Александр Сидоров - Великие битвы уголовного мира. История профессиональной преступности Советской России. Книга вторая (1941-1991 г.г.)
Казалось бы, меры разумные и действенные. Они должны были привести к резкому сокращению преступности, стабилизации в местах лишения свободы, нанести непоправимый урон преступности профессиональной. И прежде всего — «ворам в законе».
На первых порах к тому всё вроде бы и шло. До сих пор старые уголовники с горечью и содроганием вспоминают те времена:
— Когда работники МВД пришли к заключению, что среди осуждённых самые опасные — «воры в законе», их стали усиленно преследовать. Но пока «воры» содержались вместе со всеми осуждёнными, им было гораздо легче, чем после того, как в 1961 году всех осуждённых разделили по разным режимам.
Было время, когда «воров в законе» вызывали для того, чтобы они дали подписку об отказе от своей «идеи».
Многие, не выдержав режима и давления администрации, дали такую подписку, но было немало и тех, которые отказались это делать и оставались со своими убеждениями. Самый большой распад между «ворами» начался именно с 1961 года. Тем, кто не дал подписку об отречении от «воровской идеи», с каждым годом становилось всё тяжелее, поэтому их с каждым годом становилось всё меньше и меньше.
Часть «воров» не выдерживала мощного «пресса» и «ломалась». Девять «отошедших» написали обращение ко всем «ворам в законе» Советского Союза с призывом «порвать с позорным прошлым». Правда, когда обращение было опубликовано, под ним подписалось лишь семеро «законников».
«Воровской» мир оказался на краю пропасти. Казалось, всего лишь шаг — и…
Приказано: выжить!
Среди некоторых исследователей и даже среди части старых арестантов бытует мнение, будто в начале 60-х годов в результате «ломок» и ужесточения законодательства власть и администрация колоний смогли почти полностью сломить и уничтожить (не физически, так морально) «масть» «воров в законе». Многие «законники» якобы дали подписки с отказом от «воровской идеи», наиболее же стойких надолго изолировали, отправив на глухие «командировки» Дальнего Севера.
Однако углублённый анализ ситуации, нравов и традиций уголовного мира, обстановки в стране — заставляют нас категорически не согласиться с утверждением о разгроме «воровского» движения.
Напротив, приходится констатировать факт, который на первый взгляд кажется парадоксальным: своими действиями власть и руководство ГУМЗа в очередной раз СПОСОБСТВОВАЛИ УКРЕПЛЕНИЮ КАСТЫ «ВОРОВ В ЗАКОНЕ», ЗАСТАВИЛИ ПРОФЕССИОНАЛЬНЫЙ ПРЕСТУПНЫЙ МИР СПЛОТИТЬСЯ И ВЫРАБОТАТЬ ЕЩЁ БОЛЕЕ ИЗОЩРЁННУЮ ТАКТИКУ И СТРАТЕГИЮ ПОВЕДЕНИЯ В НОВЫХ УСЛОВИЯХ.
Серьёзную ошибку допускают те, кто переносит представление о сегодняшних «ворах в законе» на «законников» далёкого — и не очень далёкого — прошлого. Так, например, поступают авторы серьёзного исследования современного «воровского» движения В. Разинкин и А. Тарабрин. В своей книге «Цветная масть» они, пытаясь развенчать романтизацию «воровского» мира, ссылаются на Варлама Шаламова и Александра Солженицына, цитируя отрывки из их книг, где даётся характеристика «воров в законе» 40-х — начала 50-х годов. А после этого делают следующий вывод:
В настоящее время в зоне мало что изменилось во взаимоотношениях начальник — охранник — зэк. Можно подчеркнуть, что воры стали наглее. Маскируясь под правозащитников, блюстителей прав и свобод заключённых, они умело удовлетворяют свои эгоистические интересы.
Если бы авторы книги внимательнее почитали тех же Шаламова и Солженицына (не говоря уже о других гулаговских узниках), а потом потрудились ознакомиться с положением арестантов сегодня, они бы поняли, что во взаимоотношениях «начальник — охранник — зэк» изменилось многое. Что же касается воровского мира, ставить знак равенства между теми и нынешними «ворами» — значит проявлять дремучее невежество. Это всё равно, что причислить к касте современных «законников» Ваньку Каина или Соньку Золотую Ручку.
Например, авторы «Цветной масти» цитируют Шаламова, рассказывающего, как «в 1938 году и позднее — до 1953 года известны буквально тысячи визитов воров к лагерному начальству с заявлениями, что они, истинные друзья народа, должны донести на «фашистов» и контрреволюционеров».
Однако, во-первых, при всём своём уважении к Варламу Тихоновичу, такое утверждение не соответствует истине, это может подтвердит самый последний «фраер» тех лет. «Законный вор» даже в то время (когда уголовников власть рассматривала как «социально близких») не пошёл бы открыто к начальству о чём-либо докладывать. Иначе на его «карьере» в преступном мире сразу же поставили бы крест. Тем более в конце 40-х, во время «сучьих войн». Конечно, если бы нужно было «спалить фраера», «вор» сумел бы это сделать «технично», через свою «пристяжь», помощников. Но это — другой разговор.
Во-вторых, уже с середины — конца 50-х годов «воровской» мир занимает открыто антисоветские позиции, поддерживая в местах лишения свободы правозащитников, диссидентов, сея ненависть к коммунистам и Советской власти. Это — неоспоримый факт. Стало быть, ссылка на Шаламова, мягко говоря, некорректна.
Наконец, Разинкин и Тарабрин сами невольно признают, что «воры» «маскируются под правозащитников, блюстителей прав и свобод заключённых». В 30-е — 40-е годы такого не было и близко! «Фраер» и «мужик» открыто рассматривались лишь как бесправные существа, с которыми «блатной» может поступать так, как ему заблагорассудится. Значит, многое изменилось в мировоззрении «воров», если они вынуждены были серьёзно изменить свои взгляды и поведение. Даже если речь идёт о «маскировке».
(Кстати, попутное замечание. Само название книги — «Цветная масть» — звучит несколько архаично. Такое обозначение элиты уголовного мира можно сегодня считать анахронизмом. «Цветными» называли «воров» примерно до 70-х годов, пока в уголовном жаргоне не появилось новое значение слова «цветной»: так стали называть сотрудников милиции! Таким образом их отличали от общей массы «ментов», куда входили и сотрудники уголовно-исполнительной системы).
Однако вернёмся к началу 60-х годов. Выше мы утверждали, будто бы все мероприятия властей по ужесточению борьбы с «ворами в законе» привели к обратному: «воровская масть» стала ещё опаснее и сильнее. Попробуем подкрепить это утверждение конкретными доводами.
Действительно, руководство государства и правоохранительных органов искренне желали искоренить профессиональную преступность и её «крёстных отцов». Но, к сожалению, помимо благих намерений (которыми, как известно, вымощена дорога в ад), необходимо ясно понимать, с чем ты имеешь дело. У борцов против преступности такого понимания не было.
Начнём с того, что даже в конце 50-х годов понятие «вор в законе» было не столь определённым, как в настоящее время. Дело в том, что «ворами» назывались не только «коронованные», «крещённые» «законники». То есть не только те, кто прошёл обряд посвящения в «воровскую» касту и стал «официально» признанным «вором».
Прокатившиеся по ГУЛАГу войны, особенно «сучьи» и «мужицкие», выкосили из «воровских» рядов тысячи «достойных», «праведных» уголовников. А если добавить сюда железный кулак государственной правоохранительной системы, который обрушился на «воров» одновременно с хрущёвской «оттепелью», станет понятно, что «законникам» необходимо было как-то поднимать и поддерживать свой престиж, удерживать власть в арестантском мире. Поэтому «ворами» в то время назывались не только «коронованные», но и их «пристяжь», то есть подручные, блатари, желавшие выслужиться и пробиться наверх, в «воровскую» касту. Один из старых арестантов вспоминает:
Приближенные вора в среде осуждённых считались тоже «ворами» и пользовались большим авторитетом. («Воры» сами о себе»)
Когда власть стала «ломать» «воровскую масть», удар, естественно, приняли на себя все «блатные», «братва», «отрицалово» — то есть та часть осуждённых, которая примыкала к «воровскому» миру и противостояла администрации мест лишения свободы. Для власти все эти арестанты были «ворами» — тем более их так называли и осуждённые.
Не будем наивны: практические работники исправительно-трудовой системы (особенно оперативных и режимных служб) понимали разницу между «рядовыми» и «командирами» преступного мира. Но ведь шла широкомасштабная кампания по развенчанию «командиров», требовалось выполнение «плана», победные реляции и рапорты. Поэтому система плодила «раскаявшихся воров», среди которых истинных «законников» оказывалось совсем немного — далеко не столько, сколько хотелось бы борцам против профессиональной преступности.
Старых, или, как их стали позже называть, «нэпма´нских» воров, прошедших горнило «сучьих» и «мужицких» войн, сломить было не так легко, как примкнувшую к ним «шерсть». Большинство из них не давало никаких подписок и продолжало держаться «воровской идеи». Власть, разумеется, особо «отличала» этих людей:
