История афинской демократии - Владислав Петрович Бузескул
И все же метеки не были полноправны: они не участвовали ни в народном собрании, ни в суде, не могли быть сановниками; их делами, как неграждан, «чужих», ведал полемарх; их браки с афинянином или афинянкой не признавались законными и дети от таких браков, в силу Периклова закона, не имели прав гражданства; метеки не могли приобретать недвижимую собственность. Впрочем, привилегии, предоставлявшие отдельным лицам право брака и приобретения недвижимости, исотелию, уравнивавшую с гражданами в отношении повинностей, освобождение от особой подати, право выступать в поход в отряде граждан, доступ в совет и народное собрание (в смысле непосредственных сношений с этими учреждениями), – все такие личные привилегии им давались легко, по постановлению афинского народа. Только право гражданства доставалось с трудом: его получали лишь немногие. Даже Лисий, несмотря на свою славу оратора-логографа и на все услуги, оказанные демократии, не пользовался им. По предложению Фрасибула, главного деятеля по освобождению Афин от тирании Тридцати, Лисию, правда, постановлено было предоставить право гражданства, но против этого выступил с графэ параномон, ссылаясь на несоблюдение некоторых формальностей, другой деятель по восстановлению демократии, Архин, и состоявшееся уже постановление было потом отменено.
Весьма многочислен в Аттике был класс рабов[195]. Правда, цифра, которую встречаем у одного древнего автора (Афинея) и которую прежде принимали – 400 000, – по новейшим исследованиям[196] оказывается неверной; но все-таки рабов в Афинском государстве было почти столько же, сколько граждан, около 40 000—60 000, не считая женщин и детей. Это были в громадном большинстве «варвары» из Лидии, Фригии, Пафлагонии, Сирии, Фракии и особенно из Скифии. Рост рабства обусловливался развитием промышленности и богатства; можно сказать, что он был прямо пропорционален этому развитию. Промышленность требует новых рук. Свободные рабочие, особенно сельские, оказываются мало подходящими. «Свободные граждане, – говорит Эд. Мейер, – хотя бы и угнетаемые сильной нуждой, не проявляли особенной склонности вырабатывать в себе техническую сноровку»[197]. Притом свободные рабочие стоят дорого. «Они требуют такой платы, на которую могли бы жить; их нужно сначала обучить делу, а еще спорный вопрос, возвратят ли они предпринимателю затраченный на их подготовку капитал; но, прежде всего, они – свободные граждане, юридически и политически стоящие наравне с работодателями, совсем не то, что на Востоке люди, с малолетства привыкшие к невольнической жизни. Но промышленность нуждается в возможно дешевых рабочих, силы которых, раз они попали в ее руки, она старается использовать наиболее полным образом… За небольшой капитал предприниматель покупает рабочую силу, которую он может обучить для своих целей и затем использовать до конца… А самое главное – работник юридически совершенно в его власти; он может эксплуатировать его силы гораздо интенсивнее, чем это возможно с рабочей силой свободного человека».
В пору расцвета афинской демократии мы видим рабов всюду – в доме, в поле, в лавке, в банкирской конторе, в мастерских, на тогдашних фабриках, на торговых судах в качестве гребцов и особенно в рудниках. Они и чернорабочие, и домашняя прислуга, и мастера, и надсмотрщики, управляющие, писцы, счетчики, мелкие служащие, наконец – воспитатели-«педагоги». Редко какой состоятельный афинянин не имел хотя бы одного-двух рабов. Другие содержали их несколько десятков: у отца Демосфена на фабрике мечей было 32—33 раба; у Лисия, как мы видели, – 120, а Никий в арендуемых им рудниках имел 1000. Держали рабов не только для себя или для своего предприятия: их отдавали внаймы и другим. Никий разработку рудников предоставил фракийцу, поставленному над рабами. Нередко рабы жили отдельно от господина, который за известный оброк предоставлял им заниматься ремеслом.
Главными рынками, где продавались рабы, кроме упомянутого уже раньше Хиоса, были Делос, Византий и некоторые другие пункты. В самих Афинах был рынок, где на особой эстраде, в обнаженном виде, выставлялись рабы для продажи. Цена на рабов была разная в зависимости от пола, возраста, качеств или обучения раба. В среднем она равнялась 2 минам; рабы, предназначавшиеся для черной работы, стоили дешевле, а обученные, искусные в разных мастерствах, оценивались в 5—6 и даже 10 и более мин. Обыкновенно раб приносил господину прибыли по 1 оболу в день. Такой доход получал Никий со своих 1000 рабов, работавших в рудниках; в год это составляло 10 талантов. Опытные мастера, стоившие дороже, доставляли и прибыли больше. 32 или 33 кузнеца на фабрике Демосфенова отца приносили дохода 30 мин в год, т. е. около 100 драхм каждый, а 20 столяров – 12 мин, т. е. каждый по 60 драхм в год или 1 обол в день. Считая стоимость раба по 2 мины, это составит 30 % на затраченный капитал[198].
На рабов иногда налагали оковы, чтобы они не бежали. Их можно было подвергать телесному наказанию (обыкновенно плетью). В тех случаях, когда свободный человек подвергался штрафу, раб отвечает своим телом, т. е. подвергается телесному наказанию. Одна надпись гласит, что в известных случаях со свободного человека полагается 50 драхм пени, а раб должен получить 50 ударов[199]. По отношению к рабу при процессах допускалась пытка. На суде его представителем являлся господин. Вообще раб был собственностью господина, его как бы вещью, «одушевленным орудием» или «органом»; он был «тело» (σώμα), по тогдашней терминологии, и господин по отношению к нему пользовался теми же правами, что и по отношению ко всякому иному предмету собственности. Но в действительности этот принцип смягчался, подвергался разным ограничениям, и положение рабов в Афинах было все же гораздо лучшим, чем во многих других государствах Древнего мира. И тут сказывались гуманность и благоразумие афинян, побуждавшие их щадить рабов, не доводить до ожесточения такой многочисленный класс; и тут царство закона и демократическая свобода были в пользу рабов[200]. Государство брало последних под свою защиту. Например, запрещалось дурно обращаться с чужим рабом; виновный в этом подлежал ответственности – предавался суду и платил штраф. Еще по Драконтову законодательству за убийство раба полагалось наказание, как и за убийство свободного. Господину не дозволялось убивать или казнить своего раба. Даже если раб заслужил смерть, убил, например, своего господина и был схвачен на месте преступления, то родственники убитого не могли сами подвергнуть его смерти, а должны были представить его властям, чтобы последние применили к нему наказание, следуемое по закону. В случае жестокого обращения со стороны господина раб мог воспользоваться правом убежища – в храме Тесея или в святилище Эвменид – мог спастись, выражаясь словами Еврипида, «под защиту алтаря, как преследуемый зверь под защиту камня», и даже требовать, чтобы его продали другому господину. Рабы имели доступ в святилища и участвовали в религиозных празднествах; они могли даже, если были греки, быть посвященными в элевсинские мистерии. Но посещать гимнасии и палестры им было запрещено. К службе во флоте они привлекались только в исключительных случаях; так было в 406 г., перед битвой при Аргинусах, причем рабам, поступившим во флот, обещана была свобода. Рабы, которым за известный оброк предоставлялось жить отдельно от господина и заниматься ремеслом, пользовались, разумеется, большей свободой, могли приобретать средства и выкупиться на волю.
Кроме рабов, принадлежавших частным лицам, в Афинах были и рабы государственные[201], т. е. составлявшие собственность государства и ему служившие. Это – «стрелки», или «скифы», в числе сначала 300, а впоследствии 1200, отправлявшие полицейскую службу, глашатаи, тюремщики, писцы и т. п. Положение государственных рабов было гораздо лучше положения остальных; они получали жалованье, имели свое жилище, свое хозяйство, пользовались известным досугом и некоторой независимостью, вообще приближались скорее к метекам.
Рабы могли получать свободу посредством
