Константин Пензев - Земли Чингисхана
Из-за этой сделки были потеряны некоторые территории Северного Китая, среди которых — провинция Вайсин, занимающая территорию в 600 тысяч кв. км к югу от внешних гор Синань и реки Хэйлунцзян; район Удун, занимающий более 400 тысяч кв. км к востоку от реки Уссури; Тувинский район в 170 тысяч квадратных километров и остров Сахалин с территорией в 76,4 тысяч кв. км»
И т. д. И, наконец, о главном, можно сказать, наболевшем:
«Немногие люди понимают, почему Цзян подписал столь предательское соглашение, как это. Фактически ответ содержится во второй главе этой книги. Если бы личность Цзяна, как спецагента на Дальнем Востоке, агента, завербованного КГБ, что так и было, когда-либо обнаружилась, то и он, и КПК вероятно бы потеряли власть за одну ночь. И фактически это та самая причина, по которой КПК не стремилась считать Цзяна ответственным за грубую ошибку, даже после того, как обнаружились его закулисные сделки».
Мда… Не могу сказать точно, кто является заказчиком столь впечатляющего текста, опять же, повторюсь, с чего-то вдруг переведенного на русский язык, но одно могу сказать со всей определенностью: кому-то очень не нравится урегулирование отношений между РФ и КНР, и кто-то очень хочет этому помешать. И вряд ли это отголосок внутрифракционной борьбы в КПК, судя по последним словам, эту КПК разоблачающим. Вероятнее всего, это голос китайских «диссидентов». Данная категория россиянам хорошо знакома.
В российской прессе достаточно часто повторяются постулаты о «колоссальной разнице демографических потенциалов» между Китаем, с одной стороны, и Сибирью с дальневосточными регионами, с другой. Следуя этим незамысловатым электротехническим аналогиям можно предположить, что под действием данной разницы потенциалов на российские земли устремится бурный поток китайских переселенцев. Между тем, если продолжать аналогии с электротехникой, то стоит заметить, что сила тока прямо зависит от сопротивления «проводника». Если представить себе некоторый «клапан», с помощью которого регулируется движение китайцев на нашу территорию, то следует и задаться вопросом — а в чьих руках находится данный «клапан»? Без всякого сомнения, в российских. Именно с этой позиции необходимо подходить к рассмотрению вопросов иммиграции китайцев в Россию.
Наши граждане иногда воспринимают данную иммиграцию в мифологическом плане. В Интернете, на форумах, можно зачастую встретить высказывания, подобные следующему: «Приедет во Владивосток миллион китайцев на грузовиках, и Владивосток станет китайским городом», при этом вполне определенно подразумевается, что дело здесь стоит только за желанием миллиона китайцев приехать в столицу Приморского края. Но почему бы тогда двумстам миллионам ханьцев не отправиться в США и не сделать эти самые США провинцией Срединного государства? В любом отношении подобное мероприятие более перспективно, чем поездка во Владивосток.
Речь, в данном случае, идет о том, что наш обыватель уже не видит в российском государстве какую-то реальную силу, способную противостоять кому бы то ни было, даже и китайской народной самодеятельности. Здесь нашим властям следовало бы немного задуматься, но я не могу сказать, насколько они к этому приучены. Другое дело, что основным источником паникерства является пресса, сознание большинства представителей которой явно не отличается от сознания той же обывательской среды. Так, журналист А. Храмчихин в статье «Дракон явил свое чело. Станет ли Россия одной из провинций Китая?» (GlobalRus.ru) заявляет: «Миллиард (китайцев. — К. П.) продолжает существовать в условиях абсолютной нищеты. Терять этим, людям абсолютно нечего, приобретут же они всю Сибирь». Интересно, как же А. Храмчихин и другие представляют себе данное нашествие миллиарда наших желтолицых соседей на Сибирь? Скорее всего, следующим образом — мелкими группами, по 2–3 млн. человек, абсолютно нищие китайцы, вооруженные мотыгами (а чем еще могут вооружиться люди в условиях крайней бедности?), собираются у российской границы, затем общей массой, затаптывая ногами редкие российские воинские контингенты, прорываются на просторы Сибири и здесь поселяются. Что самое удивительное, Монгольская Народная республика, будучи государством с чрезвычайно низкой плотностью населения и с очень малой абсолютной его численностью, находясь в прямом соседстве с КНР, не обладая сколько-нибудь значительными вооруженными силами, вроде бы не опасается перспективы быть заселенной китайцами-хань.
«Колоссальная разность демографических потенциалов» присутствует не только между российским Дальним Востоком и Китаем, но и между Китаем и, к примеру, Австралией. В наше время океанские просторы уже не являются препятствием для экспансии и последующего за ней управления. Между тем в Австралии большая часть земель — это пустыни. Зададимся вопросом. Нужны ли китайцам австралийские пустыни? Ведь, оценивая степень угрозы для той или иной территории, следует оценить привлекательность этой территории для агрессора. Соответственно, чем выше привлекательность, тем серьезнее могут быть угрозы. Антарктиду, к примеру, пока еще не разделили между заинтересованными государствами, поскольку еще нет этих заинтересованных государств, несмотря на то, что в потенциале, Антарктида может явиться крупнейшим источником питьевой воды.
Итак. Для того, чтобы определить степень угрозы для Сибири и российского Дальнего Востока от кого бы то ни было, хотя бы и от Китая или США, стоит, прежде всего, определить ресурсную значимость данных территорий, причем не в потенциальном плане (дескать, пройдет каких-ни-будь двести-триста лет, и разработка полезных ископаемых в Якутии станет приносить баснословные прибыли), а в текущем, т. е. исходя из краткосрочных экономических перспектив. Предположим, на территории X обнаружили громаднейшие запасы нефти с себестоимостью добычи барреля в 4 доллара. Является ли данное обстоятельство фактором, увеличивающим текущую политическую напряженность относительно территории X? Безусловно. А вот открытие на Луне колоссальных залежей титана не окажет в настоящее время какого-нибудь влияния на мировые дела. Лет через двести-триста — вполне возможно, но сегодня — нет.
Таким образом, прежде чем утверждать, что Китай собирается решить свои демографические проблемы за счет Сибири и российского Дальнего Востока, следует дать ответ на вопрос, какое количество китайцев способны прокормить вышеуказанные территории? Также следует дать ответ об уровне издержек при промышленном их освоении.
В Приморском крае, например, на текущее время (2007) численность населения составляет 2 млн. человек. Урожайность зерновых в благоприятном 2004 году составила 13,6 центнера с гектара (сравнимо с российским Нечерноземьем); при этом практически весь урожай пошел в животноводство, на откорм скота, который тоже, как известно необходимо чем-то питать.
По среднедушевому валовому продукту Приморский край почти вдвое (53 %) отстает от среднероссийского. Промышленность края дает менее четверти ВП (23,1 % в 2004 г.), на треть меньше среднероссийской доли (31,2 %). К 1991 году в крае было сформировано три типа отраслей промышленности: сырьевые отрасли (ведущие — рыбная, лесная, добыча руд цветных металлов и угля); машиностроение (в основном предприятия ВПК), обрабатывающая промышленность, обслуживающая собственные потребности региона.
Перспективу среди продовольственных отраслей имеет, пожалуй, только рыболовство и рыбопереработка, однако Китаю совершенно нет необходимости прибегать в этом случае к каким-то экстраординарным мероприятиям, если он и так контролирует переработку. Китай к настоящему времени стал одним из лидеров среди экспортеров переработанной рыбы и даже влияет на формирование цены на европейском рынке. Добавленная стоимость, которую получает Китай от экспорта в Европу филе минтая, не занимаясь ловлей, достигает 100–150 %. Из 3,5 млн. тонн рыбы, выловленных в России официально в 2006 году, примерно половина ушла за рубеж. Россия, вылавливая 35 % мировой добычи трески, 32 % минтая, 20 % сельди, 12 %, лососевых, 7 % скумбрии, практически не присутствует на мировом рынке конечных рыбопродуктов.
В дальневосточные порты сегодня приходит только 200–300 тыс. т. рыбы в год против 1600 тыс., поступавших в девяностые годы. Что касается Китая, то он строит современные рыбоперерабатывающие фабрики десятками на своей территории. Тогда как в России таких фабрик единицы. В Приморском крае это рыбокомбинат ТУРНИФ, Находкинская БАМР и Преображенская БТФ. Данная картина, скорее всего, вовсе не вызвана каким-то недомыслием местного приморского руководства (хотя и это возможно), а вызвана включением России и Приморского края, как части России, в мировой рынок. При господстве мирового рынка Китаю нет необходимости кого-то покорять, ему просто следует строить перерабатывающие заводы, на которых издержки являются существенно более низкими, и принимать рыбное сырье, выловленное российскими рыбаками. При этом расходы на содержание тралового и рефрижераторного флота российская сторона берет на себя. Впрочем, ремонтироваться флот предпочитает, как я понимаю, в корейском Пусане, где работы производятся несколько более качественно и, что самое существенное, дешевле, чем на приморских судоремонтных предприятиях. Россию все ругают за ее специфические методы хозяйствования, однако, даже если российское государство и российские корпорации станут трудиться по тем же организационным лекалам, что и западные, то вряд ли утвердившаяся схема рыбодобычи и рыбопереработки существенно изменится.
