22 июня 1941: тайны больше нет - Арсен Беникович Мартиросян
И это, не говоря уже о том, что, по словам самого Павла Анатольевича Судоплатова, в Москве прекрасно знали, что «Лицеист» подстава гестапо: «В Москве знали, что “Лицеист” — это двойной агент. Оценка этого агента была довольно сложной: с одной стороны, от него поступала ценная информация, но с другой — в ней содержалось много слухов и домыслов, почерпнутых из журналистских и дипломатических кругов…» Но иногда и с подставой надо работать — это тоже источник информации, потому что в таком случае можно узнать, что же конкретно противная сторона хочет подсунуть нам. И не только это. Работа с установленной подставой позволяет также отвлекать усилия и внимание контрразведки противника от работы резидентур на других направлениях и с другими источниками.
К слову сказать, это далеко не единственные случаи подобных упреков со стороны Центра в адрес берлинской резидентуры НКГБ СССР. Берлинская резидентура, на информации всего двух агентов которой постоянно ссылаются практически во всех исследованиях о кануне войны (что, кстати говоря, вызывает недоумение, ибо навязчиво формируют впечатление, что других агентов ни у нее, ни в целом у разведки не было, что абсолютно не соответствует действительности) «нередко получала от руководства разведки и наркомата НКВД (с февраля 1941 г. НКГБ), в состав которого она входила, замечания о том, что ее загранаппарат в ряде случаев становится жертвой дезинформации, которую шлет в Москву без проверки на месте, или драматизирует события. Считая своим долгом объективно информировать Центр, резидентура сопровождала свои агентурные сообщения оговорками, в частности, о необходимости “дополнительной проверки”»[25].
Проще говоря, все аспекты разведывательной информации тщательно анализировались на предмет достоверности. На веру ничего не воспринималось. И если то было обосновано, резидентурам прямо указывалось на недостатки, в том числе и в нелицеприятной форме.
К слову сказать, и дипломаты вносили не меньший «вклад» в пополнение коллекции «перлов» противоречий, несуразностей и алогичности. Полюбуйтесь, что же присылали послы СССР в Англии и Франции — соответственно И.М. Майский и А.Е. Богомолов — непосредственно накануне войны.
1. И.М. Майский 18 июня 1941 г. прислал в Москву срочную телеграмму, в которой сообщал, что нападение Германии на СССР произойдет в середине июня!?
Как такой исключительно образованный человек, как посол СССР в Великобритании Иван Михайлович Майский (Ляховецкий) не смог отличить 18 июня от середины июня, то есть от 15 июня — до сих пор непонятно. Но факт остается фактом — такую телеграмму он действительно прислал в Москву. Кстати говоря, небезынтересно отметить, что в известной многотомной публикации «Документы внешней политики СССР» именно этой телеграммы Майского нет, что, очевидно, не случайно. И вот что прикажете думать по этому поводу? Как Сталин мог доверять таким информациям? Тут ведь просто на дурь или описку не спишешь — Иван Михайлович Майский (Ляховецкий) был действительно очень высокообразованным человеком. Тогда что же надо думать?..
2. Ну, а посол Богомолов и вовсе отколол совершенно непонятный финт. 19 июня он прислал в Москву телеграмму следующего содержания: «Сейчас здесь все журналисты болтают о всеобщей мобилизации в СССР, о том, что Германия предъявила нам ультиматум об отделении Украины и передаче ее под протекторат Германии и прочее. Слухи эти идут не только от англичан и американцев, но и из немецких кругов. По-видимому, немцы, пользуясь этой агитацией, и готовят решительную атаку на Англию»[26].
19 июня уже и круглому дураку было очевидно, что ни о какой атаке Германии на Англию и речи быть не может. Едва ли не все силы Германия сосредоточила против СССР. Уже были очевидны переброски ударных частей, прежде всего авиации, из Франции в районы, прилегающие к германо-советской границе. О какой же атаке на Англию могла идти речь? Ведь военный атташе Суслопаров докладывал Богомолову о той информации, которую он добывал по своим каналам. Как у Богомолова повернулась рука накатать такое послание в Москву — вообще невозможно понять. Ведь это даже не уровень посла, а просто какой-то базарной бабы — «сейчас здесь все журналисты болтают…»!? Вот уж источник сведений для телеграммы за подписью посла так источник!
Ведь знал же и понимал Богомолов, что это дезинформация, исходящая от крайне заинтересованных в вооруженном столкновении между Германией и СССР англичан и американцев, и тем не менее послал такой бред в Москву. Очевидно, решил подыграть Сообщению ТАСС от 13/14 июня, не поняв его истинное значение (об этом см. в другой главе). И как Молотов терпел такого м…ка в своей епархии?! Кстати говоря, и телеграммы Богомолова в известной публикации «Документы внешней политики СССР» также нет. Неужели надо поверить, что и это — случайность?..
Короче говоря, несмотря на все это, подлинным итогом столь интенсивной разведывательной деятельности всего разведывательного сообщества СССР стало следующее. Во-первых, то, что фиксирование разведкой факта переориентации сначала тайных помыслов, а затем уже и конкретных агрессивных устремлений Гитлера на Восток, против СССР, было осуществлено более чем своевременно. Между прочим, еще до того, как сам Гитлер отдал распоряжение о разработке плана нападения на СССР. В феврале 1940 г. военными разведчиками были добыты сведения о завершении подготовки Германии к широкомасштабному наступлению против Франции и замыслах войны против СССР[27].8 апреля 1940 г. источник из Берлина сообщил о том, что Гитлер «…намерен осуществить разрешение восточного вопроса путем расчленения Советского Союза на несколько отдельных национальных государств»[28]. А 5 июня 1940 г. под грифом «Совершенно секретно. Особой важности. Немедленно» резидент ГРУ в Болгарии полковник И.Ф. Дергачев направил в Москву сообщение о том, что через несколько месяцев после капитуляции Франции Германия намерена напасть на Советский Союз в коалиции с Италией и Японией[29].
* * *
Тут следует иметь в виду, что непосредственно о войне против СССР верхушка вермахта завела разговор при обсуждении итогов кампании на Западе еще 25 июня 1940 г., то есть уже на третий день после подписания перемирия в Компьене[30].
В последующие дни проблема поворота внимания Германии с Запада на Восток обсуждалась представителями высшего немецко-фашистского командования в частном порядке. Официально вопрос о войне против СССР был обсужден 21 июля 1940 г. на совещании Гитлера с командующими видами вооруженных сил, где были определены основные цели и замысел похода на Восток[31].
Исходя из полученных указаний, главнокомандующий сухопутными войсками Браухич 22 июля 1940 г. поручил начальнику Генерального штаба ОКХ Гальдеру начать предварительную разработку замысла похода на Восток, представить предложения о необходимых силах, сроках и районах стратегического
