Андрей Буровский - Расправа над СССР – предумышленное убийство
При нем книга И. Дзюбы «Интернационализм или русификация?» была размножена небольшим тиражом и роздана крупным партийным функционерам, типа секретарей обкомов. Тогда же вышли в официальной печати рассказы, позже признанные «вредными» и «националистическими»: «Тени забытых предков» Сергея Параджанова, «Ночь накануне Ивана Купалы» Ильенко. Все это, конечно, только интеллигентская болтовня на границе разрешенного и запрещенного, но важно – Шелест это поддерживал.
И пострадал: 19 мая 1972 года Шелест был снят с должности, переведен в Москву, председателем Совмина СССР. Вроде бы чуть не повышение? Но в апреле 1973-го он написал заявление об освобождении от работы в связи с уходом на пенсию.
Несменяемость кадров не коснулась Шелеста: он был выведен из Политбюро ЦК КПСС и ЦК КПСС, и доживал как персональный пенсионер союзного значения. При том, что оставался вполне работоспособен.
Кстати, на Украину ему ездить запрещалось! П.Е. Шелест приветствовал провозглашение независимости Украины в 1991-м, но приехать не мог. Впервые смог приехать в Киев в 1993 году, много выступал, его приветствовали овациями…
Националистические идеи становились все более популярны, и не только в кругах номенклатуры. Не случайно многие члены ЦК прикармливали писателей-«деревенщиков», а во многих республиках при крушении СССР пришли к власти именно местные националисты. В Грузии – писатель-«деревенщик» Гамсахурдиа, в Эстонии – тоже свой писатель-«деревенщик» – Лутс. Это примерно то же самое, как если бы в России президентом в 1991 году стал Астафьев, а премьер-министром – Распутин.
Либералы хотели сломать административно-хозяйственную систему… Хотя чем ее заменить, представляли себе очень слабо. Непоследовательные они были необычайно. Многие были фактически никакими не либералами, а троцкистами, бухаринцами или социал-демократами и хотели не создания либеральной системы, «как на Западе», а некоторой либерализации уже существующей системы… Причем мнения о том, как именно и в какой степени ее надо либерализовать, у них тоже были очень разные.
Эти «партии в партии» долгое время, все годы «застоя», существовали разве что в кружках, на сборищах лично знакомых людей, единомышленников.
У меня очень мало веры в современные разговоры о том, что такой-то с самого начала ненавидел советскую власть и только мечтал изменить советский политический строй. Такие истории рассказывал о самом себе член ЦК Александр Николаевич Яковлев: «Давным-давно, более 40 лет назад, я понял, что марксизм-ленинизм – это не наука, а публицистика – людоедская и самоедская. Поскольку я жил и работал в высших «орбитах» режима, в том числе и на самой высшей – в Политбюро ЦК КПСС при Горбачеве, – я хорошо представлял, что все эти теории и планы – бред, а главное, на чем держался режим, – это номенклатурный аппарат, кадры, люди, деятели. Деятели были разные: толковые, глупые, просто дураки. Но все были циники. Все до одного, и я – в том числе. Прилюдно молились лжекумирам, ритуал был святостью, истинные убеждения держали при себе.
После XX съезда в сверхузком кругу своих ближайших друзей и единомышленников мы часто обсуждали проблемы демократизации страны и общества. Избрали простой, как кувалда, метод пропаганды «идей» позднего Ленина. <…> Группа истинных, а не мнимых реформаторов разработала (разумеется, устно) следующий план: авторитетом Ленина ударить по Сталину, по сталинизму. А затем, в случае успеха, Плехановым и социал-демократией бить по Ленину, либерализмом и «нравственным социализмом» – по революционаризму вообще. <…>
……..
Советский тоталитарный режим можно было разрушить только через гласность и тоталитарную дисциплину партии, прикрываясь при этом интересами совершенствования социализма. <…> Оглядываясь назад, могу с гордостью сказать, что хитроумная, но весьма простая тактика – механизмы тоталитаризма против системы тоталитаризма – сработала»[114].
Если честно, я в эти откровения не верю. Думаю, что Яковлев задним числом приписал себе и своим единомышленникам невероятную хитрость и предусмотрительность, прозорливость и подлость. Скорее всего, он хотел бы обладать этими качествами и быть одним из погубителей СССР. Но был ли? Очень сомнительно.
Но даже если в этих откровениях правды больше, чем 30%, то получается – прозрел Яковлев уже после ХХ съезда. А входил в номенклатуру он активным советским человеком.
Как «деревенщики» пришли к власти в некоторых республиках, так некоторые московские либералы стали «при власти» после переворота 1991 года.
В конце 1980-х принято было смеяться над колоссальным аппаратом управления. Считалось, что в нем занято 18 млн человек (откуда цифра – уму непостижимо). Сергей и Татьяна Никитины пели на слова Эльдара Рязанова:
Мы не пашем, не сеем, не строим,Мы гордимся общественным строем.Мы бумажные важные люди,Мы и были, и есть, мы и будем.
Наша служба трудна изначально,Надо знать, что желает начальник.Угадать, согласиться, не споритьИ карьеры своей не испортить.
Чтобы сдвинулась с места бумага,Тут и гибкость нужна, и отвага,Свою подпись поставить иль визуВсе равно что пройти по карнизу.
Нас не бьют за отказы, запреты,Мы, как в танках, в своих кабинетах,И сгораем, когда разрешаем,И поэтому все запрещаем.
Нет прочнее бумажной постройки,Не страшны нам ветра ускоренья.Мы бойцы, мы службисты, солдатыКолоссальнейшего аппарата.
Мы бумажные важные люди,Мы и были, и есть, мы и будем.Мы не пашем, не сеем, не строим,Мы гордимся общественным строем.
Представляете себе?! К концу «застоя» бюрократический аппарат вырос до 18 млн человек! Он стал одним из самых больших в мире!
…Правда, в США и в странах Европы аппарат управления был ничуть не меньше… Ну и что?!
…Правда, при героических «демократах» аппарат не уменьшился, а вырос. И отважная певица, непримиримый борец с аппаратом, сама стала чиновницей… Ну и что?! Главное – бороться… Бороться за то, чтобы борьба стала главным содержанием нашей борьбы.
Что же до номенклатуры, то она была даже более «убежденной» и «идейной», чем большинство советских людей. И поэтому номенклатура была честнее большинства жителей СССР: она больше верила в то, что говорила и делала.
Эта номенклатура истово верила в прогресс. Даже страшненькие слова Яковлева отражают эту веру. Ну, уклонился СССР куда-то не туда, надо его вернуть на светлый торный путь с боковых тропинок, на главную дорогу (как сейчас говорят, «мейстрим») человечества. На самом деле они очень по-разному понимали коммунистическую идею, но с самой идеей не спорили.
И тем более они совершенно не собирались разрушать Советский Союз.
…Но у каждой «партии в партии» было свое мнение, как избавляться от ужасного «аппарата», что с ним делать и куда вообще двигаться.
Идеологические метания красных коммунистов
Либералы – певцы или писатели-почвенники, которые группируются вокруг того или иного члена ЦК, – прекрасный показатель того, что номенклатура и интеллигенция далеко не во всем противостояли друг другу.
В годы правления Брежнева важнейшей цементирующей идеей стали споры вокруг личности Сталина и оценки всего его правления.
Для либералов и всех «передовых» людей Сталин был мерзким чудовищем. Для очень многих других – великим человеком, чьи замечательные дела оболганы политическими пигмеями. Отношение к Сталину во многих кругах становилось лакмусовой бумажкой: «свой» или «не свой».
Что думал о Сталине Брежнев, мы можем только догадываться: человек осторожный, он ничего про это не сказал. Может, и говорил детям-внукам, но мне об этом ничего не известно. Известно, что в годы его правления он совершил по крайней мере три поступка, направленных на воспоминание о Сталине.
На торжественном заседании в Кремле накануне Дня Победы 8 мая 1965 года Брежнев впервые после многолетних умолчаний упомянул имя Сталина: как организатора победы СССР во Второй мировой войне. Зал бешено зааплодировал.
В конце 1969 года к 90-летнему юбилею со дня рождения Сталина, главный идеолог ЦК Суслов организовал ряд мероприятий по его реабилитации. Брежнев, по крайней мере, не возражал. «Ресталинизация» не удалась – помешали протесты антисталинистов, в том числе из членов ЦК, научной и культурной элиты.
В 1970-е в учебниках (в том числе в школьных) начали писать о Сталине и сталинском периоде без ритуального упоминания о «репрессиях». Люди «демократических» убеждений подняли вой. До поры до времени – на кухнях… Интеллигентский обер-зубоскал, певец и бард Юлий Ким пел забавные такие песенки про смешного и глупого Брежнева, который хочет подражать отвратительному кровавому Сталину. Песенки пелись тоже для кухонного употребления, стать открытым «диссидентом» Ким боялся. Потом, в «перестройку», «протесты интеллигенции» выплеснулись на страницы прессы, на радио и телевидение, но песенки Кима уже никому не были интересны.
