Лев Анисов - Иезуитский крест Великого Петра
— В покое и довольстве, Бог даст, проведем остатки дней своих. И в уединении люди живут.
В те же дни Петр II объявил себя совершеннолетним и вступил в самодержавные права. Тестамент Екатерины был разорван, регентетво упразднено.
11 сентября 1727 года Меншиковы покидали Петербург. В четырех каретах разместились князь с княгинею и детьми. Экипажи с дворовыми людьми двигались за ними, сопровождаемые военным отрядом в 120 человек.
Выезд Меншикова походил на отъезд богатого и заслуженного вельможи, решившего, наконец, после многолетних трудов выйти на покой и окончить жизнь вдали от двора, большого света, врагов и завистников.
Петербуржцы считали обозы, на которых вывозились вещи, и сбивались со счета.
Рассказывали, супруга князя и его дети сохранили ордена, им пожалованные. Таково было повеление императора. Лишь княжна Мария Александровна должна была вернуть Петру II обручальное кольцо.
Город ликовал.
— Погибла суетная слава прегордого Голиафа, — говорил, не скрывая радости, Феофан Прокопович. — Тирания, ярость помешанного человека, разрешились в дым.
Слова его были отголоском общего мнения об этом важном событии.
И пока князь Меншиков, распрощавшись навсегда с Санкт-Петербургом, все далее отъезжал от него, тот же Феофан Прокопович, торопя события, писал поздравительные письма герцогине Голштинской Анне Петровне: «Этот колосс из Пигмея, возведенный почти до царственного состояния рукою родителей ваших, наглый человек показал пример неблагодарной души…»
В Киле также радовались происшедшему.
«Что изволите писать о князе, — сообщала Анна Петровна в письме к сестре Елизавете, — что его сослали, и у нас такая же печаль сделалась об нем, как у вас».
Из Москвы, из Новодевичьего монастыря жаловалась бабка государя, инокиня Елена: «И так меня светлейший князь 30 лет крутил».
Весть о ссылке князя Меншикова бежала впереди его поезда.
Многие люди, на пути следования Меншиковых, выходили из домов поглазеть на богатый поезд и низверженного самоуправца.
Но окна карет были закрыты богатыми шелковыми занавесями.
Уже по одному ликованию, охватившему всех, можно было судить, что князя Меншикова не оставят в покое.
Так оно и случилось. И здравомыслящему человеку ясно было, не стяжать врагам Александра Даниловича славу верных хранителей своего государя и ревностных блюстителей польз отечества.
Не бескорыстное чувство любви к отечеству и преданности к Государю, а сильные страсти, ненависть и злоба управляли Остерманом, Долгорукими и их сообщниками при низложении Меншикова.
Теперь им хотелось видеть его нищим.
Едва опальный князь прибыл в Тверь, ему объявили, что все имение его велено опечатать, а для него, впредь до решения, оставить лишь самое необходимое.
Экипажи были отобраны, семейство пересажено в телеги, караул усилен.
В северной столице снаряжена была следственная комиссия во главе с Остерманом для раскапывания старых дел, давних начетов… Меншикова теперь желали обвинить в государственной измене. Чтобы как-то помочь князю, кто-то из доброжелателей подкинул к Спасским воротам Кремля письмо в пользу Меншикова. Но тем еще более навредил ему. Заподозрили В. М. Арсеньеву и постригли в Белозерском Сорском монастыре. Все огромное состояние князя описано было на государя.
Драгоценности, золото и серебро, препровождены были к императорскому двору в государственную казну, а из деревень некоторые розданы Нарышкиным, Толстым и другим фамилиям, более пострадавшим от Меншикова.
Князь потерял все.
В Ораниенбурге Меншиков получил указ Верховного Тайного Совета о ссылке его с семейством в Березов.
Княгиня Дарья Михайловна, ослепшая от слез, не вынесла унижений и умерла в дороге 10 мая 1728 года, недалеко от Казани.
Похоронив супругу, Александр Данилович, под конвоем, двинулся далее, в Сибирь, в заброшенный маленький городок Березов, что находился в 1066 верстах от Тобольска, на берегу реки Сосны, среди дремучей тайги.
Случившиеся несчастия произвели нравственный перелом в Меншикове. Горе смягчило опального князя, повинного во многих загубленных душах, и как-то возвысило его нравственно.
В Тобольске, на берегу реки, у переправы, ссыльных встретила многочисленная толпа недовольных «душегубцем». Были среди собравшихся и ссыльные. Один из них, сосланный по вине князя, пробился сквозь толпу и, схватив ком грязи, швырнул в сына Меншикова и его сестер. Подавленный Меншиков, остановившись, сказал ссыльному: «В меня надобно было бросить. В меня, если требуешь возмездия, требуй его с меня. Но оставь в покое невинных бедных детей моих».
На пути из Тобольска в Березов, едва остановились на отдых в какой-то крестьянской избе, Меншиков увидел возвращающегося с Камчатки офицера, куда тот послан был исполнить его поручение еще в царствование Петра Первого. Офицер вошел в избу и не сразу узнал князя, у которого когда-то был адъютантом. А с трудом узнав, воскликнул: «Ах! Князь! Каким событием подверглись вы, ваша светлость, печальному состоянию, в каком я вас вижу?» — «Оставим князя и светлость, — прервал Меншиков. — Я теперь бедный мужик, каким и родился. Каяться надо. Господь, возведший меня на высоту суетного величия человеческого, низвел меня теперь в мое первобытное состояние.
В ссылке он всерьез начал помышлять о спасении своей души. Окидывая взглядом минувшую жизнь свою, приходил к мысли, что достоин кары, постигшей его. Он увидел в ней не наказание, а небесное благодеяние, «отверзшее ему путь ко вратам искупления».
По прибытии в Березов Меншиков сразу принялся за строительство церкви. Работал наравне с плотниками. Сам копал землю, рубил бревна и устраивал внутреннее убранство.
На остатки от своего содержания построена была им церковь Рождества Пресвятой Богородицы с приделом Святого Илии.
Ежедневно с рассветом он первым входил в храм и последним покидал его. «Благо мне, Господи, — повторял Александр Данилович в молитвах, — яко смирил мя еси».
Дети во всем старательно станут помогать отцу. Старшая дочь Мария примет на себя, вместе с одной крестьянкой, заботы о приготовлении для всех в доме еды, а вторая дочь — починку и мытье белья и платья.
Умрет Александр Данилович 12 ноября 1729 года и будет похоронен близ алтаря построенной им церкви.
А через месяц после кончины князя караульный начальник Миклашевский донесет тобольскому губернатору: «12 декабря 26 дня 1729 года дочь Меншикова Мария в Березове умре».
(Долго в народе будут ходить упорные слухи, что незадолго до кончины своей обвенчалась она тайно с любимым человеком, не покинувшим ее и приехавшим за ней в Сибирь. Называли и имя его — Федор Долгорукий, сын князя Василия Лукича Долгорукого. Говорили, обвенчал их старый березовский священник. Да счастье их было коротким).
Что же касается остальных детей опального князя, то лишь с воцарением Анны Иоанновны они смогут вернуться в Петербург.
Но, впрочем, мы забежали вперед.
Вернемся к дням предшествующим.
IX
Весть о падении Меншикова застала дюка де Лириа в Дрездене, куда он прибыл в первых числах сентября, по дороге в Санкт-Петербург. Внимание посланника в то время занимали события, разворачивающиеся в Англии. Умер король Георг I. Законный претендент Иаков III в ту же минуту, как узнал о его кончине, выехал из Болоньи, чтобы быть ближе к границам своего королевства и посмотреть, не может ли он сделать какую-нибудь попытку к своему восстановлению. Но Стюартам не везло.
На престоле воцарился Георг II.
Было ясно, Англия продолжит свою игру. Ей важно видеть Россию ослабленной и можно было предполагать, она приложит все усилия, чтобы русский государь покинул Санкт-Петербург и перебрался на жительство в Москву, подальше от моря и галер. Брошенный флот перестал бы доставлять опасения союзникам Англии.
— С падением Меншикова нужно опасаться, московиты захотят поставить свое правительство на старую ногу, — говорил дюк де Лириа польскому королю при встрече. — Увезут царя в Москву, откажутся от Венского союза, а следовательно, й от нашего и возвратятся к своему древнему существованию. Тогда союз с ними бесполезен.
Король был такого же мнения.
От него же, при прощании, испанский посланник получил любопытную информацию.
— Имейте в виду, — сказал король, — должность князя Алексея Долгорукого при царе дает повод думать, нет ли какой скрытой западни у Долгоруких, тем более, что у князя есть хорошенькая дочь, которая могла бы иметь виды на царя.
В Данциге, в том же трактире, где остановился дюк де Лириа, жил и Мориц Саксонский, — побочный сын короля польского.
Встреча была неожиданной и приятной. Оба хорошо знали друг друга по Парижу. Ведомо было испанскому посланнику, что Мориц многое делал для французской разведки.
