Александр Панченко - Русский политический фольклор. Исследования и публикации
Анализ агиографических публикаций середины 1990-х годов показывает, что идея прославления такой принципиально новой святой – старицы – возникла не на пустом месте. В православной среде этого времени сформировался повышенный спрос на женских святых определенного типа – мирянка, инвалид (слепая от рождения и/или парализованная) или юродивая, деревенского происхождения, жившая в советское время и почитаемая как старица, т. е. духовная наставница, обладающая даром предсказания и, как правило, целительства. Показательно, что канонизированная в 1996 году как местночтимая святая Московской епархии преподобная (монахиня) Рахиль Бородинская (1833–1928) не получила широкого народного почитания.
Принимая решение о канонизации Матроны, Церковь поддержала одну инициативу из нескольких подобных, казавшихся, видимо, канонически менее приемлемыми или политически неоправданными. Одновременно с публикацией «Сказания» выходит первое издание книги этнографа-любителя и журналиста Геннадия Дурасова о его духовной матери старице схимонахине Макарии Темкинской (1926–1993) (Дурасов 1994), подвизавшейся в Смоленской области. Год спустя в светском издательстве «Литературная учеба» появляется большой материал Анны Ильинской о киевской «блаженной старице Алипии» (1910–1988) (Ильинская 1994). Двумя годами позже в нескольких выпусках малотиражной газеты «Жизнь вечная» некий К.В.П. публикует насыщенные апокалипсическими идеями и антиклерикальными настроениями воспоминания о старице Пелагее Рязанской ее крестного сына Петра (К.В.П .1996). Все три публикации были жестко раскритикованы Андреем Кураевым в разделе «Второе пришествие апокрифов» упомянутой книги «Оккультизм в православии» (Кураев 1998). В настоящее время разные православные сайты упоминают их как не рекомендованные для чтения, содержащие «сектантские идеи» или просто «обман»[209]. «Сказание» также было включено Кураевым в число «псевдоцерковных книг, на которые надо ставить гриф «Перед прочтением сжечь»» (Кураев 1998: 215).
Героинь этих агиографических сочинений ждала разная судьба. Канонизационная комиссия отклонила «Сказание» в качестве основы для канонизации Матроны, но все же приняла решение о прославлении этой святой как местночтимой. В 1998 году состоялось обретение мощей, годом позже Матрона (Никонова) была прославлена как местночтимая святая Московской, а позже и Тульской епархии. Почитание ее приняло такие грандиозные размеры, что в 2004 году, по личной инициативе патриарха Алексия II, Матрона была прославлена уже для всецерковного почитания (Ювеналий 2004)[210]. Макария и Алипия не были прославлены, однако активисты их канонизации до сих пор не оставили надежды на успех своего предприятия. Книга Дурасова о Макарии вышла уже шестым изданием, в сумме почти полумиллионным тиражом, существует Народный музей Макарии и организуются паломнические поездки на ее родину в д. Темкино Смоленской области, несмотря на то что идея ее прославления, по данным Н. М. Митрохина, еще в 2001 году вызвала «жесткую критику патриарха» (Митрохин 2004: 95)[211]. Публикацию московской писательницы А. Ильинской о старице Алипии ее «духовные чада не приняли» (Некрашевич 2007: 186). Только в начале 2000-х годов продолжилась работа по подготовке материалов для канонизации, был составлен акафист (Некрашевич 2001; Некрашевич 2005; Некрашевич 2007; Савчук, Удовиченко 2004; 2005). Однако поскольку еще до Ильинской эта работа была начата вышедшим из юрисдикции РПЦ МП Олегом Моленко, основателем и главой церкви Иоанна Богослова[212], предъявляющим право своей церкви на эту старицу, возможность ее канонизации для РПЦ МП сомнительна. Пелагея Рязанская вместе с Иваном Грозным и Григорием Распутиным вошла в сонм святых, почитаемых радикальными фундаменталистами. Поэтому предпринимаемые ныне попытки ее «реабилитации» в новых, очень умеренных вариантах жития вряд ли могут увенчаться успехом[213].
Внутрицерковная критика «Сказания», начатая А. Кураевым, главным образом фокусируется на такой канонически небезусловной специализации Матроны, как исцеление от порчи через изгнание беса: «Это скорее жизнеописание какой-нибудь магической целительницы и ясновидицы вроде Ванги, но не христианки» (Кураев 1998: 217). В тексте «Сказания» приводятся описания процедуры избавления от порчи посетителей Матроны, в основном таких же, как она, мигрантов, переехавших из деревни в большой город, ее односельчан и дальних родственников, очень близкие традиционным фольклорным нарративам о колдовстве: «Одну больную привезли, порченая была. Матрона ей рукой по голове водит, другой рукой крестит, а сама читает. Больную вырвало в таз, враг вышел, ящерица с рожками, и кружит по тазу. Мать плеснула в таз кипятку, ящерица сдохла, она ее в туалет спустила. А Матрона потом сказала: Надо было ее посадить в баночку и закрыть крышечкой, ведьма бы сама и пришла» (Жданова 1993: 50). Указывает Кураев и на ряд догматически сомнительных историй, зафиксированных в этой книге. Он заявляет даже, что в случае церковной канонизации он сам вряд ли сможет искренне молиться Матроне: «книжка Ждановой содержит слишком много оскорбительных для христианского слуха высказываний, которые звучат от имени Матроны. И пока не доказано, что сама Матрона этих слов не говорила, – я буду проходить мимо ее икон. Если Матрона действительно святая, – она на меня не обидится, ибо, во-первых, святые не обижаются, а во-вторых, она будет знать мотивы моего прохладного отношения к ней» (Кураев 1998: 112, примеч. 309). Кураев не одинок в своем неприятии Матроны. С ним солидарен уже упоминавшийся священник РПЦ Александр Шантаев: «Святость такого рода покидает пределы церковной традиции и обретается более в полустихийном полуязыческом космосе, непросвещенном светом евангельского учения» (Шантаев 2004: 54).
Поскольку никаких других источников, кроме «Сказания», для составления жития и акафиста не было, оно, неоднократно издававшееся большими тиражами, фактически и легло в основу последних. Изгнание бесов как особое призвание этой святой зафиксировано в тексте акафиста[214], составленного к прославлению Матроны Московской: «беснующимся – духов злобы отгнание» (икос 5), «непрестанно ведущи брань с силами тьмы, обличающи козни и коварства их и изгоняющи бесы от одержимых» (кондак 9), «добрая воительнице Христова, мечем молитвы демонския полки устрашающая» (икос 11).
Однако не истории о поражающих воображение случаях экзорцизма волнуют современных почитателей Матроны – в более поздних версиях жития, равно канонических и «вольных», эти сюжеты совершенно исчезают, видимо, как раз по причине своей фольклорности. В то же время история встречи Матроны со Сталиным, вообще не замеченная Кураевым, оказывается на удивление живучей. Будучи изгнанной из официальной версии жития, она появляется, видоизменяясь, в разнообразных авторских его вариантах и получает визуальное воплощение в иконографии.
Визит Сталина к Матроне: версии
В «Сказании» сюжет посещения Сталиным Матроны осенью 1941 года встречается дважды: в пространной версии, записанной в форме мемората, и версии сжатой. Начнем с первой, записанной от уже упоминавшейся Антонины Борисовны Малаховой, которой позже, при подготовке Матроны к канонизации, будет поручено фиксировать свидетельства о чудесах на могиле (На могиле Матушки 1997: 120).
В августе 1989 года на кладбище, где захоронена мать Матрона, пришла женщина лет восьмидесяти и сказала Антонине[215],которая постоянно ухаживает за могилой Матронушки, что она дочь подруги матери Матроны.<Она рассказала:> «Мой дядя, Никита Ермаков, работал во время войны в Кремле, подвозил продукты. Когда немцы приблизились к Москве, вот-вот возьмут, то Сталин стал готовиться к выезду из Москвы. Мой дядя сумел к нему подойти и сказать, что есть такая блаженная мать Матрона, прозорливая, которая может сказать Вам, как поступить: уезжать или нет. И дал адрес. К ней он приезжал, она сказала: «Русский народ победит, победа будет за тобой. Из начальства ты один не выедешь из Москвы»». Антонина это слышала раньше, но не верила. После рассказа дочери подруги матери матушки Матроны, она вспомнила рассказ академика Александра Николаевича Бакулева, который лежал в 1964 году в Первой городской больнице, в институте сердечно-сосудистой хирургии (он построил этот корпус на свои деньги), где работала медсестрой Антонина, обслуживая этот пост. Он доверительно относился к Антонине и сказал: «Спрашивай у меня все, что захочешь, я сам начал работать санитаром, я такой же простой человек, как и ты». Антонине пришла мысль спросить, почему после смерти Сталина его так унизили? Он ответил, что Сталин расстрелял много, очень много хороших людей, а я на это отвечала, что ему Берия подсовывал документы, которые вредили Русскому народу и государству. «Как же не было никого, кто раскрыл бы ему глаза на все?» – «А почему же народ так его хоронил?» Бакулев ответил: «Потому что все знали, что он до последнего не покинул Москву».
