Владимир Игнатов - Палачи и казни в истории России и СССР
Ритуал приведения в исполнение приговоров святой инквизиции описан многими современниками. Обычно казни совершались несколько раз в год по праздничным дням. О казнях население оповещалось за месяц и призывалось принимать в них участие. Участвующим в аутодафе священники обещали индульгенции (освобождение от грехов) на сорок дней. Уклонение от участия рассматривалось как проявление жалости к казненным и могло навлечь подозрение в ереси. Присутствие женщин и детей на казнях приветствовалось. Накануне казни город украшался флагами и гирляндами цветов, на балконах вывешивались ковры, и проводилась генеральная репетиция праздника. По улицам проходило торжественное шествие прихожан, священников, персонала местной инквизиции с ее осведомителями-фискалами в белых балахонах, скрывающих лица (родственниками инквизиции). Участники шествия строили помост и «жаровню», место сожжения притворенных, и украшали место казни.
Сожжению предшествовало аутодафе — торжественное богослужение, оглашение приговора и казнь. Осужденные находились в тюрьме и не знали о подготовленной им участи — приговор объявлялся только на аутодафе. Стража готовила их к экзекуции: их стригли, брили, одевали в чистое белье, кормили обильным завтраком, иногда для храбрости давали стакан вина. Затем набрасывали на шею петлю из веревки и в связанные руки вкладывали зеленую свечу. В таком виде осужденных выводили на улицу, где их ожидали стражники и «родственники» инквизиторов. Особо злостных еретиков сажали задом наперед на ослов и привязывали к животным. Заключенных вели к кафедральному собору, где и образовывалась процессия. В ней участвовали те же лица, что и накануне, — теперь они несли штандарты приходов, затянутые в знак траура черной материей. Фискалы несли манекены, изображавшие умерших, сбежавших или непойманных еретиков, осужденных на костер.
Процессия, участники которой пели траурные церковные гимны, медленно направлялась к площади, где должно было состояться аутодафе. Монахи и «родственники», сопровождавшие заключенных, громко призывали их покаяться и примириться с церковью. Горожане наблюдали за процессией из окон домов или с мостовой. Следуя указаниям церковников, многие из них осыпали заключенных бранью, однако бросать в еретиков какие-либо предметы запрещалось, так как могли пострадать священники, «родственники» и персонал инквизиции. На место свершения аутодафе собирались светские и духовные власти и гости, занимавшие места на отведенных им трибунах, а также горожане, заполнявшие площадь. С прибытием процессии заключенных усаживали на скамьях позора, установленных на помосте, несколько ниже почетных трибун. Вслед за тем начиналась траурная месса, за ней следовала грозная проповедь инквизитора, которая кончалась оглашением приговоров. Приговоры зачитывались по-латыни, и заключенные с трудом улавливали их смысл; были они длинными, начинались цитатами из Библии и из произведений Отцов церкви, читались медленно. Если осужденных было много, то на оглашение приговоров иногда уходило несколько часов. Аутодафе венчалось экзекуциями: одних осужденных облекали в сан-бенито (желтый саван с красным крестом — одежда, в которой сжигали еретиков) и шутовские колпаки, других стегали плетьми, третьих стражники и монахи волокли на «жаровню».
«Жаровня» располагалась на соседней площади, куда вслед за смертниками переходили церковные и светские руководители и рядовые горожане. На «жаровне» осужденных привязывали к столбу и обкладывали эшафот дровами и хворостом. Сопровождавшие смертников монахи и «родственники» пытались и в эту последнюю минуту вырвать у своих жертв отречение. О желании раскаяться осужденный мог дать знать только знаком, так как, опасаясь, что он будет агитировать перед народом в пользу ереси, его часто вели на казнь с кляпом во рту. Если осужденный раскаивался, то его предварительно душили, после чего сжигали мертвое тело; если же упорствовал, то его сжигали заживо. Когда зажигался костер, особо уважаемым прихожанам предоставлялось почетное право подбрасывать в огонь хворост, чем они приумножали перед церковью свои добродетели.
Хотя палачи пытались поддерживать костер так, чтобы тело осужденного сгорело полностью, но это не всегда удавалось. В большинстве случаев обуглившиеся останки разрывались палачами на мелкие части, кости дробились, и это ужасное месиво повторно предавалось огню. Затем пепел тщательно собирался и выбрасывался в реку. Так инквизиторы пытались лишить еретиков возможности сохранить останки своих мучеников и поклоняться им. Если осужденный на сожжение умирал до казни, то сжигали его труп. Сожжению после эксгумации подвергались и останки тех, кто был осужден посмертно.
В испанской и португальской инквизиции было принято сжигать на костре куклы, изображавшие осужденных (казнь in efigie). Такой символической казни подвергались осужденные на пожизненное заключение, а также бежавшие из тюрем или от преследований жертвы инквизиции. Костер использовался инквизицией и для уничтожения сочинений вероотступников, иноверцев и неугодных церкви писателей.
В разработанном в начале XIV века главным инквизитором Арагонского королевства Николае Эймериком руководстве для инквизиторов («ОнесЮгшт тяшвкогит») приводятся любопытные разъяснения о возможных «судебных ошибках» и ответственности за них инквизиции. Эймерик утверждает: «Если невиновный несправедливо осужден, он не должен жаловаться на решение церкви, которая выносила свой приговор, опираясь на достаточные доказательства, и которая не может заглядывать в сердца, и если лжесвидетели способствовали его осуждению, то он обязан принять приговор со смирением и возрадоваться тому, что ему выпала возможность умереть за правду». Возникает вопрос, продолжает рассуждать на ту же тему Николае Эймерик, вправе ли оговоренный лжесвидетелем верующий, пытаясь спастись от смертного приговора, признаться в несовершенном преступлении, т.е. в ереси, и покрыть себя в результате такого признания позором. Во-первых, объясняет инквизитор, репутация человека — внешнее благо, и каждый свободен пожертвовать ею с тем, чтобы избежать пыток, приносящих страдания, или спасти свою жизнь, являющуюся самым драгоценным из всех благ; во-вторых, потерей репутации не наносится никому вреда. Если же, заключает инквизитор, такой осужденный откажется «пожертвовать своей репутацией» и признать себя виновным, то исповедник обязан призвать его встретить пытки и смерть со смирением, за что ему будет уготовлена на том свете «бессмертная корона мученика» (14: 336—352). Таким образом, из рассуждений одного из руководителей инквизиции следует, что «священный» трибунал действовал с попущения Божьего и за его поступки конечную ответственность несет сам Господь Бог. Эти рассуждения свидетельствуют о преступной морали инквизиторов и их покровителей, включая монархов и глав церкви, возглавлявших инквизицию. Именно им — наместникам Бога на земле служила и подчинялась эта кровавая машина, созданная церковью и существовавшая с ее благословения. Деятельность «святой» инквизиции наложила зловещий отпечаток на теорию и практику дальнейшего судопроизводства, из которого под ее влиянием исчезли зачатки объективности и беспристрастности.
Как справедливо отмечает Г.Ч. Ли, до конца XVIII века в большинстве стран Европы инквизиционное судопроизводство, целью которого было уничтожение ереси, сделалось обычным методом, применявшимся в отношении всех обвиняемых. В глазах судьи обвиняемый становился человеком, стоящим вне закона, виновность его всегда предполагалась, и из него надо было во что бы то ни стало хитростью или силой вырвать признание. Однако и в XX веке в СССР применение принципа «признание — царица доказательств» приводило к трагическим результатам, когда признания, полученные под пытками в период массовых репрессий 1936— 1938 гг., являлись основанием для вынесения смертных приговоров (15).
По данным испанского историка, католического священника и доктора канонического права Хуана Антонио Льоренте, число людей, подвергшихся преследованию со стороны только испанской инквизиции за период с 1481 до 1809 г., составило 341 021 человек. Из них 31 912 человек были публично сожжены, 17 659 человек сожжены заочно (in effigie), 291 460 подверглись тюремному заключению и другим наказаниям. Утверждая, что приведенные данные о числе казней не полные, Льоренте отмечает: «Было бы невозможно определить точно и достоверно число жертв, которые Святой трибунал погубил в первые годы со времени его учреждения. Его костры начали пылать в 1481 году; но Верховный совет был создан только в 1483 году. Реестры его архивов и архивов подчиненных трибуналов относятся к еще более ранней эпохе. Если бы я присоединил к числу жертв инквизиции полуострова всех несчастных, которые были осуждены трибуналами Мексики, Лимы и Картахены Американской, Сицилии, Орана, Мальты и морских галер, количество их было бы поистине неисчислимо... Невозможно определить меру стольких несчастий и бед» (16: Гл. 66).
