ЕВА. История эволюции женского тела. История человечества - Кэт Бохэннон
Прямо сейчас где-то в Сенегале охотится шимпанзе. В одной руке она держит копье, сделанное из ветки, отломанной от молодого дерева. Она его подготовила: сорвала все листья и побеги, а затем заострила конец своими мощными зубами. Пока она движется по траве, за длинный черный мех на ее спине держится детеныш. Он сосет грудь уже несколько месяцев. Мать худая и голодная. Она ищет мясо.
Она знает, что днем галаговые – крошечные приматы с маленьким мозгом и большими глазами – обычно спят в дуплах деревьев. Найдя одного, она протыкает его палкой. Он просыпается, рыча и царапаясь. Он слишком мал и слаб, чтобы представлять смертельную опасность, но определенно может ранить ее и убить ее потомство. Лучше использовать копье, которое удержит его на безопасном расстоянии. Она снова наносит удар галаго и вытаскивает тушку из дерева только тогда, когда уверена, что враг мертв.
Когда самцы шимпанзе отправляются на охоту, они иногда используют копья, но их собственных тел (больше и сильнее, чем у самок) часто и так достаточно. Даже если в результате они будут ранены, потомство не умрет с голоду. С эволюционной точки зрения их травмы не так важны, поскольку самцы в обществе шимпанзе не заботятся о детях. Вообще говоря, инновации – это то, что делают слабые, чтобы выбраться из невыгодного положения. Как сказала мне много лет назад приматолог из Кении: «Самки делают умные вещи, потому что должны». Она говорила об умных самках приматов, но, конечно же, имела в виду и человеческих женщин. С научной точки зрения, мы, женщины-приматы, можем больше выиграть и больше потерять. Обычно мы меньше и слабее мужчин[139]. Учитывая, что именно нашему телу приходится создавать, рожать и вскармливать детей, женщины также имеют большую потребность в пище и безопасности, чем мужчины. Примитивные инструменты были самым простым способом удовлетворить эти потребности. Если самки, о которых идет речь, хорошо решали проблемы – как и все высшие приматы, – тогда им было бы полезно изобретать, хотя не так мы обычно представляем себе наших предков.
Homo Habilis – «Человек умелый», или, в данном случае, «умелая женщина» – жил в травянистых высокогорьях Танзании между 2,8 и 1,5 миллиона лет назад. Ева изготовления инструментов была ростом более четырех футов, имела длинные руки, сильные ноги и мозг примерно вдвое меньше нашего. Мы понятия не имеем, насколько волосатой она была и насколько жирной была ее грудь. Но она была умнее австралопитеков вроде Люси и в целом больше походила на современных людей. Она, как и мы, была оппортунистическим едоком, с удовольствием поедала всевозможную пищу. Челюсти у нее были сильные, а зубная эмаль – толстая, но она не имела привычки раскалывать зубами орехи или клубни. Зачем ей это делать, если у нее есть удобные каменные инструменты, позволяющие вскрывать (и разламывать) твердые продукты?
В местах, где мы нашли ее кости, также были сотни каменных орудий. В ущелье Олдувай в Танзании археологи раскопали столько окаменелостей и орудий труда, что в их честь была названа олдувайская культура обработки[140]. Олдувайские орудия – одна из веских причин, по которой нам следует считать Умелую – Евой инструментов. Хотя и современные шимпанзе, и древняя Люси использовали каменные орудия, олдувайская культура, перенятая более поздними австралопитеками и Умелой и Homo erectus после нее, была нашей первой передовой орудийной технологией. Наша Ева сознательно придавала форму большим камням, тщательно откалывая кусочки под нужным углом, чтобы сделать топоры, скребки или шила. Вначале она использовала камни, которые уже были довольно близки к желаемой форме, в основном речной булыжник, сглаженный водой. Позже она искала особые камни, которые, если их ударить правильно, рассыпались на нужные ей формы. Она могла использовать один инструмент, чтобы выкапывать клубни, другой – чтобы измельчать их волокна во что-нибудь съедобное, а третий – чтобы измельчать траву и орехи.
Умелая использовала и отбитые кусочки. Они были длиннее и тоньше, иногда казались хрупкими, но были крепки, как гвозди, и позволяли ей выполнять более деликатные задачи: отделять мясо от сухожилий, снимать жир с кожи, аккуратно удалять горькие части растения, чтобы получить полезные вещества. Некоторые виды камней она использовала, чтобы отрезать самые сочные куски мяса, другие – чтобы разламывать кости, добираться до костного мозга, который она высасывала из животного еще теплым.
Если она могла добраться до животного, которое еще не остыло. Хотя Умелая любила горячее мясо, она, вероятно, не часто охотилась на крупную дичь. Большинство костей животных, которые ученые нашли рядом с ее останками, – это конечности. Скорее всего, она была падальщиком: воровкой, похожей на бабуина или гиену, но гораздо менее опасной. Когда какой-то крупный хищник убивал, Умелая, вероятно, скрывалась и ждала, пока зверь не закончит трапезу, а затем бежала, чтобы украсть часть туши. Может быть, она отрубала каменным топором конечность, хватала ее и бежала со всех ног. Умелая ни в коем случае не была вершиной пищевой цепочки. Как и многие гоминиды, она часто становилась добычей.
Так что ее каменные орудия не были триумфальными. Никакой свет далеких звезд не горел в ее глазах. Подобно матери-шимпанзе, охотившейся с копьем в Сенегале, Умелая была просто очень умным приматом, использовавшим все возможное, чтобы выжить. Она в страхе шла по высокой траве, сжимая каменный топор и кусок украденного мяса, с ребенком на спине или даже на руках.
Использование инструментов – первая черта в этой книге, которая представляет собой набор моделей поведения – не орган, не неврологическую проводку, а то, как наши Евы использовали свои когнитивные и физические способности, чтобы изменить свои отношения с окружающим миром[141]. Скажем так: палеоархеологов на самом деле интересуют не камни. Их интересует, что камни могут рассказать о жизни существ, которые их использовали и делали. Без голодного человека рядом вилка – просто палка с заостренными кончиками. Другими словами, использование инструмента связано с отношениями между объектом, его разумным пользователем и миром, в котором они оба находятся. Изучение древних инструментов – это всегда изучение древнего поведения. А для биолога-эволюциониста размышления об использовании орудий – способ проследить изменения в привычках и способностях просоциальных, решающих проблемы мозгов гомининов на протяжении всей линии предков человечества. Мозг не станет окаменелостью. Но артефакты поведения, связанного с использованием орудий, станут и останутся, особенно если они сделаны из камня и удачно расположены рядом с окаменевшими
