Евграф Савельев - Древняя история казачества
Один из малороссийских историков Н. Маркевич говорит, не ссылаясь ни на какие данные, что старое черкасское казачество за несколько лет до разорения Руси татарами исчезло (куда и почему?); что знатные фамилии с княжескими семьями с Днепра удалились в Литву и вступили в родство с тамошними владетельными князьями, простой же народ остался под игом завоевателей; что лишь горсть удальцов укрылась на днепровских островах, защищенных непроходимыми тростниками, и в неприступных дебрях Полесья; что скитальцы эти приняли имя казаков и Черкасов и положили основание запорожскому войску и т. д. («История Малороссии», стр. 7). Странные и наивные рассуждения. Одному древнему и испытанному в боях войску почему-то, без всякой причины, нужно было исчезнуть, а другому из бесприютных скитальцев возникнуть под тем же именем, т. е. казаков, черкасов и даже хазар, как запорожцы себя называли при Ригельмане, в половине XVIII в. Черкасам (они же хазары-беловежцы) некуда и не для чего было исчезать. Они лишь укрылись на днепровских островах, которыми владели и раньше, а также в Полесье, отчего и получила свое название Беловежская пуща, т. е. от стана хазар-беловежцев, как и «Белые берега» в низовьях Днепра и Буга.
Другой историк Малороссии, Д. Бантыш-Каменский, откровенно сознаваясь, что «начало казаков, обитавших за Днепровскими порогами, скрывается во мраке неизвестности», в конце концов приходит к заключению, что запорожцы, судя по их нравам и обычаям, способу ведения войны и гордому духу, а также по одежде и облику, имеют много общего с черкесами Кубани, исповедывавшими раньше также греческую веру, а потому корень этого казачества нужно искать не в Европе, а в Азии и именно на Кавказе. (Ист. Малор. ч. I, стр. 108 и 109. М., 1830).
В 1637 г. 4–5 тыс. запорожцев, недовольных порядками в Польше, двинулись с Днепра на Кубань, намереваясь отдаться в подданство или туркам, или персам. Но донские казаки уговорили их «быть с ними за одно и идти воевать Азов». Запорожцы послушались и общими силами взяли Азов{184}. В конце XVIII в. все бывшие на Днепре запорожцы, разбежавшиеся было после разгрома Сечи по разным местам, даже были в Румынии и Турции, опять стянулись на Кубань и усиленные переселенцами, малороссийскими и донскими казаками, образовали славное Черноморское казачье войско, окончательно и навсегда занявшее древнюю свою прародину. Как встретили запорожцев, по переселении, на Кубани черкесы, мы уже говорили в III главе части I «Черкесия и ее прошлое».
Известный наш донской историк Алексей Попов говорит, что «в конце XV и начале XVI в. Донское войско, называвшееся Азовским и Ордынским, имело двух предводителей: Агуса или Акустия (Агустия) Черкаса, избравшего главным своим местопребыванием г. Черкаск, с того времени так называемый, где был гор. Орн, взятый Батыем около 1246 г.» (Записки Плано Карпини, папского посла к Батыю). «Другой предводитель Адиг или Атик, перешедший потом на Кубань, где между двумя рукавами этой реки построил замок (крепость) Ада, близ нынешнего Темрюка, просуществовавший до 1713 г.»{185} Никаких пояснений к сказанному выше Попов не приводит, а также не указывает и источники, из которых он это известие взял.
Голова Азовских казаков Ауз или Агус-Черкас — лицо историческое; он был убит черкесами, подбегавшими под Азов для отгона скота в 1502 г.{186} Об Адиге же свидетельствуют лишь бывшая на острове, в дельте р. Кубани, крепость Ада и черкесский народ, называющий себя «Адигами или Адыгэ», и больше ничего. Что Черкасы-запорожцы проникали в первой половине XVI в. на Дон, — это факт. О том свидетельствует приведенный выше документ о покупке казаком Жученко у татарского князька дома в урочище «Черкасской» в 1517 г. Но как они там появлялись, независимыми ли общинами, или поодиночке, — это вопрос, подлежащий разрешению. Из истории запорожского войска мы знаем, что переселившиеся на Днепр в X, XI, XII и XIV вв. Черкасы первоначально служили русским, а потом польским и литовским князьям, защищая южные границы их владений от набегов кочевников; что поле деятельности их было низовье Днепра, Буга и Днестра; что к концу XIV в. войско это сделалось страшным для турок и татар на всем Черноморском побережье; что за службу по охране границ польский король Сигизмунд I пожаловал им в 1505 г. для поселения земли в Киевском и Брацлавском воеводствах{187}. Грамота эта была выдана первому казацкому гетману Дашкевичу, соединившему в одно целое дотоле разрозненные казацкие общины. Права эти и вольности Черкасского казачества, касавшиеся главным образом «низового запорожского», были расширены в 1516 г. при втором гетмане Ланскоронском, а потом были подтверждены 20 августа 1576 г. грамотою короля Стефана Батория. За казаками «низовыми» были укреплены все земли, лежащие вниз по Днепру и Бугу, до лиманов: «як из виков бувало по Очаковские улуси; и в гору реки Богу (Бугу) по речку Синюху. От Самарских же земель (речка Самара, приток Днепра и Самарь — старинный запорожский городок на Днепре) через степь до самой реки Дону, где еще за гетмана казацкого Предслава Ланцкорунского казаки запорожские свои зимовники мевали (имели)»{188}.
Казацкий гетман Ланскоронский, победитель татар, происходил из польского дворянского рода; он был зять кн. Константина Ивановича Острожского и свойственник короля Александра. Деятельность его относится к 1512 и последующим годам. Он предводительствовал «низовым запорожским казачеством», а потому считается первым основателем Запорожья. При этом же гетмане Сигизмунд I дозволил казакам селиться и выше порогов, где ими были построены укрепленные городки{189}.
Следовательно, запорожцы при гетмане Ланскоронском фактически уже владели как низовьем Днепра, так и Дона, где они имели свои зимовища, а потому нет ничего невероятного в том, что город Черкасск на Дону был ими основан в этот же период времени и, быть может, на месте древнего гор. Орна.
На это заключение могут возразить, почему же о существовании этого казачьего городка не упоминается ни в одном из посольских донесений начала XVI в., а лишь только под 1593 г. Мы можем ответить, что донесения эти по содержанию своему в большей части представляют одно сплошное, пространное и нудное пустословие, акты эти писаны людьми крайне невежественными, имевшими узкие взгляды и понятия, какими отличалось тогда все московское боярство. В грамотах, отписках и донесениях титулы иногда занимают целые страницы, идут уменьшительные и уничижительные имена, вроде: «твой преданный холоп Олешко или Васюк», как именовали себя сановитые князья и бояре пред великим князем, «бьет тебе (идут титулы) челом» и проч., а о деле почти что ничего, одно пустословие, как сказано выше, и челобитья. Кто имел под руками подобную переписку, тот поймет, что от боярских донесений того времени многого требовать нельзя и обращаться с ними нужно крайне осторожно. Имена казацких предводителей бояре почти всегда записывали со слов турок или татар, через переводчиков. Как татары и турки называли их на своем языке, так послы или малограмотные дьяки и записывали, а лица эти, быть может, носили совсем другие имена или клички.
Чеченцы и лезгины генерала Бакланова называли и «шайтан», и Боклю и др. именами. Быть может, какой-нибудь из арабских дервишей того времени так и наименовал его в своих записках, а другой исправил, и добавились этой кличке новые эпитеты, как, например, Урус-шайтан или Урус-шайтан-Боклю… Узнавайте после этого под этими псевдонимами героя Кавказа Якова Петровича Бакланова. Так было и тогда. Шла страшная борьба, на жизнь и на смерть, христианского казачества с мусульманством. Каждый день, в течение веков, происходили стычки, сражения, поединки доблестных витязей Дона с страшным врагом за свою веру, свободу и древнюю родину. Подстерегали на перевозах, дорогах, оврагах и балках, внезапно нападали и беспощадно истребляли. Такое было время, такие были нравы, и не только у нас, на «Поле», но и по всей России и даже в западных государствах. Русские князья отнимали города и уделы один у другого и всех жителей с их скотом и имуществом осуждали огню и мечу. Мирные жители платились своею жизнью за корыстолюбие и тщеславие своих правителей. «Взял его волость и всех жителей посадил на меч», обыкновенные слова в истории борьбы удельных князей.
Там боролись за власть, за первенство, из тщеславия князья, а тут, на Дону, на ратном «Поле», боролось казацкое рыцарство за свою веру и свободу с мусульманским миром, и, благодаря беззаветной храбрости, крепости духа и отваге, рыцарство это в конце концов вышло победителем и вновь заняло свою древнюю прародину.
Имена этих отважных борцов мы почти не знаем, а если и промелькнет одна или две клички-псевдонима в течение одного или двух веков, то и то в перековерканном виде, записанные через переводчика со слов какого-нибудь татарского или турецкого посла. Что такое Ауз или Агуз-Черкас, если не Август-Черкас. Турецкое Карабай — наше Чернобай. Караман — Черный человек. Шубаш — голова, стоящий во главе. Ведь это так называли казацких предводителей турки, а как сами казаки называли их, — мы не знаем.
