Виталий Полупуднев - У Понта Эвксинского (Том 2)
- Слыхал я. Царь хочет хлебом расплатиться с фракийцами и в Понт вывезти очень много пшеницы. А крестьяне говорят - не дадим хлеба, пока не получим заработанное. Я, правда, не верю в их силу, что они могут сделать!
- Слыхал и я. Не знаю, что из этого будет. Многие селяне бегут на запад, к Палаку. А тот будто вновь силы собирает, хочет с роксоланами в союз войти. Не знаю - верно ли? А в имении Саклея, говорят, бунт был!
- Не бунт, а бежало двое - Бунак и Хорей. Оба дружки мои. Бунака мы звали Рваное Ухо. Молодец, сумел убежать, стража убил, поджог сделал!
- Это по мне! Хотел бы и я что-нибудь поджечь да сбежать как можно дальше от этой жизни. Давно сбежал бы, да вы с Савмаком плохие помощники... А зачем Диофант приехал? Добычу с Перисадом делить?
- Дошло до меня - хлеб Митридату нужен. Войско у него большое...
Внезапный шорох заставил собеседников насторожиться и вскочить на ноги. Бесшумная тень загородила белесое пятно на месте входа.
- Успокойтесь,- раздался ровный голос,- это я.
- А, Савмак! - приветствовали его друзья.- А мы думали - царская охрана идет. Что снаружи, уже ночь? Мы полагали - не придешь ты.
- Ночь, но лунная... Мог и не прийти! Еле обманул десятника. Поесть и выпить я принес. Эх, мне и есть-то не хочется!
G нескрываемой досадой Савмак сбросил короткий плащ и поставил на песок амфору, протянул друзьям сверток.
- Ты все кипишь, как котел на огне,- заметил, щурясь, Атамаз, которого выпитое вино и сытый желудок привели в хорошее настроение.Неспокойная душа у тебя. Или что случилось?
- Случилось! Перисад договорился с Диофантом нас с тобою и весь народ Митридату отдать навечно!
- Как так?.. Садись вот сюда, на свое место.
Все трое уселись у стены под факелом и сейчас могли показаться злоумышленниками, собравшимися в тайном убежище для сговора. Решительное, мужественное лицо Савмака выглядело суровым рядом с подвижной, насмешливой физиономией Атамаза. Лайонак с его задумчивыми глазами и мягкими очертаниями рта и подбородка казался благообразнее их, спокойнее, уравновешеннее. Все трое лишь отдаленно напоминали тех юношей, полумальчишек, которыми были несколько лет назад. Каждого жизнь пометила своей печатью, опалила огненным дыханием, научила острее видеть и понимать свои дела и чужие. Души их, как и объемистые кулаки, приобрели особую узловатость и твердость, а приниженное состояние вытравило из сердец юношескую теплоту, заменив ее неспокойным и горьким чувством злой неудовлетворенности, неизбывной обиды на свою долю. Их связывало это чувство, сближало, равно как и общая жажда дать волю еще не растраченным силам. Каждый смутно желал борьбы, ждал перемен в жизни, мечтал разорвать узы, его опутавшие, хотя все это не шло дальше жарких разговоров в склепе Никомеда Проклятого о приходе на Боспор царя Палака или о каких-то грядущих переменах. Иногда, подпив, они грозились убить кого-то, ограбить, пустить в городе пожар, а потом бежать в степи к кочевым скифам. Выспавшись - расходились.
- Как же так? - помолчав, повторил Атамаз;- Непонятно кто царем нашим будет, Митридат, что ли?
- Он.
- А Перисад?
- Останется как бы начальником области. Хотя будет по-прежнему царем считаться.
- Два царя! Чудно как-то. Разве бывает сразу два царя?
- Раньше не бывало, теперь будет!
- Может, ты и прав,- пожал плечами Атамаз, - только не все ли равно, сколько царей над нами? Рабу да нищему - все та же доля! Работай, есть не проси!
Савмак усмехнулся и поглядел на Атамаза с укором.
- Ты - словно ребенок. Смотришь в огонь и не знаешь, что он не только светит, но и жжет.
- Ты не сердись, Савмак,- смущенно рассмеялся Атамаз.- Ты лучше разбираешься в царских делах. Растолкуй все по порядку.
- А вот слушайте...
Царский страж подробно рассказал все, что видел и слышал прошлой ночью. Он подкреплял свои слова взмахами увесистого кулака и крепкими словечками, взятыми из обихода царских дружинников. Простая и выразительная речь его была полна страсти, которой он убеждал лучше, чем силой своих доказательств. Он изобразил царскую власть слабой и трусливой, жадной к наживе и враждебной народу, а союз с Митридатом - как военный сговор Перисада с Понтом против собственного народа. За ту кровь, которую понтийские солдаты прольют на Боспоре, Митридат получит власть, хлеб и покорных рабов, а Перисад и все богачи - спокойную и веселую жизнь.
- Или и теперь непонятно? - спросил Савмак, обводя глазами друзей.
- Теперь понятно, Савмак, понятно! - в один голос воскликнули они.- А все смешным кажется, что Перисад сам идет под власть Митридата!
Атамаз прищурился и взглянул лукаво на Лайонака:
- При новом-то царе повара и поварихи не будут тебе пироги да вино таскать. А мне уже не удастся ходить сюда, на могилу, чтобы выспаться и посидеть с вами. А?
Он рассмеялся, обняв обоих друзей.
- Пожалуй, так,- усмехнулся Лайонак,- тогда и Савмака, не иначе, заменят. Сколоту не позволят охранять царя. Слышишь, Савмак, на твое место поставят понтийца, а то и двух, а нам с тобою придется работать на них.
- К этому идет дело,- мрачно согласился Савмак,- да не очень дорожу я местом своим. Та же неволя, что и везде. Другое думаю я. Совсем тяжело деревне будет под двумя царями. И так сатавки эллинами обездолены, а понтийцы придут - еще хуже будет.
- Ну и пусть! - с неожиданной досадой сказал Атамаз.- Может, после понтийских-то батогов злее станут. Поймут все до одного, что хозяев бить надо! А то ропщут, вздыхают, а руку поднять боятся. Вот Бунак и Хорей - молодцы, не испугались, поджог сделали, кровь пролили и бежали! А кто поддержал их? Никто! Боязливы и слабы сатавки, хоть и бегут порой к Палаку. Городские рабы больше по душе мне, они злее, отчаяннее, с ними много можно сделать!
Савмак поднял голову и уставился на собеседника внимательным взором. Тот говорил не новое. Не раз судили об этом, но сейчас слова Атамаза получили иной, более глубокий смысл.
- Когда понтийцы придут,- ответил Савмак,- поздно будет руками махать. Одолеют они народ наш. Палак с ратями не мог выстоять против Диофанта, бежал в степи.
- Выходит, против понтийцев и силы нет?
- Есть! Сила есть!.. Боги вразумили меня, вот слушайте. Палак не разбит, он отошел в степи и копит там силы. Надо призвать его на Боспор, а когда рати его подойдут - всем народом бунт начать. Рабам - в городе, крестьянам - в деревне. Тогда не устоять ни царю Перисаду, ни Митридатовым войскам, если они ударить посмеют.
- Хорошо придумал! - захохотал Атамаз.- Вот это был бы праздник! Я нагулялся бы досыта!.. Да ведь царь Палак далеко, как дотянуться до него? А дотянешься - послушает ли он нас?.. А народ деревенский с рабами городскими не очень дружен. Косо смотрят друг на друга, передраться между собою могут... Вот и попробуй одним арканом сразу трех лошадей ловить!
- А мы их сразу ловить и не будем. Сами сбегутся. А что делать для этого? Мутить надо народ. Самое время сейчас народ мутить. Узнает черный люд, что цари хотят ему кольцо в нос вдернуть,- зашумит, обозлится. Кому захочется второй ошейник на шею надевать?.. А когда народ подымется - тогда и Палак нагрянет!..
Такие решительные слова взбудоражили заговорщиков. Их глаза засверкали, они придвинулись ближе один к другому и с жаром заговорили наперебой. Атамаз тут же решил развести новость по всему городу, рассчитывая, что рабы первыми отзовутся на нее.
- А я в деревню передам это, - с готовностью предложил Лайонак, я скоро поеду в имение на Железный холм и там встречусь с Пастухом. Он человек верный и смелый. Ему легко разнести весть по селениям, благо он всюду бывает со своими стадами.
- Добро! - тряхнул кудрями Савмак.- Сами сколотские боги и безыменный бог велят вам сделать так, ибо новое рабство грозит всем нам! Только смотрите, братья, если вас на таких рассказах поймают - не миновать всем нам железного колеса!
Все трое поежились при упоминании о страшной пытке, часто применяемой для наказания рабов и преступников, но решили не отступать от задуманного. До утра говорили, ели и пили, строили самые смелые планы. Лишь перед рассветом покинули свое уютное убежище, чтобы вернуться но своим местам до восхода солнца. Уходя, почувствовали, что приближаются новые времена, которые неизбежно затянут их в круговорот опасных дел и событий. Но не пугались этого, наоборот, повеселели, почуяли силы свои и смело устремились в туманную предутреннюю мглу, прислушиваясь к пению петухов и лаю собак, что доносился из пригородного поселка.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
КОННАЯ ОХОТА
1
После отъезда Диофанта установилась хорошая золотея осень. Хлеб с особой спешкой вывозили из деревень и так же торопливо грузили на корабли, дабы успеть отправить его в Синопу до конца навигация.
Никогда еще в деревне не царило такое уныние, как сейчас. Даже волнения и ропот по поводу несправедливого распределения урожая как-то утихли.
Многие из тех, кто считался свободным и имел клочок когда-то общинной земли, сейчас принуждены были отдать весь собранный хлеб, а в придачу скот и усадьбу, чтобы расплатиться с долгами. Ибо царь повелел взыскать с должников все недоимки за прошлые годы. Система долгового рабства являлась одной из хитростей греков и вела прямо в рабский ошейник.
