Пол Эврич - Русские анархисты. 1905-1917
Те анархисты, которым позволено было покинуть Россию, не теряя времени, организовали комитеты помощи своим заключенным товарищам. Беркман, Голдман, Шапиро, Волин, Мрачный, Максимов, Еленский, Сеня и Молли Флешины направили свою энергию на создание фондов помощи. Папки в их организациях – самыми известными были Объединенный комитет защиты заключенных революционеров в России (Берлин, 1922-1926), Фонд помощи Международной ассоциации рабочих для анархистов и анархо-синдикалистов в российских тюрьмах и ссылках (Берлин и Париж, 1926–1932) и Фонд Александра Беркмана, активно действовавший в Чикаго, – пухли от писем и досье арестованных анархистов, их имена сопровождались такими мрачными примечаниями, как «избит в Бутырках», «повторная голодовка», «убит в тюрьме», «расстрелян в Киевской ЧК», «избит за сопротивление насильственному кормлению» и «судьба неизвестна». Эмигранты не жалели сил, обеспечивая непрестанный поток посылок и передач, поддерживая своих соратников в России. Их успехи в борьбе с голодом, тоской и отчаянием заключенных достойны уважения, учитывая те ограничения, которые советское правительство наложило на благотворительную деятельность. По словам получателей, их письма и передачи были «божьим даром», «дуновением свежего воздуха» в этой душной атмосфере.
Тем не менее силы и средства, необходимые для организации митингов протеста, сбора средств, выпуска бюллетеней, отправки писем, посылок и т. п., не переставали требовать активного участия уже немолодых анархистов Запада, выматывая из них все физические силы и вынуждая жить в постоянной бедности. «Я часто думаю, что мы, революционеры, напоминаем капиталистическую систему, – заметила Эмма Голдман, которая сама без устали работала в системе помощи. – Мы высасываем из людей все лучшее, что в них есть, а потом молча наблюдаем, как они кончают свои дни в нищете и одиночестве».
А тем временем смерть заставляла смолкать старую гвардию движения. Владимир Забрежнев, старый кропоткинец, который после Октябрьской революции вступил в коммунистическую партию, стал секретарем правительственной газеты «Известия» и в 1920 году скончался в Москве. Несколько месяцев спустя И.С. Блейхман стал жертвой легочного заболевания, которое серьезно обострилось, когда он отбывал срок на принудительных работах в большевистской тюрьме[48]. В феврале 1921 года кончина Кропоткина последовала за смертью в декабре его давнего ученика Гогелиа-Оргеиани, уехавшего на свой родной Кавказ. Варлаам Черкезов, еще один грузин и близкий помощник Кропоткина в первые годы движения, вернулся в свое бывшее убежище в Лондоне, где и умер в 1925 году, на восьмидесятом году жизни. В 1926 году в Москве у Мачайского случился инфаркт, а Аполлон Карелин умер от кровоизлияния в мозг, успев стать свидетелем разгрома Всероссийской федерации анархистов и ареста своих самых преданных учеников Хархардина, Солоновича и Худолея.
В мрачной хронике тюрем, ссылок и смертей порой случались светлые моменты. Ольга Таратута, избитая тюремщиками в Бутырках, получившая цингу в Орловском политизоляторе и, наконец, отправленная в сибирскую ссылку, внезапно получила помилование и разрешение вернуться в Киев[49]. Бывшие «советские анархисты» – карелинцы, универсалисты и анархо-синдикалисты – были освобождены из тюрем, чтобы оказаться под надзором политической полиции. В 1924 году Абба Гордин, лидер универсалистов, получил разрешение эмигрировать в Соединенные Штаты. Его брат В.Л. Гордин, хотя и перешел в стан большевиков, в 1925 году был арестован и помещен в психиатрическую больницу. Судя по надежным источникам, ему удалось добраться до Америки, где, как ни странно, он стал протестантским миссионером. (Гордины были сыновьями раввина.)
Во время нэпа небольшому количеству «мирных» анархистов разрешили продолжать свою деятельность. Оставались открытыми издательство и книжный магазин «Голос труда», где продавалось несколько томов сочинений Бакунина, а также новые работы, включая ценное собрание воспоминаний анархистов, изданных Алексеем Боровым. В то же самое время Боровой и его соратники из Комитета по созданию музея Кропоткина, уважаемые Атабекян и Лебедев, получили от властей разрешение без помех заниматься своей работой. В 1927 году они вместе с другими известными анархистами (среди них Рогдаев, Бармаш, Аскаров и Лидия Гогелиа), скорее всего, с благословения Московского Совета, выступили с публичным протестом против казни Сакко и Ванцетти, которая стала весьма распространенной для радикалов и либертарианцев во всем мире.
Для остальных членов движения, живущих в зарубежной эмиграции, небольших групп состарившихся усталых мужчин и женщин, разбросанных по Америке и Европе, осталась лишь горечь лицезрения, как русская революция превращается в полную противоположность всему, на что они надеялись. В лучшем случае, как недавно заметил симпатичный неофит от анархизма, им осталось печальное утешение, что их отец-основатель Бакунин, полстолетия тому назад оценивая марксистский социализм, пророчески предсказал все это. «Долгие годы «строительства социализма», – заявила Федерация русских анархо-коммунистических групп в Соединенных Штатах и Канаде, – полностью доказала справедливость утверждения Бакунина, что «социализм без свободы – это рабство и скотство». В Берлине и Париже, в Нью-Йорке и Буэнос-Айресе, полные горечи, оставшиеся в живых продолжали свои саркастические нападки на диктатуру большевиков. Ленин в их глазах был «Торквемадой, Лойолой, Макиавелли и Робеспьером русской революции»; они презрительно называли его партию «новыми королями», растоптавшими знамя свободы.
Они поносили нэп, как циничный маневр для восстановления буржуазной системы, реакционный компромисс с капиталистами, техническими специалистами и кулаками. Изгнанники клялись никогда не прекращать борьбы, чтобы сбросить «иго коммунистической партии… иго интеллигенции и буржуазии»; они не успокоятся, пока «и частный и государственный капитализм» не превратятся в прах и их заменят фабричные комитеты и свободные советы, низовые организации, подавленные большевиками после Октябрьской революции. «Продолжим борьбу, – заявил Григорий Максимов, – и нашим лозунгом будет: «Революция мертва! Да здравствует революция!»
Хотя различные фракции анархистов в эмиграции критиковали советский режим практически в одних и тех же выражениях и, как правило, сотрудничали друг с другом в деле организации помощи, старые разногласия продолжали существовать. Прибыв в Берлин, который в начале 20-х годов был основным центром для изгнанников, Аршинов и Волин из конфедерации «Набат» основали ежемесячный журнал «Анархический вестник»[50], в то время как синдикалисты во главе с Максимовым, Ярчуком и Шапиро издавали свой «Рабочий путь».
Обе группы признавали, что, пока они преодолевают разобщенность, которой страдали с самого начала, вряд ли анархисты могут надеяться, что выживут как движение и тем более разрешат сложные социальные проблемы XX века. Немало из них неохотно признали истинность слов Карла Радека, что романтизм анархистов и инстинктивная враждебность к любой организации мешают им отчетливо увидеть реальность современного индустриального общества с его растущим населением, со сложным разделением функций и тем самым обрекают их на неудачи и поражение.
Анархо-синдикалисты были особенно чувствительны к критике такого рода, поскольку всегда гордились современностью своих взглядов: они настаивали, что, не в пример донкихотству анархо-коммунистов, они не зациклились на прошедших временах примитивных сельскохозяйственных коммун, а видят перед собой децентрализованное индустриальное общество, учитывающее последние достижения науки и техники. Скорбно признавая, что их движение в России потерпело крах из-за недостатка эффективной организации, синдикалисты в эмиграции решили объединить силы с соратниками из других стран и обеспечить рабочий класс альтернативой политически ориентированным интернационалам в Москве и Амстердаме. В декабре 1922 – январе 1923 года синдикалисты из дюжины стран (включая и изгнанников из России) встретились в Берлине и основали новый интернационал рабочих, который окрестили Международной ассоциацией рабочих, утверждая, что являются подлинными наследниками этого имени 1864–1876 годов.
Съезд, на котором было положено начало анархо-синдикалистскому Интернационалу, сосредоточил внимание на смысле большевистской революции, который она имела для рабочих. Делегаты сочли ее событием огромной важности, поскольку она ярко высветила разницу между государственным социализмом, неминуемо ведущим к угнетению рабочего класса, и революционным синдикализмом, который обеспечивает свободу и дает массам уверенность в своих силах.
