились другие корреспонденты и советники. Он опять стал задавать все тот же вопрос: что делать? Написать все, как было, или ничего не писать, или написать и напечатать, или написать и зарыть? К этому времени оставалось все меньше и меньше людей его поколения, и даже те, которые были живы, теряли память, а то и всякое соображение о том, о чем их спрашивают. Четыре человека отозвались на его письма. Это были Я.Л. Рубинштейн[110], юрист, который работал в Лиге Наций до войны и теперь начал серьезно болеть; старый масон, член Исполкома Петроградского Совета В. Станкевич; старый петербургский друг Керенского Я.Г. Фрумкин, человек мудрый и спокойный, народный социалист, друг и Станкевича, и Рубинштейна по Берлину еще с 1920-х гг.; и, наконец, — самый младший из них, М.М. Тер-Погосян, бывший эсер, служивший управляющим в одном из парижских кинотеатров, которого друзья звали Тером, и который, как будет видно из его писем к Керенскому, никак не мог перейти с ним на «ты».

Письма Керенского к названным лицам, вероятно, сохранились в их архивах, но я решила обойтись без них. Их письма к нему достаточно красноречиво говорят о тех сомнениях, которые, видимо, мучили их корреспондента.

Одиннадцать писем четырех лиц печатаются хронологически, старое правописание переведено на новое. Они все слегка сокращены, пунктуация их исправлена.

Фрумкин – Керенскому. Нью-Йорк, 20 октября 1959.

…Статей Аронсона я не имел никакого намерения Вам послать – я не сомневался в том, что Вам факт их появления будет неприятен, и решительно не видел для себя причины причинять Вам неприятности… Но раз Вы не только о них узнали, а большую часть их прочли, посылаю Вам при сем все четыре (их было только 4, а не 5). Удивляет меня Ваш вопрос: откуда он все это взял? Ведь он сообщает о всех источниках, на которых базируется. В этом отношении он, может быть, даже пошел дальше, чем надо. Он не назвал ни одного человека масоном, кто раньше не был в печати таковым назван, хотя он знал ряд лиц, в принадлежности которых к масонству он, да и никто, не сомневался[111]. Этот метод он применил и к тому списку «не масонов», которых он распределил по разным партиям. Это все лица, о непринадлежности которых к масонству появилось утверждение в печати, притом этого не сказав, и не упомянув и о том, что он решил в этом контексте назвать только покойников. В результате этого, огромное количество лиц оказалось подозрительным по масонству, и притом – без всяких оснований. Вообще говоря, считаю эти статьи мало удачными, т. к. более или менее осведомленным – со мною в том числе – они ничего нового не дали, а лица неосведомленные по его статьям не поймут, в чем дело. Итак, не принимайте этого слишком близко к сердцу.

Тер-Погосян – Керенскому. Конец октября 1959.

Конечно, кн. Львов не принадлежал к ф(ранк)-м(асонст)-ву[112], и вообще все это было бы ему абсолютно чуждо. В.В. (Вырубов)[113] на мой вопрос о его личной принадлежности, сказал, что «был лишь принят, но участия в работах не принимал», и это было будто бы в самом конце. Мне кажется, что он вообще не принадлежал… Здесь мои статьи, не перепечатанные – жалею очень, что ты не прислал мне статей. Я.Л. (Рубинштейн) думает, что, конечно отвечать «им» ни в коем случае не следует, но для будущего материал нужно собрать.

Станкевич –Керенскому. Вашингтон, 6 ноября 1959.

…Книга не упоминается у Аронсона[114]. Кто автор книги? Мне кажется, что удалось найти то, что Вы ищете, а именно: Евграф Сидоренко. «Итальянские угольщики XIX в.» СПБ, 1913. Вы ее можете выписать через библиотеку, или я закажу микрофильм….

Тер-Погосян – Керенскому. 1 ноября 1959.

…Имел продолжительную беседу с Як. Л. (Рубинштейном) – он тебе подробно написал. По поводу моральной и формальной невозможности ответить А(ронсону)[115] сейчас – я согласен с Я(ковом) Л(ьвовичем), но вместе с тем я полагаю, что эта «страница истории» революции не должна ни в коем случае оставаться «закрытой». Посему ты должен (единственное лицо) подробно изложить и в закрытом конверте оставить в Hoover Library, для опубликования, скажем, через 20-25 лет. Я пришел к этому заключению после очень скрупулезного рассуждения. Возможный ответ сейчас А(ронсону) или Н(иколаевскому)[116] поневоле пошел бы по линии фельетонной сенсации, данной А-ом. Между тем эта страница общественного движения может принять свои подлинные размеры лишь в климате исторической объективности, лишенной полемической или личной страстности. В особенности имея в виду такие страницы (неразборч.) как с К(усковой…)… и др.

Рубинштейн – Керенскому. Париж, 15 ноября 1959.

Дорогой Александр Федорович,

Спасибо за письмо от 26 октября и за фельетоны. Я ждал их с интересом, но они оказались совершенно низкой пробы. Газетное вранье. Потуги состряпать сенсационное блюдо из потерявших вкус объедков.

Сейчас интерес к мистерии не так уж велик. Его можно разбудить и раздуть. В некоторой мере это сделано, вероятно, фельетонами, которые Вы прислали. Надо думать, что с несколько большим успехом это сделал бы инспиратор фельетонов, если бы он опубликовал собранный им материал. Но в этом случае интерес быстро рассеется. Тому три причины: дальность времени, несоответствие возможной роли мистерии с действительным размером событий и недостоверность материалов разоблачителей.