Юлий Анненков - Флаг миноносца
После этого Сомин видел свой орден даже во сне. Он представлял себе ощущение от прикосновения к прохладной эмали, горящей, как рубин. А на обратной стороне ордена - толстый нарезной штифт и широкая плоская шайба. Она прижимается изнутри к гимнастерке...
Но вот уже генерал вручает ордена Красной Звезды. "Как же это? Неужели он пропустил? Нет!" - Сомину хорошо виден стол. Ордена Красного Знамени лежали отдельно. Не осталось ни одного. "Наверно, в штабе фронта решили, что много для меня ордена Красного Знамени, и это верно". Он глубоко вздохнул, не пошевелив ни одним мускулом, не отрывая взгляда от генерала. Команды "Вольно!" ведь никто не подавал. - "Ну, ничего не поделаешь. Красная Звезда тоже почетный боевой орден".
Лейтенанты и старшины, сержанты и краснофлотцы один за другим подходили к столу под Флаг миноносца. Получив ордена, они выстраивались в отдельную шеренгу, справа от флага. Вот уже и Белкин понес туда темновишневую звездочку.
"И за дело. Правильно! - мысленно одобрил Сомин. Он весь подобрался, готовясь шагнуть строевым. - Сейчас меня!.."
- Гвардии старший лейтенант медицинской службы Горич! - вызвал подполковник. Потом подошли к генералу командиры боевых машин Шацкий и Ефимов. Все. Не осталось ни одного ордена.
Сомин так огорчился, что не сразу вышел вперед, когда назвали его фамилию.
- Поздравляю вас с высокой правительственной наградой! - сказал генерал, подавая ему левой рукой сверкающую медаль "За отвагу!" в открытой коробочке. Генерал протянул руку для пожатия, но Сомин держал в правой руке медаль. Он совсем смешался, не догадался переложить в левую руку награду и сунул ее в карман.
Генерал улыбнулся:
- Ничего, так надежнее, - сказал он вполголоса. - Я вас помню еще сержантом, товарищ Сомин. Отлично действовали.
Назаренко не знал истинной причины растерянности Сомина, но он видел, что человек смущен, и специально сказал эту фразу, не положенную по ритуалу, чтобы дать возможность юноше собраться и овладеть собой. И, действительно, этих двух секунд было довольно для Сомина. Он вытянулся, лихо, по-морскому поднес ладонь к выгоревшей мичманке и громко сказал искренне и горячо:
- Служу Советскому Союзу.
Когда генерал уехал, Сомин пошел поздравить Земскова с орденом. Старшего лейтенанта он нашел на опушке под каштанами. Лежа на траве, Земсков измерял курвиметром какую-то дорогу на новой карте. Он еще издали заметил Сомина, хотя казался всецело поглощенным своим занятием:
- Садись, Володя, тут прохладно.
- Я пришел вас поздравить. Не знаю красивых слов, но мне очень приятно, что вы получили Красное Знамя.
- Спасибо, Володя. Я думаю, ты можешь называть меня просто по имени в личном разговоре. Закуривай. Тебя ведь тоже можно поздравить. А почему не надел?
Сомин пробормотал что-то невнятное.
- Э, брат, так не годится! Как бывший начальник и старший по званию приказываю немедленно надеть медаль. Дай-ка я сам тебе прикручу. Приятно все-таки, если не вручить, так прицепить медаль бывшему подчиненному. Да расстегни ты гимнастерку! Хороша медаль! А название какое: "За отвагу"! Или ты, может быть, считаешь, что тебе мало?
- Вы понимаете, товарищ старший... Андрей Алексеевич, я-то настроился на "Знамя"...
- Настроился? Все-таки ты еще пацан, Володя. Честное слово, зря я предложил комиссару сделать тебя из сержантов младшим лейтенантом. Зазнался ты. Определенно! А подсолнечное поле помнишь?
- Так то ж было...
- Не перебивай. Ты скажи честно: надо было тебе дать "Знамя" наравне с Яновским и Николаевым?
- Нет, не надо, - Сомин густо покраснел и потупился.
- Не крути курвиметр! Где я в лесу возьму новый? Теперь слушай. Это между нами. Комиссар велел представить тебя к ордену. Не знаю к какому. Он запомнил, как ты отказался ехать в госпиталь, ну и орудие твое действовало неплохо. Только я уверен, комиссар решил дать тебе орден в счет будущего, чтоб скорее из тебя вырос настоящий командир. Я считаю, и мой орден тоже в счет будущего, и поэтому пока не впадаю в телячий восторг. Теперь другое: Яновского нет. Будаков - сам себе хозяин. Твой наградной лист он порвал и написал новый - на медаль. Я тогда вмешался в это дело, но ничего, кроме неприятностей, не вышло. Да черт с ним, с Будаковым. Ты помни, что Яновский представлял тебя к ордену и оправдай его доверие. А орденов у нас с тобой еще будет много, если останемся живы.
На этом разговор о наградах был исчерпан. Они просидели до темноты под каштанами. Земсков снова взялся за карту. Он считал необходимым изучить досконально новый район, до того как дивизион включится в бои. Говорили они и об учебе. Земсков настаивал, чтобы Сомин каждую свободную минуту отдавал занятиям - потом будет некогда!
Приближение осени давало себя знать. Каштаны роняли медные листья, а после захода солнца стало холодновато. Уже по дороге в часть Земсков вдруг спросил:
- Знаешь, Володя, что самое главное для человека, в частности, для военного человека?
- Смелость? Знания?
- Да, конечно. Но есть одно качество, от которого зависят и смелость, и настойчивость в занятиях, и даже физическая выносливость.
Сомин с интересом ждал, что скажет его друг. Не в первый раз они говорили с глазу на глаз, но сегодня Земсков, обычно сдержанный и немногословный, казалось, хотел поверить ему свои сокровенные мысли.
- Я думаю, Володя, - сказал он, - самое главное для таких как мы верность. Без лозунгов. Просто верность. Даже если тебя незаслуженно обидели. Как бы ни было трудно, голодно, страшно - делай свое дело, раз ты - командир, да еще называешься моряком. Наверно, Яновский тоже так думает. Иначе зачем бы он столько раз говорил о Флаге миноносца. Наш флаг и верность - одно и то же. Вот Арсеньев. Не все в нем мне нравится, но за его верность можно простить все. Некоторые говорят, что весь Закфронт прижмут к морю на клочке от Туапсе до Сочи. Я этому не верю, но если так случится, то верность каждого будет, как на ладошке. Ты понял меня?
- Кажется, понял.
- И если есть у человека верность, то она выявится во всем. Пусть не сразу. Я понимаю, что людей надо воспитывать и учить, что смелость тоже вырабатывается, как привычка владеть собой, но нельзя быть по вторникам брюнетом, а по средам блондином. Или, скажем, если у человека бас, то он со всеми говорит басом - и с ребенком и со стариком.
Сомин молчал, стараясь как можно глубже понять Земскова.
- Прав я или нет? - спросил разведчик.
- Наверно, прав. Но я думаю, есть большая верность, когда надо проскочить через станицу, занятую немцами, и маленькая - ну, к примеру, не побояться испортить отношения с начальником из-за друга. Одни люди имеют большую, другие маленькую, а вот ты - обе, но на то ты - Андрей Земсков. А возьми Рощина. Видел его сегодня? У него тоже "Знамя", и он его заслужил. А можно назвать Рощина верным человеком?
Земсков не стал возвращаться к разговору об орденах. Он считал, что на эту тему сказано довольно, а повторяться не стоит. Что же касается Рощина, то новое напоминание о нем не доставило Земскову никакого удовольствия. Он и без того помнил о ночном разговоре весь день, даже в тот момент, когда подходил под Флаг миноносца.
- Ну, мне налево, - сказал Земсков. Они подходили к орудиям Сомина. Да, чуть не забыл главное. Мне кажется, Володя, что ты не очень удачно выбрал позиции для своих пушек. Склон горы мешает круговому обстрелу. А насчет нашего разговора, запомни: верность у человека одна. Или она есть или ее нет.
3. БУДЕТ ПОЛК ПОД ФЛАГОМ МИНОНОСЦА!
Формирование полка шло полным ходом. Арсеньев вставал в пять часов, а ложился, когда все уже спали, за исключением часовых и ошалевших штабных писарей, которые до рассвета переписывали и перестукивали списки, ведомости, характеристики, заявки, донесения, реляции и докладные. Теперь в штабном сарае, который за его размеры прозвали ангаром, отдохнуть было немыслимо даже в глухие ночные часы. Арсеньев перебрался в наскоро сооруженный для него домишко - нечто среднее между блиндажом и избушкой на курьих ножках, а в "ангаре" безраздельно властвовал Будаков. Он получил звание подполковника и, конечно, был назначен начальником штаба формирующегося полка. Начальником разведки был без колебаний назначен Земсков. Старший лейтенант не особенно обрадовался этому повышению, но он утешал себя тем, что все равно в штабе сидеть почти не придется. Любому было ясно - до наступления осенней распутицы противник попытается прорваться к морю по дороге Шаумян - Туапсе. Это направление приобретало сейчас весьма и весьма серьезное значение ввиду неудачи немцев при попытке прорвать фронт в районе Главного Кавказского хребта, где стояли войска Северной группы. Однако теперь, когда немецкие армии рвались к Волге и к нефтяным районам Северного Кавказа, не было никакой возможности дать Закавказскому фронту значительное пополнение в людях и в технике. Поэтому Верховное Командование очень одобрительно отнеслось к предложению генерала Назаренко о формировании полка РС на базе отдельного дивизиона. Назаренко рассчитывал главным образом на командные кадры, выросшие в самом дивизионе. Так он и доложил в Москве в Главном штабе гвардейских минометных частей: "Если добавить техники и людей за счет местных ресурсов, можно на ходу развернуть часть Арсеньева в полк из трех дивизионов двухбатарейного состава".
