Бруно Глогер - Император, бог и дьявол: Фридрих II Гогенштауфен в истории и сказаниях
Уже во времена Барбароссы императорские послы вынуждены были отвечать на протесты более «мелких» правителей из-за надменного к ним отношения. «Кто дал немцам право быть судьями у других народов?» – спрашивал разгневанный Иоганн фон Сэлисбари. Теперь уже доподлинно известно, что Генрих IV не только держал Англию в ленниках, но и хотел подчинить себе Францию. Штауфен даже заявил свои права на Кастилию и королевство Арагон, которое занимало некоторые территории, номинально принадлежащие к Провансу, владению империи. Тунис и Триполис – земли, завоеванные норманнами – он также хотел иметь под своей властью как «король Африки». Крестовый поход открыл новые манящие перспективы: брат Генриха Филипп, герцог Швабии, был женат на Ирене, дочери восточноримского императора Исаака Ангелоса, который в 1195 году был смещен братом Алексиосом II. Генрих решил заставить узурпатора подороже заплатить за признание на троне. Он потребовал византийские области на Адриатическом и леванском побережье, а также ежегодную дань, и угрожал в случае несогласия интервенцией. Князья Кипра и Армении, вассалы восточноримского императора, уже принесли ему свои клятвы.
Если задуматься над тем, с какой легкостью Константинополь стал в 1203 году добычей крестоносцев, сражавшихся главным образом за торговые интересы Венеции, то планы Генриха могут показаться вполне выполнимыми. В противовес к этому следует добавить, что в течение последнего года жизни Генриха повсюду крайне обострились мощные оппозиционные движения: в Германии, в Нидерландах, в папской области и прежде всего на Сицилии, где император весной 1197 года чуть не стал жертвой покушения норманнских баронов. Слухи говорили о сочувствии императрицы, у которой среди заговорщиков были родственники. В Швабию к герцогу Филиппу отправились послы: тот должен был забрать своего племянника, трехлетнего Фридриха Роджера, из-под надзора герцогини фон Сполето и привезти его в Германию для коронации. Филипп уже почти достиг Фолиньо, когда ему навстречу явился всадник с ужасной новостью: «Император мертв!» 28 сентября 1197 года 31-летний правитель внезапно скончался в Мессине, следуя за уже отплывшими крестоносцами. Причиной смерти, возможно, стала малярия и дизентерия. Герцог Филипп конечно же осознавал тяжесть возложенной на него ответственности. Как можно быстрее он едет обратно в Германию, чтобы на родине посовещаться с соратниками.
Начиная с осени 1196 года после неурожая в Германии и северной Италии был страшный голод. В долину Мозеля с Арденн стали спускаться стаи голодных волков. «В те времена: гласит хроника, – некоторым людям, гулявшим по берегам Мозеля, являлось привидение в образе огромного человека на вороном коне. Он подъезжал к ним и уговаривал их не пугаться. Его имя Дитрих, некогда он был королем Берна, и он хотел бы сказать им, что уже в ближайшее время на всю римскую империю падут несчастья и бедствия». Это мрачное пророчество сбылось слишком скоро. Уже на смертном одре Генрих VI издал распоряжение, которое должно было обеспечить для «дитя Апулии» (как был повсеместно называем в Германии Фридрих Роджер) сицилийскую и германскую короны. Императорскому стольнику Маркварду фон Аннвайлеру, которому умирающий доверил свое «завещание», было приказано в качестве маркграфа Анконы и графа Романии (с областью вокруг Равенны) признать за Папой права на эти долгое время оспариваемые земли. Кроме того, должна была быть признана папская власть над Сицилией. Тем не менее Марквард не хотел уступать немощному Целестину. Уступка относительно Сицилии уже вскоре потеряла свою ценность, так как вдова императора Констанция восстановила старые норманнские связи. Меж тем ее сюзерена звали уже не Целестин, а Иннокентий III. С начала 1198 года этот 37-летний умный, широко образованный и энергичный отпрыск графской фамилии, правящий в южной Кампанье, сидел на престоле святого Петра. В противники ему сгодился бы только очень сильный император. В этом опасном для дома Штауфенов положении центральная власть все же раскололась из-за двойных выборов и была чрезвычайно ослаблена двойным десятилетним правлением.
Прежде всего позиция Штауфенов в Италии была ослаблена смертью Генриха VI. Когда немецких крестоносцев на Кипре и на Святой Земле настигло неожиданное известие, они вернулись в Италию и были встречены как враги. Констанция сразу приказала всем немцам покинуть ее страну, однако это удалось ей лишь отчасти, как это будет показано в следующей главе.
В Германии партия Штауфенов была несомненно сильнее, чем 16- летний гвельфский претендент на трон Оттон фон Пуату, один из сыновей умершего меж тем Генриха Льва, поддерживаемый своим дядей Ричардом Львиное Сердце. Возведение на трон маленького Фридриха Роджера было в этой ситуации, наоборот, бесполезно, опасности времени требовали у власти абсолютно дееспособного человека. Поэтому выбор должен был пасть на Филиппа Швабского, самого младшего из сыновей Фридриха Барбароссы.
8 марта 1198 года в Мюльгаузене (Тюрингия) он был «призван к императорской власти» князьями, хотя понятия «германский король» и «римский император» уже изменились, и официальная коронация императора Папой по прежнему была невозможна. Это было абсолютно недостижимо для Штауфена, стремящегося по мере сил продолжить итальянскую политику Генриха VI.
Против наследной династии Штауфенов быстро сложилась коалиция князей во главе с архиепископом Адольфом Кельнским, получившая преимущество в связи с отсутствием могущественных противников (они еще не вернулись из крестового похода). Епископ, единственный облеченный такой властью, короновал Гвельфа Оттона «в месте, освященном традицией», старом имперском городе Аахене. Спор между королями Филиппом и Оттоном IV должен был решить меч. Неминуемо разгоревшаяся на этой почве война должна была бы завершиться победой Филиппа, если бы Оттону не оказывалась денежная поддержка из Англии. Штауфен противопоставил этому союз с Францией, и таким образом спор за германский трон стал борьбой за ленные владения Англии на французских землях. Уже через год из-за поражения англичан Оттон попадает в такое бедственное положение, что должен искать защиты у Папы. Это дало Иннокентию возможность реализовать свои претензии на власть в качестве мирового судьи между двумя германскими королями. Во время тайных переговоров Филипп выказал намного меньше уступчивости, чем Оттон, и «наследник Петра» провозгласил Оттона IV законным правителем.
Здесь роковым образом сказалось то, что наследование германского трона не было урегулировано четкими предписаниями. Еще в нашем веке споры между историками велись так же жарко, как и между «создателями королей» за семь веков до этого. Что больше соответствует истиной традиции: «право крови» или свободный выбор? И все же можно сказать, что на рубеже 12-13 столетий перевесил принцип свободного выбора, наиболее могущественные духовные и светские землевладельцы имели непосредственное влияние на трон, не говоря уже о «курфюрстах». Двойные выборы короля в Германии были во многом предопределены усилением княжеской власти: наиболее значительные территориальные правители располагали – как это было показано на примере Генриха Льва в 12 веке – значительными военными резервами и могли успешно конкурировать с королем или императором. Через посредство иноземцев или Ватикана и возникающих с их поддержкой союзов князей под влиянием обстоятельств из «полукоролей» возникали короли-конкуренты. Насколько незначительным было признание Иннокентия II, стало ясно в промежуток до 1207 года, когда в противоречивой борьбе окончательно потерпел поражение его ставленник. Как политик-реалист, к тому же маккиавеллистического склада, Папа тайно сговорился с Филиппом, и в 1208 году измученному междоусобицами народу (прежде всего северной Германии и Тюрингии) стало казаться, что мирная жизнь уже не за горами.
Еще тяжелее, чем потеря имущества и даже человеческих жизней Вальтеру фон дер Фогельвайде, уже однажды цитировавшемуся свидетелю этих страшных времен, казался урон моральный, определенный скрупулезной политикой клерикалов.
Вальтер выступал как сторонник Филиппа, затем Оттона и наконец Фридриха II. Но приписывать ему беспринципность было бы неправильным: Он всегда служил наиболее сильному представителю центральной власти в борьбе против претендентов на абсолютную власть, а также действий секуляризованного папства. К началу спора за трон он произносит слова, которые не умолкнут вплоть до воцарения Фридриха II: «Неверность поджидает в засаде, насилие разбойничает на дорогах, мир и право смертельно ранены...!» Сначала король Филипп должен был восстановить резко павший авторитет Германии перед «вассальным королями» (под ними могли подразумеваться лишь Ричард Львиное Сердце и Филипп II Август Французский). Поэт неустанно воспевает Филиппа, и не менее резво поражение антихристианского Папы, возведшего на королевский престол Гвельфа Оттона, извратив таким образом идею «Константинова дара». «Все князья получили равную долю уважения, и лишь высочайший из них унижен! ...В Риме я слышал, как врали и двух королей предавали. Отсюда возник спор, который все равно рано или поздно должен был произойти... Клирики сражались крепко, но число мирян тоже росло. Тогда многие сложили мечи и снова взялись за епитрахиль: они отлучали от церкви всех, кого хотели, а не того, кого должны были бы. Тогда стали рушить церкви...»
