Александр Лаврентьев - После Куликовской битвы. Очерки истории Окско-Донского региона в последней четверти XIV – первой четверти XVI вв.
Неудивительно, что, например, С. М. Соловьев так и не пришел к однозначному толкованию вышеприведенного пункта докончания, предложив сразу оба возможных объяснения статуса «места Тулы»[80], а А. Е. Пресняков находил это место московско-рязанского договора «непонятным»[81].
Знаки препинания в изданиях древнерусских текстов, как известно, расставляются пубикаторами[82]. Случай с договором 1381 г. далеко не единственный, и коллизии, в которых понимание смысла того или иного места древнерусского текста целиком зависит от одного из двух синтаксического толкования предлога «и», известны в отечественной археографии[83]. Московско-рязанское докончание издавалось целиком четырежды, и двусмысленность статуса «места Тулы» нашла прямое отражение в синтаксисе публикаций текста грамоты 1381 г.
В трех изданиях московско-рязанского договора 1381 г. перед предлогом «и» неизменно ставилась запятая, «и то ся князю великому Олгу не вступати, и князю великому Дмитрию». Так фраза выглядит в публикациях грамоты в Древней Российской вивлиофике Н. И. Новикова[84], Собрании государственных грамот и договоров[85] и издании комплекса княжеских духовных и договорных грамот, подготовленном Л. В. Черепниным[86]. Совершенно очевидно, что во всех трех случаях предлог «и» издателями оценивался как противительный.
В последнем по времени, четвертом издании грамоты, осуществленном В. А. Кучкиным, запятая в интересующей нас фразе отсутствует. Следственно, предлог «и» между именами договаривающихся князей здесь, по мнению публикатора, не противительный, а соединительный.
Сообразно синтаксической двусмысленности текста московско-рязанского договора отечественная историография предлагает и два варианта объяснения ситуации с «местом Тулой» по состоянию на лето 1381 г.
Первый сводится к тому, что рязанская «Тула» по докончанию 1381 г. перешла во владение Москвы. Так полагали М. М. Щербатов[87], Н. М. Карамзин[88] А. Е. Пресняков[89], уже наши дни с ними солидаризовались А. Г. Кузьмин и А. Б. Мазуров[90]. Таково же мнение и авторов последней по времени публикации, посвященной «Туле» XIV–XV вв., Г. А. Шебанина и А. В. Шекова, предлагающих, правда, свое объяснение лексической стороны документа: в текст грамоты по вине писца вкралась ошибка, и на месте «и» должен стоять другой предлог, «то»[91] (? – А. Л.). Разумеется, было бы замечательно все несоответствия собственных построений текстам документов русского средневековья объяснять именно таким образом, но в нашем случае в этом нет никакой необходимости. Повторимся, с точки зрения грамматической предлог «и» может быть в данном контексте истолкован как противительный.
Другое толкование статьи московско-рязанского докончания предлагает видеть в «Туле» 1381 г. своеобразную «ничейную территорию», «нейтральную зону», получившую такой специфический статус в результате политического взаимодействия в регионе Москвы, Орды и Рязани.
В тексте договора в связи с «Тулой» присутствуют, как помним, упоминания баскаков и «царицы» Тайдулы, в связи с чем высказывались подозрения в некоем особом статусе территории[92]. Этот гипотетический особый статус привел В. Л. Егорова и В. А. Кучкина, независимо друг от друга, к выводу о том, что «место Тула» – «нейтральная» территория. Оба автора, в отличие от сторонников московской принадлежности Тулы, подробно аргументируют свою позицию, но по-разному, объясняют происхождение этого «нейтралитета».
В. Л. Егоров, странным образом не заметивший запятую в тексте докончания (автор пользовался публикацией Л. В. Черепнина, где знак, как помним, присутствует), считает «Тулу» изначально принадлежавшей непосредственно ханше Тайдуле и управлявшейся ее баскаками. После разгрома татар на Куликовом поле ситуация, полагает В. Л. Егоров, не изменилась, «Тула» оставалась ордынской, хотя реально последняя утратила контроль над регионом. Москва и Рязань, в свою очередь, одинаково стремились овладеть «Тулой», но в договоре 1381 г. вынуждены были дать друг другу взаимное обязательство не занимать ее; «нейтральный статус» «Тулы», таким образом, явился следствием политического равновесия в регионе сил договаривающихся сторон, Москвы и Рязани[93].
Сходные выводы В. А. Кучкина, также посчитавшего предлог «и» текста докончания 1381 г. соединительным, что отразилось в подготовленной им публикации документа, свелись к предложенной ранее В. Л. Егоровым схеме, но с учетом неравноправного для Рязани характера московско-рязанского договора. Ордынская «Тула», полагает исследователь, какое-то непродолжительное время действительно могла принадлежать Москве и ранее заключения договора, перейдя к великому князю Дмитирию Ивановичу либо после разгрома татар на Воже в 1378 г., либо после Куликовской битвы. Однако летом 1381 г., при заключении договора, московский князь не рискнул закрепить за собой «Тулу», связав при этом, как «брат стареишии», Олега Ивановича Рязанского обязательством «не въступати» в нее[94].
Оба автора, повторимся, исходят из изначальной ордынской принадлежности «Тулы», однако еще А. Е. Пресняков в свое время предложил иное толкование упоминания баскаков и «царицы Таидулы»: «простую… ссылку на объем Тульского уезда нельзя принимать за указание на особое положение Тулы»[95].
Свою мысль А. Е. Пресняков не развил, однако она предельно ясна. «Ведение» «Тулы» баскаками могло иметь в виду не управление «местом», а исчисление «выхода» с территории, проведенное ордынскими чиновниками, автоматически предполагавшее как перепись населения, так и установление границ новой податной единицы. Именно таким образом, «по описи и по людем» начислялась, например, в середине XV в. доля «выхода» в Орду с вотчинных владений и новых пожалований брата великого князя московского Василия Васильевича, суздальского князя Ивана Васильевича, с «оуделов» вдовой великой княгини Софьи Витовтовны и братьев великого князя московского Ивана III[96].
Рязанские земли были «положены в число» в 1257 г.[97], причем, возможно, именно баскаками, помимо прямых обязанностей, заключавшихся в получении дани, занимавшихся и переписью населения[98]. В Рязани около этого времени сидел собственный баскак, по доносу которого, согласно В. И. Татищеву, в Орде был убит в 1270 г. рязанский князь Роман Ольгович[99].
В начале XIV в., как известно, институт баскачества прекратил на Руси свое существование[100], но за исключением двух территорий. Первой была Киевщина и Подолия, где баскаки известны в 30-40-х гг.[101], вторая – южные окраины Рязанского княжества или соседствующие с ними земли по Верхнему Дону, где баскаки действовали в середине XIV в.[102], причем эти баскаки были православными[103] и, скорее всего, русскими. Так что под баскаками грамоты 1381 г. необязательно надо понимать только татар-сборщиков дани в принадлежавшем Орде «баскачестве»[104].
Относительно «ведения» баскаками «места Тулы» в докончании дана расплывчатая временная отсылка на «царицу» Тайдулу, а не на правившего в Орде хана – «царя».
Любимая из четырех жен скончавшегося в 1431 г. хана Узбека, мать наследовавшего ему Джанибека, убитого в 1357 г. ее же внуком, Бердибеком, два года спустя свергнутого, с ее согласия ханом Кулпой, Тайдула погибла в 1360 г. вместе со свергнувшим Кулпу ханом Новрузом[105]. «Царица» была современницей пяти «царей», пережив четверых из них. «Ведение» «места Тулы» по логике должно было иметь место еще при хане Узбеке, когда собственно Тайдула и была «царицей», т. е. не менее чем за полвека до заключения московско-рязанского договора. Однако и после кончины Узбека Тайдула, возведенная при жизни мужа в сан «главной матери», играла существенную роль в жизни Орды, определяя внешнеполитические дела[106]. Вероятно, «ведение» баскаками «места Тулы» началось за два-три десятилетия до 1381 г. Возможно, «царица» имела здесь и практический интерес – к южной границе Великого княжества Рязанского примыкали «тюмены» князей – ближайших родственников Тайдулы[107].
В исследованиях давно обращено внимание на то, что из шести ханских ярлыков русским митрополитам, дошеших до наших дней, половина, ярлыки 1347, 1351 и 1354 гг. даны от имени не хана, а ханши Тайдулы[108], причем все три относятся ко времени ее вдовства, когда в Орде правил ее сын Джанибек[109]. Этим же временем, правлением Джанибека, датировал «ведение» баскаками Тулы В. А. Кучкин[110].
