Владимир Карпов - Маршал Жуков: Опала
Но этого Жуков не видел. А мы вернемся в те дни, где маршал руководил созданием вооруженных сил в соответствии с требованиями нового времени, как ему виделось.
9 сентября 1954 года Жуков по решению Президиума ЦК КПСС провел секретные учения с войсками и с реальным взрывом атомной бомбы в Тоцком учебном центре под Оренбургом. Учение это достигло исследовательских целей. Но принесло и огромные беды населению не только Тоцкого района, но и многих, близко расположенных городов, — Оренбурга, Сорочинска, Самары, Бузулука, Барское и других не таких крупных, не говоря уж о десятках деревень.
Сегодня после Чернобыльской трагедии (где был не взрыв бомбы, а всего лишь выброс из реактора) все знают о страшных смертоносных последствиях. А тогда почти ничего об этом не знали. Вот что говорит один из участников учения:
— Все это для нас, молодых, было безумно интересным. Был ли какой–то внутренний протест у нас, мальчишек, против того, что готовилось? Нет. Бесстрашные были по молодости. А еще нам говорили: «Впервые в мире!» Это звучало!
Семьи военнослужащих накануне взрыва эвакуировали в Сорочинск. А после взрыва они сразу вернулись в свои поврежденные финские домики наводить порядок, сметали радиоактивную пыль обычными вениками и тряпками, жены стирали одежду мужьям, вернувшимся с учений. А спустя некоторое время началось: выпадали волосы и зубы, болели кости, покидали силы. Тридцатилетние, недавно могучие мужчины, превращались в дряхлые развалины. Наверное, уже все участники этих учений вымерли. В городах, которые названы выше, открыты были новые кладбища, а теперь они заполнены. Итоги этих учений, как и трагические последствия хранились под грифом секретности и неразглашения. И так по сей день…
Это, наверное, самый черный день в жизни и службе маршала Жукова, как руководителя учения. Он никогда нигде не говорил и не писал об этих учениях, связанный все тем же грифом «секретно». Но если его в какой–то степени оправдывает исполнительность и незнание возможных последствий, то вина в полном объеме ложится на тех, кто располагал информацией о последствиях атомных ударов в Хиросиме и Нагасаки.
Как бы ни было тяжело, но я считаю себя обязанным сказать эту горькую правду о службе Жукова.
Я тоже понес большую утрату, потерял очень близкого мне человека. После того тоцкого взрыва, через несколько лет скончался герой моей повести «Полководец» генерал Иван Ефимович Петров, который был заместителем Жукова на тех учениях, и как добросовестный служака до и после взрыва все обследовал сам…
Обычно, консервативное мышление приводит к попыткам применить новое оружие в старых формах. В пятидесятых, шестидесятых годах, когда я еще служил в армии и занимал должности начальника штаба механизированной дивизии в Кушке, заместителя командира стрелковой дивизии в Мары, в штаты дивизии были включены ракетные дивизионы. И мы учились сами и учили подчиненных применять ракеты в наступлении и в обороне в интересах выполнения задачи дивизией. На двухстороннем, двухстепенном командно–штабном учении «Днепр» в августе 1956 года министр обороны, Генеральный штаб и командиры самых разных ступеней отрабатывали выполнение боевых задач с применением атомного оружия. На разборе этого учения Жуков сделал анализ начального периода минувшей войны и подчеркнул огромное значение начального периода в современных условиях.
Маршал сказал:
«Наши командные кадры, наши штабы должны пытливо изучать современный характер начального периода войны, новейшие способы действий противника в условиях применения атомного оружия с тем, чтобы умело противопоставить противнику свои уничтожающие удары, если противником будет развязана война…
В современных условиях захват и удержание инициативы в начальный период войны в большей мере, чем когда–либо, зависит от господства в воздухе.
Особое место в операциях начального периода войны занимает внезапность».
Обратите внимание на последние слова. Что значит «внезапность» в начальный период? Если боевые действия начал противник — нанес удар первым — то никакой внезапности в нашем ответном ударе не может быть.
Представьте, как это осуществить практически после удара 300 атомных бомб по плану «Дропшот»? Не кажется и вам, что Жуков все же имеет в виду нанесение упреждающего удара в случае поступления сведений о неотвратимости удара противника? Логика подсказывает, что при массовом применении атомных бомб противником, ответный удар может вообще не состояться, или представлять собой нечто похожее на акт возмездия перед тем, как лечь в могилу.
Это отлично понимали мои сослуживцы тех лет, но говорить о превентивном ударе нельзя было, так же, как при Сталине в 1940–41 годах было запрещено предполагать о возможном нападении гитлеровцев и начале войны в ближайшее время. Я тогда служил в армии и отлично помню, и не без основания утверждаю, что ситуации очень похожи. И еще я помню, как много шума наделала статья главного маршала бронетанковых войск Ротмистрова Павла Алексеевича в журнале «Военная мысль», который, нарушив табу, сказал, что все же исход войны и победа будут зависеть от того, кто первым нанесет атомный удар и это дает право миролюбивой стороне (т. е. нам) нанести упреждающий удар. Что тогда началось! В печати и на многих совещаниях и партийных собраниях на маршала Ротмистрова посыпались всевозможные обвинения, начиная от некомпетентности, кончая злым умыслом. От объявления «врагом народа» и ареста Ротмистрова спасло только то, что все это происходило после XX съезда, в дни, когда осуждались репрессии прошлых лет. Ротмистрова заставили публично каяться и признавать свою ошибку. Мне повезло, будучи заместителем командира дивизии в городе Мары, я встречался с маршалом Ротмистровым и беседовал с ним. Произошло это так. В Туркестанском военном округе министр обороны Малиновский проводил крупные командно–штабные учения. По ходу учений одна из групп его участников прибыла в наш гарнизон и отрабатывала здесь в течении нескольких суток какой–то этап учений. Однажды утром меня вызвал командующий нашим округом генерал армии Федюнинский. Он тоже участвовал в учениях. Я прибыл туда, где располагались генералы и маршалы, и доложил командующему о своем прибытии. Федюнинский позвал через открытые двери (было очень жарко):
— Павел Алексеевич, идите сюда!
Вышел Ротмистров в майке и пижамных штанах.
— Вот полковник Карпов, с которым я обещал вас познакомить. Он у нас не только офицер, но и писатель (последнее было сказано с добродушной иронией). Он здесь все изучает и знает не только как театр военных действий, но и историю и культуру. В общем, он вам покажет пустыню и ее прелести. — И обращаясь ко мне: — Вы поняли вашу задачу? Маршал никогда не бывал в пустыне, он хочет посмотреть, как здесь применяются танки.
— Сейчас я оденусь, — сказал Ротмистров и ушел в свою комнату.
Я спросил Федюнинского:
— Товарищ командующий, как показать маршалу пустыню?
Действительно, можно вывести гостя в барханы, где куриные яйца в течение десяти минут свариваются вкрутую. Можно привезти на вододром, где танкисты учатся водить танки под водой (ох, как нелегко мне было построить этот вододром в безводной пустыне, его даже звали тогда озером Карпова). Так вот можно около воды под навесом, в тени, с чашкой зеленого чая, наблюдать за танками в барханах.
Федюнинский понял, что я имею в виду, усмехнулся и сказал:
— Долго старика не мучай, но пусть пару раз машину потолкает.
Ротмистров вышел в зеленой форменной рубашке без галстука и в брюках с лампасами. Он сел в мой газик и мы помчались за город. Сразу за крайними домами начинались барханы — голые без растительности, волнистые будто остановившаяся, безжизненная вода. На небе ни облачка, кажется, что по всему небосводу растеклось расплавленное солнце. Горячий воздух залетая в машину не освежает, а обжигает.
Конечно же, я не повез Ротмистрова в барханы, чтобы он там толкал вязнущую в песке машину. Сразу направились на танкодром. Там шли обычные занятия. Я не знал, что предстоит такая поездка с маршалом, ничего не готовил. Занималась танковая рота, выполняла упражнения по вождению с преодолением препятствий: танковый ров, воронки, крутой подъем и спуск, сломанный мост (надо провести машину по бревнам, обозначающим колею) и другие препятствия.
Мы остановились у командного пункта, откуда командир батальона руководил по радио экипажами. Очередной танк мчался, по трассе, подняв огромное облако пыли (на упражнение отводится определенное время, надо поторапливаться). Точнее, танк не было видно, гудел его мотор где–то внутри пылевого облака, которое оседая и нарождаясь, по мере движения танка, неслось по препятствиям. Ротмистров с нескрываемым удивлением смотрел за этой картиной. Когда танк, закончив упражнение, остановился, а командир подбежал с докладом к комбату, тот кивком головы показал на маршала, чтобы, как положено, докладывал старшему по званию.
