Борис Соколов - Иосиф Сталин – беспощадный созидатель
В последнем из известных писем Н.С. Аллилуевой, датированном 29 сентября 1931 года, Сталин описал разыгравшуюся в Сочи бурю: «Был, как говорят здесь, «небывалый» шторм. Два дня дула буря с бешенством разъяренного зверя. На нашей даче вырвано с корнями 18 (восемнадцать) больших дубов. 3 (три) дуба – великана перед самой дачей на горе (на Пузановке) вырвано с корнями. Температура почвы 28-го сентября упала до 4 градусов Реомюра. Теперь погода начинает выправляться, но печку приходится топить».
Трагическая развязка наступила в ноябрьские праздники 1932 года. Надежда Аллилуева покончила с собой. Замечу, что для возлюбленных диктаторов такой исход – дело обычное. Любовница Гитлера Геля Раубаль покончила с собой, а его будущая жена Ева Браун также пыталась уйти из жизни из-за, как она считала, недостаточного внимания к ней как к человеку со стороны Гитлера. Характерно, что и Гитлера, и Сталина подозревали, без каких бы то ни было оснований в обоих случаях, в убийстве, соответственно, любовницы и жены. Вероятно, все дело в том, что законченный в общественном сознании портрет тирана и диктатора требовал, чтобы он непременно кого-то убил собственноручно, а не только своими письменными и устными приказами. Сталин же, в отличие от ветерана Первой мировой ефрейтора Адольфа Гитлера, лично никого никогда не убивал и, скорее всего, даже не умел стрелять из пистолета.
В тот роковой день Надежда с мужем была в Большом театре. Супруги в очередной раз поссорились из-за какой-то ерунды. А вечером, на праздничном банкете, Иосиф бросил Надежде в тарелку апельсиновую корку и крикнул: «Эй, ты!». Это он так любил шутить с детьми. Аллилуева оскорбилась, не девочка ведь уже: «Я тебе не «эй, ты»!» – и демонстративно ушла из-за стола. Это – в изложении Владимира Аллилуева. А по версии Светланы Аллилуевой, роковой диалог звучал несколько иначе: «Всего-навсего небольшая ссора на праздничном банкете в честь XV годовщины Октября. «Всего-навсего», отец сказал ей: «Эй, ты, пей!» А она «всего-навсего» вскрикнула вдруг: «Я тебе не – Эй!» – и встала, и при всех ушла вон из-за стола».
Следом за Надеждой бросилась жена Молотова Полина Семеновна Жемчужина, постаралась успокоить. Они вместе гуляли по Кремлю. Полине показалась, что Надежда перекипела. Она проводила жену Сталина до дверей квартиры. Позднее Полина Семеновна рассказывала Светлане: «Она успокоилась и говорила уже о своих делах в Академии, о перспективах работы, которые ее очень радовали и занимали. Отец был груб, ей было с ним трудно – это все знали; но ведь они прожили уже немало лет вместе, были дети, дом, семья. Надю все так любили… Кто бы мог подумать! Конечно, это не был идеальный брак, но бывает ли он вообще?
Когда она совсем успокоилась, мы разошлись по домам спать. Я была в полной уверенности, что все в порядке, все улеглось. А утром нам позвонили с ужасным известием…»
Надежду Аллилуеву нашли мертвой с пулевой раной в голове. Она застрелилась из маленького дамского «браунинга», когда-то подаренного братом Павлом. О дальнейшем, со слов матери, бабушки и других родственников, рассказывает племянник Надежды Сергеевны Владимир Станиславович Аллилуев: «Бабушке (Ольге Евгеньевне Федоренко) сообщили о случившемся сразу, как только обнаружили труп, и она на подкашивающихся ногах едва добежала до квартиры Сталина. Там уже были Молотов и Ворошилов. Был врач. Бабушку встретил совершенно убитый и ошеломленный случившимся Сталин. Ольге Евгеньевне стало совсем плохо, и врач принес ей рюмку с валерьянкой. Бабушка рюмку взяла, но выпить капли не смогла, спазм сдавил ей горло, рюмка беспомощно болталась в трясущейся руке. Сталин обнимал бабушку за плечи, пытаясь успокоить, и поняв, что валерьянку ей не выпить, взял от нее рюмку и потом, махнув рукой, сказал:
«А, давай я сам ее выпью» (возможно, Иосиф Виссарионович в эту скорбную минуту вспомнил о той злосчастной рюмке, которую он понуждал Надежду выпить, спровоцировав тем самым роковую ссору. – Б. С.) …
Сталин переживал самоубийство жены тяжело и болезненно. Его долгое время боялись оставлять одного. Кто-нибудь из семьи обязательно был рядом. Моя мать (Анна Сергеевна Аллилуева, в 1948 году по приказу Сталина отправленная шефом МГБ В.С. Абакумовым в ГУЛАГ. – Б. С.), бабушка или Евгения Александровна, жена Павла, ночевали у него в кремлевской квартире».
Сталин был лишь на гражданской панихиде, на похороны не пошел. По словам В.С. Аллилуева, «у многих членов нашей семьи, и у меня в том числе, было убеждение, что обида на Надежду за самоубийство была столь глубока, что Сталин никогда так и не приходил на ее могилу. Но оказалось, что это не так…
В октябре 1941 года, когда судьба Москвы висела на волоске и предполагалась эвакуация правительства в Куйбышев, Сталин приехал на Новодевичье проститься с Надеждой. Сотрудник охраны Иосифа Виссарионовича А.Т. Рыбин… утверждает, что Сталин несколько раз ночью приезжал на Новодевичье и подолгу молча сидел на мраморной скамейке, установленной напротив памятника… Сталин горько переживал случившееся, называя этот Надеждин акт предательством».
Иосиф не мог простить жене, что она оставила сиротами детей, заниматься которыми у него не было ни времени, ни особого желания. М.А. Сванидзе 9 мая 1935 года записала в дневнике: «Женя (жена Павла Сергеевича Аллилуева Евгения Александровна Земляницына, впоследствии проведшая несколько лет в ГУЛАГе. – Б. С.) сказала: «У Нади были приступы тоски, Надя была больна – (это со слов Канель (врача, лечившей Н.С. Аллилуеву. – Б. С.) я сказала Нюре и Жене)». – Я этого не знал, я не знал и того, что она постоянно принимала Koffein, чтобы подбадривать себя». (Канель мне сказала после смерти Нади, что при просвечивании рентгеном установили, что у нее был череп самоубийцы.) Не знаю, так ли это, во всяком случае, у нее был ранний климакс и она страдала приливами и головными болями».
Однако в последние годы жизни и на даче, и на кремлевской квартире Сталин повесил фотографии Надежды. Хотя в тот момент в его жизни уже была другая женщина – Валентина Васильевна Истомина, экономка на «ближней» даче, носившая погоны лейтенанта госбезопасности. Светлана Аллилуева так описала ее: «…Молоденькая, курносая Валечка, рот которой целый день не закрывался от веселого, звонкого смеха. Поработав в Зубалове года три, она была переведена на дачу отца в Кунцево и осталась там до его смерти, став позже экономкой (или, как было принято говорить, сестрой-хозяйкой». Возле Сталина Истомина провела восемнадцать лет и в голос рыдала над его гробом. Такая женщина, в отличие от Надежды, не страдавшая от избытка гордости и жизнерадостная, устраивала Сталина. Функцию домоправительницы она выполняла неплохо, в сексуальном плане вождя, очевидно, тоже вполне удовлетворяла, а особого интеллекта он не требовал от любовницы, которую и не думал сделать женой.
17 ноября 1932 г. в «Литературной газете» было опубликовано соболезнование советских писателей И.Сталину с припиской Бориса Пастернака.
«Дорогой т. Сталин!
Трудно найти такие слова соболезнования, которые могли бы выразить боль собственной нашей утраты.
Примите нашу скорбь о смерти Н.С.Аллилуевой, отдавшей все силы делу освобождения миллионов угнетенного человечества, тому делу, которое ВЫ возглавляете и за которое мы готовы отдать свои жизни, как утверждение несокрушимой жизненной силы этого дела.
Л. Леонов, Вера Инбер, Л. Никулин, Г.Никифоров, В. Шкловский, Ю. Олеша, А. Малышкин, Вс. Иванов, В. Лидин, И.Сельвинский, А. Архангельский, И.Ильф, Е. Петров, Раиса Азарх, Б.Пильняк, М.Светлов, Эд. Багрицкий, С.Кирсанов, В. Киршон, К. Зелинский, М.Шагинян, А. Фадеев, П. Павленко, В.Катаев, С. Буданцев, М. Кольцов, С.Динамов, Е. Усиевич, А.Селивановский, М. Серебрянский, Л. Авербах, М.Субоцкий, И. Анисимов.
Присоединяюсь к чувству товарищей. Накануне глубоко и упорно думал о Сталине, как художник – впервые. Утром прочел известье. Потрясен так, точно был рядом, жил и видел.
Борис Пастернак».Это подобострастное соболезнование вряд ли порадовало Сталина. Достойно написал один лишь Пастернак, что, возможно, впоследствии побудило Иосифа Виссарионовича позвонить Борису Леонидовичу, когда решалась судьба Мандельштама.
Жителей столицы Сталин, как мы убедились из его переписки с женой, ценил совсем иначе, чем каких-нибудь там крестьян Дона, Кубани или Украины. 6 мая 1933 года Сталин ответил на письма Михаила Шолохова. Автор «Тихого Дона» писал о перегибах при раскулачивании в его родном Вешенском районе: «Вы видите одну сторону, видите неплохо. Но это только одна сторона дела. Чтобы не ошибиться в политике (Ваши письма – не беллетристика, а сплошная политика), надо обозреть, надо уметь видеть и другую сторону. А другая сторона состоит в том, что уважаемые хлеборобы вашего района (и не только вашего района) проводили «итальянку» (саботаж!) и не прочь были оставить рабочих, Красную Армию – без хлеба. Тот факт, что саботаж был тихий и внешне безобидный (без крови), – этот факт не меняет того, что уважаемые хлеборобы по сути дела вели «тихую» войну с Советской властью. Войну на измор, дорогой товарищ Шолохов…
