Анатолий Левандовский - Триумвиры революции
- Хорошенько перевяжите рану Робеспьера, чтобы его можно было подвергнуть наказанию.
Когда хирург перебинтовывал Максимилиану лоб, один из присутствующих сказал:
- Смотрите! Его величеству надевают корону!
Робеспьер задумчиво посмотрел на оскорбителя.
Единственные слова, которые он произнес, многим показались странными. Когда один из любопытных, видя, что он никак не может нагнуться, чтобы подтянуть чулки, помог ему, Робеспьер тихо сказал:
- Благодарю вас, сударь.
Решили, что он сходит с ума: уже давно не обращались на "вы" и не употребляли слова "сударь", напоминавшего о времени королей.
Нет, Неподкупный был в здравом уме и ясно выразил то, что думал. Этими словами он хотел сказать, что революции и республики больше не существует, что жизнь вернулась к старому порядку и все завоевания прошлых лет безвозвратно погибли.
Их казнили без суда, в шесть часов вечера. Вместе с Робеспьером встретили смерть двадцать два его соратника. На следующий день гильотина получила еще семьдесят жертв - членов Коммуны.
Драма термидора закончилась. Начиналась кровавая вакханалия термидорианской буржуазии.
ВЕЛИЧИЕ И ТРАГЕДИЯ ТРИУМВИРОВ
(Вместо эпилога)
Начиналась кровавая вакханалия термидорианской буржуазии.
Когда-то враги Робеспьера обещали открыть тюрьмы и прекратить террор. Но тюрьмы открылись лишь для того, чтобы освободить врагов народа, а жесточайший террор обрушился на головы его друзей. Каждый день гильотина продолжала получать очередные жертвы. Банды "золотой" молодежи повсюду творили кровавую расправу над патриотами. "Обновленный" Конвент ликвидировал все завоевания народа. Уничтожили революционное правительство. Разгромили Якобинский клуб. Отменили максимум.
Острый недостаток продовольствия, дороговизна и нищета, с которыми в свое время судорожно боролись якобинцы, снова проникли в рабочие предместья. В то время как буржуазный Париж утопал в роскоши, а в особняках Барраса и Терезы Тальен - "королевы термидора" - пышные балы сменялись кутежами и оргиями, семьи бедняков умирали с голоду.
Все чаще народ вспоминал якобинскую диктатуру.
"Только и слышно, что сожаления о временах Робеспьера, - доносили своим хозяевам полицейские ищейки. - Говорят об изобилии, царившем при нем, и о нищете при нынешнем правительстве".
"Хлеба и конституции 1793 года!" - кричали повстанцы, дважды пытавшиеся ближайшей весной с оружием в руках вернуть утраченное.
Но победить им не удалось. Разгромив и разоружив народ, реакционная буржуазия сбросила последнюю маскировку.
Теперь вожаков левых, прежних союзников термидорианцев, предавали смерти или отправляли на "сухую гильотину" - в вечную ссылку в Гвиану.
Так со смертью Робеспьера закончилась восходящая линия Великой революции. Гибель Неподкупного означала гибель дела, за которое боролся якобинский триумвират.
В чем коренились причины их неудачи?
Прежде всего в том, что, будучи буржуазными революционерами и попав в водоворот демократического движения, они не сумели преодолеть возникших противоречий и вывести революцию на верный путь.
Ученики просветителей, буржуазных идеологов XVIII века, триумвиры боролись со старым порядком, но при этом не шли, да и не могли идти дальше мелкобуржуазного политического уравнительства Руссо, боясь "анархии" и социальных "крайностей".
В этом смысле особенно характерна фигура Дантона.
Вельможа санкюлотов наиболее полно представлял и воплощал ту часть революционной буржуазии, которая обогатилась в ходе кровавой борьбы с прошлым и мечтала стать хозяином будущего. Подобно ей, находившейся на подъеме, рвавшейся в битву с ненавистными привилегиями аристократии, он был революционером и патриотом; подобно ей, боявшейся народных масс и готовой к любому компромиссу ради их обуздания, он постоянно лавировал и искал опору то слева, то справа. Пока революция низвергала феодализм и абсолютизм, в дни смертельной угрозы национальной независимости рождающейся республики, Дантон при всех своих колебаниях шел в авангарде борьбы. Именно в это время он проявил недюжинный талант вождя, отмеченный К. Марксом и В. И. Лениным. Но когда революция устремилась дальше, против неограниченной собственности и, следовательно, против интересов буржуазии, Дантон попытался остановить революцию и повис на ней мертвым грузом. В этом была его двойственность, присущая всей социальной группе, к которой он принадлежал.
Подобная же двойственность, хотя и более усложненного порядка, оказалась присуща Марату и Робеспьеру.
Друг народа, самый пламенный из триумвиров, был крайне далек от демагогических приемов Дантона. Он бился за интересы санкюлотов без страха и упрека, бился, не зная отдыха и не щадя собственной жизни.
Указывая народу магистральное направление борьбы, он в отдельных случаях доходил до поразительного прозрения. "Мысль о равенстве прав, писал он в одной из своих статей еще на первом этапе революции, - влечет за собой и мысль о равенстве в пользовании жизненными благами... И кто знает, долго ли пожелает француз ограничиться тем кругом идей, за пределы которого ему давно следовало бы выйти?.."
Что это, если не сочувствие идее социального равенства?
И все же Марат, как и Робеспьер, в целом оставался руссоистом, считавшим, что для счастья людей необходимо только политическое равенство - основа народного суверенитета.
Именно поэтому он не поддерживал выступлений бедноты в период кризиса начала 1793 года; поэтому же накануне своей трагической гибели он резко осудил "бешеных", обвиняя их в авантюризме и превращая Ру и Варле чуть ли не во врагов революции.
Робеспьер, при всех своих разногласиях с Маратом, в этом вопросе целиком солидаризировался с ним.
В отличие от других триумвиров, Неподкупный полностью прошел путь революции, и позиция его несколько раз менялась по ходу событий, особенно в период якобинской диктатуры. Впрочем, противоречивость эта была во многом кажущейся.
Великая буржуазная революция, разбудившая широкие народные массы, этап за этапом победно двигалась вперед. По мере того как она удовлетворяла те или иные социальные слои, последние соответственно стремились ее остановить. До поры до времени это оказывалось невозможным, ибо поток революции был сильнее, чем все преграды, стоявшие на его пути, массы активно добивались удовлетворения своих нужд, а в авангарде масс стояли решительные защитники дела революции, якобинцы во главе с Робеспьером, Маратом, Сен-Жюстом, Шометом.
Но трагедия якобинской диктатуры, и в частности трагедия робеспьеристов, заключалась в том, что при всех своих сильных сторонах, при всем своем субъективном желании идти с народом до конца даже лучшие якобинцы оставались в первую очередь вождями городской и сельской буржуазии. А это значило, что рано или поздно должен был наступить момент - и он наступил, - когда Неподкупный, до этого страстно боровшийся со всеми, кто пытался замедлить или пресечь победный марш революции, сам начал задумываться об ее завершении, причем завершении, которое должно произойти раньше, нежели будут удовлетворены интересы беднейших слоев городского и сельского плебса. Он сам никогда не признался бы в этом, но фактически с некоторых пор стараниями робеспьеристов революция была переведена на холостой ход.
Почему Робеспьер, создав миф об "иностранном заговоре", устранил не только дантонистов, но и левых якобинцев, которые преданно поддерживали его и на которых он мог вполне положиться?
В первую очередь потому, что опасался "крайностей". Это с еще большей ясностью обнаружила рабочая политика робеспьеристов поздней весной и летом 1794 года. Осуществив роспуск народных обществ и секций, правительство вступило на путь прямых репрессий против рабочих, боровшихся за улучшение своей участи. В ответ на растущее рабочее движение робеспьеристская Коммуна обратилась ко всему эксплуатируемому люду столицы с угрожающей прокламацией, в которой ставила недовольных на одну доску с контрреволюционерами и провозглашала открытый террор против тех, кто попытается бороться со своими хозяевами. В результате якобинское правительство к лету 1794 года оказалось в состоянии серьезного конфликта с народными массами. А это было чревато весьма и весьма серьезными последствиями.
Сила Робеспьера и его соратников заключалась в прочности их связи с народом. Опираясь на народ, поддерживая его инициативу и выполняя его волю, робеспьеристы были непобедимы. Теперь же, когда основные задачи буржуазной революции были разрешены, когда возможность дальнейшего развития революции стала пугать не только "нуворишей", но и мелкобуржуазные слои, с предельной полнотой обнаружилась буржуазная ограниченность якобинцев и их руководящей группы - робеспьеристов. Вследствие этого они стали терять опору в тех слоях населения, которые были источником их силы, а вместе с тем потеряли и свою былую способность смело разить врагов.
