Коллектив авторов - Королевский двор в Англии XV–XVII веков
Лидером испанской фракции стал сам Ричард Уэстон. При Якове I Уэстон служил в английском посольстве в Испании, Испанских Нидерландах и Богемии; в 1621–1628 гг. он занимал пост канцлера казначейства и лорд-казначея в 1628–1635 гг. В 1628 г. Уэстон стал бароном, а в 1633 г. ему был дарован титул графа Портленда[680]. Уэстон, ставший после смерти Бекингема фактически вторым лицом в Англии, выступал за сохранение мира внутри королевства и против проведения дорогостоящих военных предприятий на континенте, мешавших сохранению финансовой и политической независимости короны от парламента[681]. Именно поэтому Уэстон выступал против войн с Испанией в 1623 и с Францией в 1626 г., а после начала военных действия с этими странами – за восстановление мира[682]. Являясь человеком абсолютно другого склада характера, нежели Бекингем, не демонстрируя склонности к публичной деятельности и не претендуя на роль друга короля, лорд-казначей, тем не менее, смог сосредоточить в своих руках практически всю полноту власти и распоряжался ею намного эффективнее прежнего фаворита[683]. Венецианский посол Джованни Соранцо писал, что Карл I никогда не принимал важных решений самостоятельно и во всем полностью полагался на Уэстона. При этом король относился к своему министру не без ревности, и ничто не могло оскорбить его больше, чем предположение, что он был полностью зависим от Уэстона[684]. Деятельный и умелый министр, Уэстон долгие годы занимался разработкой и реализацией новых способов пополнения казны – сбором таможенных пошлин, продажей должностей, торговлей монопольными патентами, сбором штрафов за уклонение от получения рыцарского звания и за нарушение лесных законов, возрождением корабельной пошлины[685].
Лорд-казначей, происходивший из почтенной католической семьи, неоднократно подозревался в склонности к католицизму, а его методы пополнения казны вызывали возмущение оппозиции[686]. Однако, несмотря на то что в 1629 г. лишь роспуск парламента спас Уэстона от импичмента, он никогда не являлся для англичан столь же ненавистной фигурой, как Бекингем[687]. В отличие от Бекингема, Уэстон, не производивший впечатления всемогущей личности, которой дозволено все, предпочитал держаться в тени, что нисколько не мешало ему управлять королевством, умело склоняя короля к своей точке зрения. Венецианский посол Альвизе Контарини утверждал, что «казначею даже не нужно место в совете, поскольку теперь все проходит через его руки»[688]. Карл I, в свою очередь, высоко ценил Уэстона, и одним из проявлений этой оценки стало деятельное участие короля в организации брака сына Уэстона и особы королевской крови, сестры Джеймса Стюарта, герцога Леннокса[689].
Тесно связанным с Уэстоном был Фрэнсис Коттингтон, барон Коттингтон, канцлер казначейства в 1629–1642 гг. и член Тайного совета. Как и Уэстон, Коттингтон отличался теми же политическими и религиозными симпатиями. В 1623 г. Коттингтон провозгласил себя католиком и вновь заявил о своей принадлежности к католической церкви в 1636 г.[690] Еще в 1609–1611 гг. Коттингтон был членом английской миссии в Испании и английским послом в 1616–1618 гг. В 1613 г. Коттингтон был назначен клерком Тайного совета, после чего сблизился с Гондомаром. Коттингтон был сторонником испанского брака и принимал участие в поездке Карла в Мадрид, хотя и выступал против этой поездки[691]. С этого же времени Коттингтон фигурировал в депешах иностранных дипломатов в качестве сторонника Испании[692]. Сохранение Коттингтоном происпанских взглядов после провала брака вызвало крайнюю антипатию Бекингема, что привело к отстранению Коттингтона от двора. После смерти королевского фаворита карьера Коттингтона стремительно пошла вверх: в ноябре 1628 г. благодаря протекции Уэстона он вошел в состав Тайного совета, а в марте 1629 г. был назначен канцлером казначейства, став наряду с лорд-казначеем одним из наиболее влиятельных лиц в королевстве[693]. В июле 1631 г., после того как Коттингтон вернулся в Англию, ему был пожалован титул барона[694]. Кларендон описывал Коттингтона как человека очень умного, с твердым характером, действия которого вызывали у современников больше уважения к его способностям, чем любви или дружеского расположения. Отличительной чертой характера Коттингтона был его холодный юмор, который «вызывал веселья больше, чем шутки людей более живого нрава»[695]. При этом Коттингтон был очень скрытен, что отмечали все, кому довелось с ним общаться, а все его действия, как утверждает Кларендон, были направлены на обретение богатства: благодаря службе и уверенном ведению своих дел Коттингтон сумел оставить своему племяннику немалое состояние[696].
К Уэстону и Коттингтону примыкал сэр Фрэнсис Уиндебэнк, государственный секретарь в 1632–1640 гг. Уиндебэнк в течение двадцати лет занимал при Якове I должность клерка канцелярии, поэтому назначение его в июне 1632 г. государственным секретарем стало для двора своего рода неожиданностью[697]. Тогда же Уиндебэнк был возведен в рыцари и назначен членом Тайного совета. Своим возвышением Уиндебэнк был обязан связям с Уэстоном и Коттингтоном, чьи происпанские и католические взгляды он полностью разделял. Вместе с Уэстоном и Коттингтоном Уиндебэнк составил группу людей, долгие годы определявших внутреннюю и внешнюю политику Англии.
Помимо Уэстона, Коттингтона и Уиндебэнка в качестве члена испанской фракции современниками часто упоминался Артур Хоптон, секретарь Коттингтона. Также к фракции примыкали и другие фигуры, отличавшиеся меньшей активностью. В их числе был Томас Уэнтворт, член Тайного совета, наместник Ирландии в 1633–1640 гг.[698] Один из лидеров парламента 1628 г., Уэнтворт присоединился к сторонникам короля в июле 1628 г., незадолго до убийства Бекингема[699]. В ноябре того же года он стал членом Тайного совета, а в декабре ему был пожалован титул виконта[700]. Смерть Бекингема открыла Уэнтворту дорогу ко двору и дала возможность выйти на первые роли в королевстве периода беспарламентского правления Карла I. В ноябре 1629 г. Уэнтворт стал членом Тайного совета, а в 1632 г. был назначен наместником короля в Ирландии, где он установил жесткий тип правления, реорганизовав армию и администрацию и сделав Ирландию покорной власти короля.
Уэстон и Коттингтон также пользовались поддержкой Уильяма Монсона, вице-адмирала, и Роберта Берти, графа Линдси, лорда обер-гофмейстера в 1626–1642 гг. и лорд-адмирала в 1635–1636 гг.[701] С конца 1633 г. по начало 1636 г. на умеренно происпанских позициях стоял Томас Говард, граф Эрандел, граф-маршал в 1622–1646 гг. и член Тайного совета[702]. Кроме того, сын Уэстона был женат на Франсез Стюарт, которая приходилась родной сестрой леди Мальтраверс, супруге сына Эрандела[703].
Умеренным сторонником Испании был также Дадли Карлтон, виконт Дорчестер, государственный секретарь в 1628–1632 гг.[704] Кроме перечисленных персон в свидетельствах современников иногда встречаются имена и других людей, обладавших меньшим политическим весом. При этом нет сомнений, что испанская фракция никогда не была многочисленной.
Лишившись главного противника мирной политики, Бекингема, Уэстон начал постепенную реализацию своей программы. Летом 1629 г. был заключен мирный договор с Францией, весной того же года были начаты переговоры с Мадридом. Испанцы с самого начала были против войны с Англией и никогда не теряли надежды на восстановление отношений, хотя и не демонстрировали намерения удовлетворить интересы Карла I. Оливарес предполагал предоставить Англии некоторые незначительные уступки в сфере торговли и не давал никаких гарантий в отношении Пфальца. Хотя Карл I во время своего пребывания в Испании, по всей видимости, в полной мере изучил характер и особенности испанской дипломатии и теперь был настроен крайне негативно по отношению к Мадриду, Оливарес предполагал, что финансовые трудности и проблемы с парламентом сделают английского короля более сговорчивым[705].
После заключения англо-французского мира Испания активизировалась, поскольку появились опасения насчет возобновления англичанами военных действий на море и нападения на Галисию и Португалию.
В Испании были приняты меры по укреплению прибрежной линии обороны, и одновременно были сделаны первые шаги на пути к достижению компромисса с Англией[706].
Летом 1629 г. в Лондон для переговоров с Карлом I в качестве частного лица прибыл Петер Пауль Рубенс. Послам Франции, Голландии и Венеции не составило труда сделать вывод о настоящей цели визита Рубенса. Гуссони, посол Венеции в Голландии, сообщает об упорно циркулировавшем на континенте слухе, что Рубенс приехал не с пустыми руками: при себе он имел 200 тыс. флоринов для подкупа английских министров[707]. Задачей Рубенса было убедить Карла I обменяться с испанской стороной дипломатическими представителями.
