Йозеф Томан - Сократ

Олег Малевич

СОКРАТ - ИСКАТЕЛЬ БЛАГА

"Много на свете дивных сил, но сильней

человека - нет."

Софокл

ПРОЛОГ

Смех - привилегия богов и людей.

Демокрит *

* См. "Словарь античных имен и названий" в конце книги.

Богиня усмехалась.

Она только что проснулась, расправила свои стройные члены и окинула взором двор, загроможденный изваяниями, торсами, глыбами мрамора. Удовлетворенно отметила, что день ее праздника открывает хрустальное утро, сверкающее, как росинка на цветке овечьего гороха.

Богиня перевела взор на своего соседа, дядюшку Мома. Бог Мом еще спал. Богиня с участием разглядывала его ухмыляющееся лицо, не законченное Софрониском: искривленные губы, один глаз прищурен, насуплены брови, а ухо наставлено жадно - чтоб ни словечка не упустить.

Но вот и Мом открыл глаза - его разбудил стук сандалий: подбегала молодая женщина с цветами в руках. Это напомнило Мому, какой сегодня день, и он обернулся к богине, собираясь начать поздравительную речь. Но молодая женщина его опередила: она пала на колени и обняла ноги богини, воззвав:

- О, Артемида, великая богиня!..

Богиня усмехалась.

- Вот я принесла цветы олеандра ко дню твоего рождения... А эту медовую лепешку я жертвую тебе за Фенарету... Слышишь, как она стонет? Прошу тебя очень, облегчи ее боли!

Женщина вскочила и убежала в дом, где повитуха Фенарета, жена скульптора Софрониска, сама лежала в родовых муках.

- Я еще вчера сказал себе, что должен первым поздравить нашу богинюшку! А эта вертихвостка все мне испортила! - в бешенстве бросил Мом.

Богиня смеялась, обнажив белоснежные зубы.

- Ну не ругайся, Мом, да поздравь меня!

- Негодница. Опередила меня, толстоногая дурнушка...

- Довольно! - весело воскликнула богиня, скользнув взглядом по своим прекрасным, стройным ногам. - Принимаю твои слова как поздравление, не то ты, войдя в раж, и вовсе о нем забудешь и станешь бог весть как долго бранить несчастную бабенку, старый ворчун! И многих олимпийцев бесстыдно высмеивал, а после этого жалуешься, что ты самый нелюбимый из богов и что папаша Зевс согнал тебя с Олимпа!

Мом проворчал:

- Просто Зевс старый недотрога! Чуть что, сразу обижается...

- Тсс! Не сваливай на него. Всему виной твой неуемный язык, вечно ты всем недоволен, вечно судишь всех и вся...

- А разве это дурно?

- Милый дядюшка Мом, - сказала богиня. - Тебе и на земле-то трудненько бы приходилось с такой ехидной натурой, а уж что говорить об Олимпе, где нет афинской демократии...

- Ни афинской, ни небесной, - сварливо перебил ее Мом. - Олимп - и демократия! Ха! Олигархия, да что я говорю - тирания!

Богиня предостерегающе подняла руку:

- Осторожней, Мом!

Тот спохватился - ведь Артемида сама принадлежит к высшей небесной олигархии - и заговорил извиняющимся тоном:

- Ты - исключение, дорогая. И твой брат Аполлон - тоже. Но остальные-то? Гера, Афина, Посейдон, Арес, Афродита...

Едва имя богини любви коснулось слуха Артемиды, она опустила руку на рожки мраморной косули, всюду ее сопровождавшей, и попросила:

- Расскажи мне, как это вышло с твоим... скажем, уходом с Олимпа! Говорят, ты бранил Прометея, создателя человека, за то, что он поместил сердце в его груди? И будто упрекнул Прометея: раз сердце человека скрыто, никто и не видит, что в нем кроется, и от этого в мире много зла. И еще будто ты нелестно отозвался об Афине и даже о самом Дие. Но мой брат Аполлон рассказал мне, что Зевс изгнал тебя за то, что ты якобы порочил красоту его дочери Афродиты.

- А с какой стати мне было ее щадить? - удивился Мом. - Я - бог насмешки и глупости в одном лице. Было так, как ты говоришь. Зевс повелел: "Внимательно осмотри это божественное создание, страшно мне любопытно, найдешь ли ты, придира, хоть малейший изъян в красоте моей дочери". Все стихли. Ага, думаю, ловушка! И отвечаю: "Погоди, дорогой Дий! Какую красоту ты имеешь в виду - тела или души? " Афродита презрительно фыркнула, а Зевс разбушевался. "Ступай в болото, Мом, со своей душой! Это сумасшедшие афинские философы выдумали такое учение, и, как мне донес Гермес, оно ширится, словно сам Эол раздувает его по земле. Мне это не нравится, похоже, что человек хочет возвыситься над нами, богами. Этот мятежный человечий дух долетает уже и сюда, на вершину Олимпа! Я говорю о красоте тела. Смотри и суди!" Ну, смотрю, разглядел девчонку спереди, сзади - никак не найду никакого изъянца. Белая, пышная, как морская пена, кожа что тебе косский шелк, никаких недостатков...

Артемида пренебрежительно рассмеялась:

- Эх ты, бог издевки, вечно ищешь недостатки, а тут промахнулся! А ее пропорции?!

Мом осклабился:

- Это и есть то единственное, в чем я попрекнул Афродиту!

- И правильно, - заносчиво заметила Артемида. - Была бы я одной из трех богинь перед судом Париса - яблоко досталось бы мне!

Мом ехидно возразил:

- Не бахвалься, малышка. Я-то давно торчу здесь со своим недоделанным лицом и помню, как Софрониск только начал рисовать и высекать тебя. Знай: твои прекрасные ноги взяты с пятнадцатилетней рыбной торговки - клянусь Герой, весь дворик провонял рыбой, когда она сюда приходила. Твою грудь Софрониск приглядел у тринадцатилетней цветочницы с агоры, а лицо твое высечено по образу некой гетеры, которую сюда приносили в носилках рабы, чтоб ты знала.

- Благодарю за новости, - кисло сказала богиня. - Ну и что, хуже я от этого? Важно, что получилось, знаешь ли! - надменно закончила она.

В этот миг, словно пучок стрел, упали на Артемиду лучи солнца, ослепив ее.

- Что это? - испугался Мом. - Ты горишь! Горишь белым пламенем! Ты вся - пламя и жар...

Артемида блаженно засмеялась:

- Это брат! Феб Аполлон! Никогда не забывает о нашем общем дне рождения и всегда бросает мне букет лучей.

Богиня послала Фебу воздушный поцелуй и помахала ему рукой. Из дому выбежала соседка Мелисса, жена сапожника Лептина, бросилась к каменной ограде:

- Ноксен! Ноксен!

Из-за ограды отозвался мальчишеский голос:

- Что, мама?

- Слетай на агору за Софрониском! Он там устанавливает мраморную колонну! Пускай бегом бежит домой, жена его умирает...

Мелисса повернулась, опустилась на колени перед Артемидой:

- Благородная, благодатная, светлая! Смилуйся над Фенаретой! Ей все хуже и хуже... Стольким матерям в Афинах помогла счастливо разродиться, а сама не может... Помоги, помоги ей, покровительница рожениц!

Вопль страдалицы поднял Мелиссу с колен.

- Отчего же ты ей не поможешь? - проворчал Мом. - Это ведь твоя работа. Оттого что справляешь - в который раз - свой двадцатый день рождения, так и оставишь несчастную в беде?

- По-твоему, я не знаю, что и когда мне делать? Опять ты всюду суешь нос, опять все не по тебе! Вот тебя и не любят. И Зевс за это прогнал тебя с Олимпа...

- А разве я не прав? Там в тебе нуждаются, а ты тут вертишься передо мной - все бы тебе хвастать, что задочек у тебя прямо два финика, не такой объемистый, как у Афродиты!

- Молчи, злоязычный! - прикрикнула на него Артемида.

- И разве я не прав, осуждая то, что мне не нравится?

- Важно, как ты это делаешь. Издеваешься, поносишь, а можно ведь и иначе - без оскорблений да насмешек!

Мом парировал вопросом:

- А ты видела хоть кого-нибудь, кто умел бы так делать?

- Не видела, - созналась богиня. - Ни среди богов, ни среди людей. Судить легко - а ты укажи на дурное, да при этом подай совет, как обратить дурное в хорошее, - вот было бы замечательно! Ну,может, родится такой человек, сумеет так... Может, им будет как раз тот человечек, что рождается сейчас...

- Хотел бы я посмотреть, - съязвил Мом.

Отчаянный вопль роженицы нарушил безмятежность ясного дня.

Облачка пыли с немощеных улочек дема Алопека взметывались из-под босых пяток мальчика; на агоре его подошвы прошлепали по гладким плитам мостовой.

Рванули слух пронзительные звуки военных труб на Акрополе. Ибо сегодня - в шестой день месяца Фаргелиона, в четвертый год семьдесят седьмой Олимпиады, при архонтстве Апсефиона, более того, в день рождения богини Артемиды и бога Аполлона - глашатай возвестил:

- Наш полководец Кимон с афинским флотом разбил персов в Памфилии, у реки Эвримедонт! Архонт приказал угощать в пританее всех пришедших, кроме метеков и рабов!

С ликующими кликами "Афинам и Кимону - слава!" хлынула толпа в пританей. Каменотес и скульптор Софрониск от радости хлопнул тяжелой лапой по плечу своего помощника Кедрона:

- Слыхал, телепень? И в такой день у меня должен родиться ребенок! Давай живее! Успеть бы хлебнуть да закусить в пританее...

Солнце поднялось выше. Агора - прямо улей. Гефестова кузница в недрах Этны. Гул, звон, крик, зной.

- Слава Кимону!

- Слава!

- Гляди не надорвись! Нынче в славе, а завтра в канаве - как всегда...

- Молчи, свиное рыло! Воду мутишь - а жрать да вино хлестать со всех ног бежишь, так?!

Софрониск перекрикивает всех: