Филипп Дженкинс - Войны за Иисуса: Как церковь решала, во что верить
Папа Лев был недоволен этим решением и безуспешно пытался добиться отмены нового канона о статусе Константинополя. Рим всегда беспокоили любые попытки возвысить другой престол до такой степени, что он по статусу приблизился бы к уровню престола святого Петра. Кто знает, не решит ли очередной собор через несколько десятилетий, что имперская столица стоит не ниже Рима или даже выше его? Кроме того, возвышение Константинополя означало снижение статуса других древних престолов, таких, как Антиохия и Александрия. Папа Лев подтвердил справедливость претензий каждого престола, независимо от проступков отдельных епископов. Да, Диоскор делал отвратительные вещи, но, несмотря на это, «престол Александрии не должен терять своего достоинства, основанного на добродетели святого Марка, евангелиста и ученика Блаженного Петра, и славу столь великой церкви не должны затмевать никакие тучи… потому что престол не зависит от того, кто его занимает». В равной мере не следует умалять честь Антиохии. Именно здесь «после проповеди блаженного апостола Петра христиане получили свое имя», а папа Лев не терпит неуважения к Петру. Антиохия никогда не должна по чести стоять ниже третьего места. «Никогда», разумеется, слишком сильное слово; если понимать папу буквально, эта честь остается за Антиохией – или самим Римом – даже тогда, когда он превращается в безлюдную пустошь с развалинами старинных зданий[340].
Папа Лев также заявил, что христианский епископ не должен искать почестей и славы так жадно, как это делал Анатолий Константинопольский, тем более что его биография далеко не идеальна. В конце концов, Анатолий встал на ортодоксальную позицию после долгих лет непростительных компромиссов под давлением прошлого режима. Он занял свой пост лишь потому, что был убит святой Флавиан. «Пусть он осознает, – предупреждал папа Лев, – какого человека он сменил, и полностью освободится от духа гордыни. Пусть он станет подражателем веры Флавиана, умеренности Флавиана, смирения Флавиана, которые придали ему славу исповедника». В силу многих причин Константинополь должен вести себя гораздо смиреннее[341].
После Халкидона
Халкидонский собор завершился большим заседанием 1 ноября, где присутствовали Маркиан и Пульхерия. Настроение участников было восторженное. Они прославляли Маркиана как «второго Константина». Хотя в истории этот собор пользуется особым почетом, в тот момент он воспринимался скорее как этап пути, но не его завершение. Вскоре его участники, каждый на своем месте, столкнулись с самыми разными проблемами[342].
Для двора императора Халкидон был лишь временной передышкой. В семье императора не было согласия, поскольку Евдокия, невестка Пульхерии, решительно стояла на стороне монофизитов и презирала тех, кто принял новый порядок. Позднейшие почитатели видели в ней почти святую. Когда она умерла, египтянин Иоанн Никиусский написал о ней такие слова:
Императрица Евдокия ушла на покой в святой Иерусалим, исполненная добрых дел и чистой веры. Она отказывалась общаться с Ювеналием, епископом иерусалимским, и с мужами, заседавшими в Халкидоне, ибо она понимала, что эти люди переменили истинную веру наших святых Отцов и правоверных императоров.
Тот же Иоанн презрительно отзывался о смерти Маркиана и испытывал неподобающую радость, говоря о его гангрене («его нога омертвела, и он умер»). Пульхерия же скончалась в 453 году[343].
Незадолго до смерти Маркиана Рим был в очередной раз разграблен, теперь вандалами (455), так что Западная империя стала значительно слабее. Династия Феодосия сходила на нет, и потому избранием императоров занимался исключительно военачальник Аспар, который по меньшей мере был способен разглядеть компетентных людей. Преемником Маркиана на Востоке стал Лев, талантливый военный, которому удавалось защищать большую часть территорий Восточной империи от варваров.
Мы можем предположить, что в ту пору римских императоров не интересовало ничего, кроме выживания, однако на протяжении тридцати лет после Халкидона многие правители Востока занимались, среди прочего, и богословскими спорами. Ближний Восток яростно протестовал против собора. Нас может удивить столь сильная реакция – в конце концов, Халкидон во многом опирался на богословие Кирилла, – но в том мире даже малая уступка ошибочным представлениям в столь существенных вопросах была равносильна предательству самой сути христианской истины. Кроме того, приверженцы теории одной природы были глубоко разочарованы. Совсем недавно, еще только в 450 году, они могли думать, что получили абсолютное господство и в церкви, и в империи, но внезапно увидели, что их склоняют к компромиссу – заставляют согласиться с формулировкой «в двух природах». С точки зрения монофизитов, ортодоксия Халкидона была христианской только по названию и внешнему виду, так что для них халкидонцы ничем не отличались от несториан. Империя, согласившись с Халкидоном, перестала быть христианской, и это доказывали постоянные гонения на истинных верующих, приверженцев одной природы[344].
В эпоху Халкидона даже малая уступка ошибочным представлениям в столь существенных вопросах была равносильна предательству самой сути христианской истины
Многие христиане Египта и Ближнего Востока относились к Халкидону с таким же отвращением, с каким кафолики-ортодоксы относились к «Разбойничьему собору» в Эфесе. Из-за такого возмущения во многих церквах началась гражданская война, поскольку простое духовенство и особенно монастыри взбунтовались против своих епископов, пошедших на уступки. Житие Петра Ивера кратко описывает эти волнения такими словами:
И тогда отступничество всех этих раскольничьих епископов, нашедших поддержку в безбожном Томосе папы Льва и услужливо принявших соблазнительное учение Нестория, привело к тому, что Диоскор, глава епископов Египта и ревностный борец за правду, был изгнан, тогда как Ювеналий, епископ Иерусалима, подписал акт отступничества и тем самым сделался как бы предателем Иудой[345].
Некоторые монахи, присутствовавшие на Халкидонском соборе, вернулись в Палестину и Египет с решительным намерением сопротивляться. Ювеналию удалось примириться с новым режимом, но, когда он отправился в Константинополь, его противники устроили переворот в Иерусалиме и назначили своего епископа Феодосия. Решительно несогласные с Халкидоном люди, такие, как Петр Ивер, заняли другие кафедры Палестины. Маркиан, испугавшись возникновения раскола, тотчас же послал Ювеналия назад наводить порядок[346]. По мнению же биографа Петра Ивера, все дело здесь было в сатане, «сем князе изменников и старшем советнике отступников», который не мог смириться с тем, что церковь стала на правильный путь.
И потому он вошел в монарха, который теперь держал бразды правления, в императора Маркиана, готового слушать указания дьявола, и внушил ему издать указ о низложении праведных епископов, поставленных над городами Палестины святейшим патриархом Феодосием. В случае сопротивления епископов изгоняли силой и убивали, патриарх же Феодосий был приговорен к смерти[347].
Маркиан – или сатана, если нам так больше нравится, – успешно восстановил контроль над Палестиной, но ценой резкого нарушения общественного спокойствия.
Александрия в огне
Сильнее и разрушительнее всего Халкидон повлиял на Египет, где низложение Диоскора положило конец режиму епископов, подобных фараонам, который так старательно строился на протяжении последних 150 лет. Константинополь стал вторым по чести патриархатом, и дело заключалось не только в почетном титуле: столица империи начала господствовать над Александрией, и ее влияние росло на протяжении последующих десятилетий.
В Александрии начались беспорядки, затронувшие и церковь, и все общество. Даже просто перечень патриархов указывает на то, что закончилась стабильность старой эпохи, когда епископы уверенно занимали свои посты десятилетиями, способные справиться со всеми неприятностями. Теперь же история Александрийского патриархата стала совсем иной: это длинный ряд низложений, мятежей, ссылок и восстановлений, и такая нестабильность сохранялась до конца века. Единственной устойчивой величиной оставалась война между халкидонскими представлениями империи и ее агентов и верой в одну природу, которой придерживалось большинство египтян.
Обострение конфликта описывает «История патриархов Коптской церкви Александрии», составленная коптами. Согласно ее официальным записям, преемником «святого патриарха» Кирилла стал Диоскор, который:
…претерпел тяжелые гонения за правую веру от рук правителя Маркиана и его жены. С помощью пристрастного собора в Халкидоне, готового угождать пожеланиям правителя и его жены, его низложили. Потому членов того собора и всех последователей их порочного учения называют мелкитами, ибо они во всем следовали мнениям правителя и его жены и провозгласили обновленное учение Нестория[348].
