Анатолий Сахаров - Города Северо-восточной Руси XIV-XV веков
Для княжеской власти город был важен не только как укрепленный оплот своего господства, но и как источник доходов. Эта потребность в городах, как источниках денежных средств, особенно возрастала в условиях необходимости выплаты тяжелых платежей ордынским ханам. Князья были поэтому заинтересованы в росте городов и в привлечении в города ремесленно-торгового населения. Княжеская власть была еще недостаточно сильной, чтобы ликвидировать частное землевладение в городах, — это удалось сделать значительно позже, лишь в середине XVII в., но князья вели борьбу против закладничества в городах и предоставляли различные льготы населению, перезываемому из других княжений. Но эти льготы носили временный характер, они не превращались в какие-либо привилегии для городского населения. Однако борьба за вольности и самоуправление, органически вытекающая из самой природы средневекового города, шла и в русских северовосточных городах XIV–XV вв., свидетельства чему мы видим в ряде вспышек вечевых выступлений, совпадавших с временными ослаблениями княжеской власти и имевших антифеодальный характер.
Своеобразным проявлением стремления к освобождению от феодального гнета была и та поддержка, которую оказывали горожане князьям в их борьбе с противниками. Горожане стремились к государственному единству страны, к сильной княжеской власти, потому что она могла явиться защитой от произвола и нападений многочисленных феодалов и была прогрессивной силой. В основе этого стремления вовсе еще не лежало осознание Москвы как центра экономических связей. Национальные рыночные связи тогда еще не существовали. Горожане поддерживали князей как силу, способную обеспечить лучшие условия для развития ремесла и торговли, защиту от усобиц и нападений внешних врагов. Понятно, что князья в феодальной войне старались привлечь горожан на свою сторону, и это удавалось отчасти не только великокняжеской власти, но и ее соперникам. Одной из главных целей военных действий было разрушение городов противника как его опорных центров.
Значение горожан возросло бы гораздо более, если-бы в городах того времени уже формировались буржуазные элементы, которые могли бы возглавить борьбу горожан против феодального гнета. Но на Руси условия для формирования буржуазных элементов были неблагоприятными в XIV–XV вв., а зажиточная городская верхушка шла по пути сближения с феодальной аристократией и временами занимала позиции, даже прямо противоположные интересам единства страны.
Во всяком случае на Руси достаточно отчетливо проявилось общее для всех феодальных стран стремление горожан к сильной княжеской власти. Но, как и в других странах, только с еще большей силой, окрепшая велико-княжеская власть поработила и ограбила своего союзника-города. Подчинив себе города, задушив все проявления борьбы за городские вольности, не дав горожанам никаких привилегий, централизованная великокняжеская власть все более распространяла на города крепостнические порядки. Развитие крепостничества в России в период формирования централизованного государства не могло не привести к созданию новых трудностей для роста городов, хотя объединение страны и обеспечение ее внешней безопасности имели немалое положительное значение для городов. Образование централизованного государства на феодальной основе не разрешило, а еще более углубило и обострило противоречия социально-экономического развития русских городов, скованных все более укреплявшейся феодальной системой.
В XIV–XV вв., в эпоху, когда складывались условия образования единого государства на Руси, эта противоречивость социально-экономического развития русских городов уже определилась с полной отчетливостью. Внутренние закономерности их развития вели к расширению товарного производства и обращения, к формированию буржуазных элементов, к борьбе за вольности и самоуправление как важнейшего условия прогрессивного развития городов и складывания буржуазных элементов. Все эти тенденции можно с достаточной ясностью видеть в истории русских северо-восточных городов XIV–XV вв., и это вполне соответствует общности закономерности развития феодальных городов. Но конкретно-исторические условия, сложившиеся на Руси в XIV–XV вв., оказывали серьезное тормозящее воздействие на развитие указанных тенденции. Города восстанавливались и развивались, но их развитие ограничивалось потребностями феодального строя, они не могли выйти за его пределы и образовать в то время ядро новых общественных отношений. Роль городов в процессах общественно-экономического развития была значительной, но это была их роль в укреплении и развитии феодализма. Город как центр товарного производства и обращения, обслуживающего феодализм и дополняющего господствующее натуральное хозяйство, как укрепленный центр феодального властвования, как центр феодальной идеологии и культуры имел очень большое значение в экономической и политической истории средневековья, и именно это значение он сохранял в период образования единого Русского государства. Выйти за пределы феодального строя, как некоторые западноевропейские города периода образования национальных государств, где феодальная система находилась в упадке и зарождалась буржуазия, русские города тогда еще не могли. Они оставались феодальными городами, способствовавшими на данном этапе своего развития укреплению прогрессивного в ту эпоху феодального строя.
Примечания
1
См., напр., рассказ 4-й Новгородской летописи об обращении новгородца Якова Прокофьева к устюжанам по поводу поимки Анфала, где устюжане названы «гражанами». ПСРЛ, т. IV, стр. 103.
2
В 1211 г. во время пожара в Ростове было уничтожено 11 церквей. Комментируя это известие, М. Н. Тихомиров отметил, что цифра в 11 церквей — «значительная и показательная для большого древнерусского города» (М. Н. Тихомиров. Древнерусские города, изд. 2. М., 1956, стр. 396). Отметим и то, что летописец сам сравнивал пожар 1408 г. с пожаром 1211 г., указав, что «толь велика пожара за двести лет не бывало в Ростове» (ТЛ, стр. 467).
3
С. Б. Веселовский обратил внимание на то, что «некоторые историки ошибочно отождествляли волость Луховец с г. Лухом, отстоящим от Владимира на несколько сот верст, в пределах Суздальского княжества, где у митрополитов никогда владений не было». Центром митрополичьей волости было село Луховец в 20–25 км к западу от Владимира. См. С. Б. Веселовский. Феодальное землевладение, стр. 372.
4
Н. Н. Воронин считает, что владимирские мастера участвовали в XIV в. в строительных работах в Москве и Твери.
5
Характеристику развития Москвы в XIV–XV вв. мы сочли возможным опустить в данной работе не только потому, что она представляет собой предмет самостоятельного исследования, но и потому, что Москва XIV–XV вв. обстоятельно изучена в новейшей работе М. Н. Тихомирова «Средневековая Москва». Мы ограничиваемся здесь лишь общей постановкой вопросов об условиях развития Москвы как города в XIV–XV вв.
6
См. Б. А. Рыбаков. Ук. соч., стр. 125. В это время Звенигород был даже епархиальным центром. Амвросий. История российской иерархии, ч. I. M., 1807, стр. 14.
7
Б. А. Огнев считает, что «сооружение собора можно с наибольшей вероятностью отнести к 1399–1400 гг.». См. Б. А. Огнев. Успенский собор в Звенигороде на Городке. МИА, т. 44. М., 1955, стр. 20.
8
О том, что Руза была пригородом Звенигорода, см. М. К. Любавский. Ук. соч., стр. 33.
9
А. Прусаков в своей брошюре «Город Кашира» (М., 1947), ссылаясь на это свидетельство, считает, что речь идет уже о городе Кашире (см. стр 6 указанной брошюры).
10
См. В. С. Борзаковский. Ук. соч., стр. 60. Мнение В. С. Борзаковского поддержано Н. Н. Ворониным, который считает, что в XV в. кремль в Твери был деревянным, но имел каменные башни. См. Н. Н. Воронин. Тверской кремль в XV в. КСИИМК, вып. 44. М.—Л., 1949, стр. 86.
11
Интересно, что автор сказания о Куликовской битве избрал для образного сравнения с описываемым им шумом в татарском лагере накануне сражения такие близкие и понятные для своих читателей и слушателей картины — «кличь и стук зелий, аки торжища снимаются и аки грады зиждуще». ПСРЛ,т. XI, стр. 57.
12
М. Н. Тихомиров также понимает под «делюями» ремесленников. См. Хрестоматия по истории СССР, т. I.
13
На это обратил внимание С. И. Архангельский, указавший по поводу мора 1364 г., что «летописцу была ясна связь низовьев Волги с междуречьем, поддерживаемая людским общением». С.И. Архангельский. Волжский водный путь и Нижегородский край в XIII–XV вв. Нижегородский краеведческий сборник, вып. 2. Нижний Новгород, 1929, стр. 130.
