Джон Норвич - Расцвет и закат Сицилийского королевства
Боннеллюс выплатил долг, но этот эпизод послужил ему предостережением. Боннеллюс сознавал, какое влияние имеет на мужа королева, а также придворные евнухи, протеже Майо, которые, как он знал, побуждали короля отомстить за их прежнего господина. Он видел зловещие фигуры, слоняющиеся у ворот его дома в Палермо, понимал, что королевские соглядатаи наблюдают за ним, что им известен каждый его шаг, и не мог отделаться от мысли, что его жизнь в опасности.
С момента смерти эмира товарищи Маттео уговаривали его выступить против короля; но он отказывался. Избавить Сицилию от ненавистного тирана — это одно; а поднять руку на помазанника Божьего — совсем другое, и Боннеллюс не был уверен в том, как воспримут подобный шаг подданные Вильгельма. В результате он мог лишиться популярности, а вместе с тем и власти, которыми он сейчас наслаждался. Однако со временем он начинал понимать, что его соратники правы. Король тоже должен уйти со сцены.
Однако даже теперь Маттео не соглашался на цареубийство. Важно отстранить Вильгельма от власти, а уже потом, убрав его с дороги, можно будет спокойно подумать, как с ним поступить. А поскольку по отношению к нему не совершится насилия и его маленький сын Рожер взойдет на трон вместо него, в случившемся нельзя будет усмотреть никакого покушения на монархию. Более того, в Палермо находились два человека, несомненные Отвили по крови, которые не скрывали своей нелюбви к королю и поддержали бы любую попытку его свержения. Первым был его сводный брат Симон, незаконный сын Рожера II, который питал понятную нелюбовь к нему с тех самых пор, как Вильгельм отказался признать его права на княжество Таранто, отданное ему в 1148 г. Рожером на том основании, что это слишком важный фьеф для бастарда. Вторым был племянник Вильгельма граф Танкред из Лечче, сын герцога Рожера, который за участие в апулийском бунте провел последние пять лет в дворцовой темнице.
Возможно, мысль о Танкреде подсказала заговорщикам их основную идею. Заполучить в свои руки короля было трудной задачей. Он редко появлялся на публике; из его двух главных резиденций Фавара располагалась на середине озера, а королевский дворец в Палермо усилиями двух Рожеров превратился, по сути, в нормандскую крепость. Его охраняла специальная гвардия из трехсот человек под командой кастеляна, прославившегося благодаря своей неподкупности и преданности королю. Однако под юго-западным углом этого самого здания помещалась тюрьма, которая в результате беспорядков последних лет и репрессивной политики Майо Ба-рийского заполнилась до отказа. Если всех ее обитателей одновременно выпустить на волю, они сумеют захватить дворец изнутри.
К большой радости Боннеллюса и его друзей, дворцовый служащий, отвечавший за содержание узников, соблазнился огромной взяткой и, без сомнения, обещаниями продвижения на более высокий пост при новом правлении и согласился не только выпустить заключенных по заранее условленному сигналу, но также снабдить их оружием. Узников предупредили о готовящейся операции. Одновременно им объяснили, что они должны сделать. После того как все устроилось, Маттео отправился в другой свой замок, в Мистретте, в горах Неброди в нескольких милях на юго-восток от Чефалу. Здесь, по-видимому, он предполагал держать Вильгельма, пока его судьба не будет окончательно решена, поэтому теперь начал готовить замок к приему царственного узника и укреплять оборонительные сооружения, чтобы выдержать атаку. Он обещал своим товарищам, что вернется в Палермо вскоре, задолго до назначенного дня бунта, и предупредил, что они ни в коем случае не должны предпринимать каких-либо действий до его возвращения.
Будь Боннеллюс старше и мудрее, он бы знал, что в любой операции военного типа одна из главных обязанностей предводителя, особенно в самый ответственный период непосредственно перед выступлением, — поддерживать постоянную связь со своими людьми. Пока он находился в далекой Мистретте, у заговорщиков не было возможности быстро связаться с ним в чрезвычайной ситуации; а именно такая ситуация возникла. План неосмотрительно изложили некоему рыцарю, который, как выяснилось, хранил верность королю; с этого момента над заговорщиками нависла неминуемая угроза. Они не могли терять время в ожидании Боннеллюса; единственная надежда заключалась в том, чтобы привести план в исполнение немедленно, до того, как их самих арестуют.
Утром 9 марта 1161 г. примерно в третий час после восхода солнца сигнал был дан. узники оказались на свободе, взяли приготовленное для них оружие и быстро впустили во дворец заговорщиков. Затем, ведомые Симоном и Танкредом, которые хорошо ориентировались во дворце, они пробежали в большой зал Торра Пизана, где, как они знали, король должен был проводить обычное утреннее совещание с Генрихом Аристиппом. Вильгельм был захвачен врасплох. Поняв, что бежать невозможно, он высунулся в окно и начал звать на помощь; но, едва первый крик слетел с его губ, его схватили и утащили. Двое заговорщиков, Вильгельм из Лези-ны, которого Фальканд называет «ужаснейшим человеком», и Робер из Бовы, известный своей жестокостью, подступили к королю с обнаженными мечами; только вмешательство третьего — Ришара из Мандры — спасло ему жизнь. Тем временем другая группа бунтовщиков направилась в апартаменты королевы и арестовала Маргариту и двух ее сыновей.
После того как королевская семья была надежно заперта, начался грабеж. Во дворце хранились несметные сокровища, а мятежники прошли по нему как саранча. Они разграбили коллекции золота и жемчуга, которые Рожер и Вильгельм любовно собирали в последние сорок лет. Из вещей, которые возможно было унести, не осталось ни одной. Мародеры наполняли монетами из сундуков драгоценные сосуды, вазы и все прочее, что могло послужить для них вместилищем, и тащили прочь. Та же участь постигла, королевские и церковные одежды из Тираза. Наверное, самое грустное, что большая серебряная планисфера Идриси, хотя и была очень тяжелой, тоже исчезла и ее никогда больше не видели. Во дворе развели костер, поглотивший почти все государственные документы, включая полный реестр фьефов и положенных за них служб. Евнухов, которые не успели бежать, убили, после чего бунтовщики ворвались в оставшийся беззащитным гарем и растащили его обитательниц или изнасиловали их здесь же, на месте.
Убийство евнухов придало событиям новый зловещий оборот. Аристократическая партия долго негодовала на, как ей казалось, засилье мусульман при дворе, и первоначальный успех переворота высвободил давно подавляемую ненависть ко всей исламской общине. Жизнь всякого сарацина оказалась под угрозой. Даже тем, кто мирно трудился в диване, на монетном дворе и в других общественных учреждениях, пришлось спасаться бегством; некоторые из арабских поэтов, художников и мыслителей, которым Вильгельм, как и его отец, предоставлял апартаменты во дворце, — среди них один из самых выдающихся стихотворцев своего времени Яхья Мбн ат-Тифаши — были схвачены и убиты. В нижней части города толпа христиан ворвалась на базар, вынудив всех мусульман — торговцев и купцов, которым после африканских поражений 1159–1160 гг. было запрещено носить оружие, укрыться в арабском квартале города, где узкие улицы обеспечивали им необходимую защиту.
Еще большая толпа собралась на обширной площади перед дворцом. Находясь во власти разнообразных и противоречивых слухов, большинство людей пребывало в замешательстве. Мертв ли король или жив, в плену он или свободен; имел ли место сарацинский заговор для захвата власти или христианский, что-бы избавиться от засилья мусульман? Однако зачинщики заговора, находившиеся во дворце, знали, что подобное состояние неопределенности не может сохраняться долго. Рано или поздно чувства толпы должны кристаллизоваться; и от того, какую форму они примут, будет зависеть успех переворота. Недостаточно привлечь на свою сторону толпу, бросая пригоршни монет из окон дворца. Пришло время открыто провозгласить свои политические идеалы. Потому было объявлено, что старший сын Вильгельма Рожер официально наследует своему отцу и что его коронация состоится в кафедральном соборе, через несколько дней — реально как только Маттео Боннеллюс вернется в Палермо. Мальчика, которому к тому времени исполнилось девять лет, посадили на коня и торжественно провезли по улицам столицы, предлагая горожанам приветствовать нового короля.
Это предложение не вызывало особого воодушевления, а когда то же мероприятие повторилось на следующее утро, внимательный наблюдатель мог заметить, что даже те, кто сопровождал юного принца, чувствовали себя не слишком уверенно. Вскоре весь город узнал почему. Среди бунтовщиков, чьи ряды теперь пополнились за счет примкнувших к ним высших государственных и церковных деятелей, вспыхнул раздор. У части из них крепло мнение, что, вместо того чтобы провозглашать королем ребенка, лучше возвести на трон Симона, незаконного сына Рожера.
