Святослав Агафонов - Нижегородский кремль
Прибавление к имени мастера титула «боярин» встречается и в других летописях, причем в некоторых списках добавляется второе имя — Петр Френчушко Фрязин, что дает основание считать его полным именем — Пьетро Франческо. Однако в Никоновой летописи сказано просто — Петр Фрянчушко, без добавки «Фрязин», что в те времена обозначало «итальянец», и поэтому некоторые исследователи расшифровывали эту приставку как «Петр французский». Имя зодчего Петра Фрязина упоминается в документах XVI века только один раз и только в связи с постройкой Нижегородского кремля. Это вызвало многочисленные догадки и предположения, которые, однако, не вносят никакой ясности в этот вопрос. Некоторые авторы отождествляют его даже с Пьетро Антонио Солари, что лишено оснований, поскольку письмо, датированное 24 ноября 1493 года, задержит известие о смерти Солари в России,
В сущности, споры о Петре Фрязине не имеют большого значения, тем более что вряд ли можно считать его главным автором, создавшим это великолепное произведение искусства и инженерного дела. До окончательного выяснения личности основного зодчего лучше всего называть его условно — «мастером Нижегородского кремля». По своему происхождению он мог быть и русским, поскольку единый характер объединяет русское оборонное зодчество конца XV–XVI века, заявившее о себе в этот период многими выдающимися по архитектуре и военно-оборонительным качествам сооружениями. Если собрать воедино все приведенные в летописях даты строительства Нижегородского кремля, то окажется, что работы производились с 1500, затем с 1508–1512 годов, следовательно, закончиться они должны были не позже 1515 года в соответствии со сроками того времени, обычными при постройке крупного объекта. Возможно, что Нижегородский кремль строился с перерывом, но так или иначе работа Петра Фрязина в Нижнем Новгороде охватывает всего около трети общего времени строительства и приходится на его завершающий период.
От первых ста лет существования кремля не сохранилось ни описей, ни рисунков, ни чертежей, тогда как многие строения его дошли до нас в искаженном, разрушенном или перестроенном виде. Отдельные записи XVI века дают весьма отрывочные сведения: о наличии кровли на стенах и разрушении Ивановской башни взрывом хранившегося в ней пороха, об оползнях на подгорном участке и т. п. Чертежей XVII столетия также не сохранилось, поэтому исключительно важное значение приобретают описи и другие письменные документы этого времени. К сожалению, первые нижегородские писцовые книги (1582) до нас не дошли, и наиболее древняя из них относится к 1622 году. Сейчас это единственный источник, по которому можно судить о первоначальном виде кремля, устройстве и использовании башен, их вооружении, общем техническом состоянии стен и башен.
По многим русским кремлям и крепостям встречаются старинные описания, иной раз достаточно подробные и точные, однако всегда нужна строгая проверка приводимых сведений. Это видно на примере нижегородских описей, в которых длина отдельных прясел часто не совпадает с размерами дошедших до нас кремлевских стен, причем неверные данные переходят без исправлений в последующие акты и описи. Расхождения описей с фактическими размерами можно было бы объяснить различными мерами длины при измерении того или иного прясла, поскольку известно, что до Соборного уложения 1649 года на Руси действовало семь видов сажени и ряд их местных вариантов. Однако сравнение цифровых показателей не подтверждает такого объяснения.
Не всегда верно в Нижегородской писцовой книге дано количество боевых окон на отдельных пряслах стен и башнях, хотя учет их числа, казалось бы, должен был иметь практическое значение при определении количества воинов и огневых средств для обороны того или иного участка кремля. Все башни имеют по четыре яруса боевых окон, но в описи отмечены только три боя: подошвенный— нижний, средний и верхний — с зубцов. Таким образом, два средних яруса башен считались как бы за один, для него и было подсчитано число бойниц, что вдвое меньше их фактического количества.
Застройка кремля в XVII веке
Но, несмотря на недостатки этого документа, анализ Писцовой книги 1622 года дает известную ориентировку и в сопоставлении с дошедшими до нашего времени графическими материалами позволяет реконструировать застройку Нижегородского кремля XVII столетия.
Наиболее общее представление о кремле можно получить по зарисовкам старинных художников, посещавших Нижний Новгород. Таких изображений сохранилось также очень мало, и самые старые из них относятся к XVII веку. Это гравюры в одном из известнейших описаний «Московии», составленном Адамом Олеарием, секретарем торгово-разведывательной экспедиции Гольштинского герцога, которая была в городе в 1636–1639 годах. Полное отсутствие графических материалов такой древности заставляет тщательно изучать этот небольшой рисунок, известный в нескольких вариантах в зависимости от года издания книги. Два первых издания были выпущены в Шлезвиге в XVII веке. Наиболее популярна гравюра из второго издания — 1656 года, где она занимает полный разворот фолианта и дает четкое изображение русского средневекового города. Гравюру часто воспроизводят в книгах по русской истории, однако она страдает многочисленными неточностями, резко бросающимися в глаза, что отмечали еще исследователи XIX века. Так, кремлевские башни показаны с машикулями[3], следов которых в кремле не обнаружено, Архангельский собор нарисован деревянным и т. п.
Сравнение этого изображения с гравюрой из первого издания 1647 года (рис. 5, 6) показало, что там в значительно большей степени сохранилась непосредственность восприятия зарисовки с натуры. Башни здесь не имеют машикулей, а соотношения их между собой и с пряслами стен близки современным. Таким образом, рисунок дает общее представление об облике кремля XVII века.
Возможности, представляемые описями для изучения Нижегородского кремля, еще более ограничены. Составители их преследовали довольно узкие цели — выявить наличное государственное имущество и определить возможности сбора налогов и доходов с жителей, земли и хозяйственных предприятий. По Писцовой книге 1622 года трудно реконструировать застройку города еще и потому, что в ней нет, как было обычно в описях других городов, данных о величине дворовых участков или других цифровых величин, и это значительно усложняет сопоставление описей с планами. Кроме того, самые старые планы, которые хранятся в архивах и музеях Москвы, Ленинграда и Горького, составлены во второй половине XVIII века. Лучшая и наиболее точная съемка была выполнена адъютантом нижегородского батальона Иваном Вимондом в 1769 году, по-видимому, в связи с тем, что после пожара 1768 года Сенат повелел «самым наилучшим образом сей погоревший город в регулярство и от пожарных впредь приключений в безопасность привести».
Кварталы жилой застройки, показанные на этом плане, очевидно, повторяли конфигурацию и более раннего времени, так как по их контуру можно найти объяснение большинству описанных в Писцовой книге групп дворов. На другом плане, более близком к середине XVIII века, условно показана односторонняя застройка, которую имели почти все кварталы. По Писцовой книге иногда можно определить местонахождение того или иного двора или их группы, если в тексте указано их отношение к известным и сейчас церквам или кремлевским башням. Но чаще ориентиры оставались понятными только самим современникам, писавшим, что дворы стоят «меж водороины и Якимова двора Патокина» или же «через улицу в бугре подле попа Офонасия».
Составители Писцовой книги занимали ответственные посты в системе бюрократического аппарата феодальной Руси. Писцы Д. Лодыгин, В. Полтев и дьяк Д. Образцов отвечали за правильность и своевременность сбора денежных средств для государства. Из съезжей избы, что стояла в центре кремля, они выходили на обследование городской застройки (рис. 8). Проверив владельцев дворов в какой-либо части кремля, возвращались обратно в съезжую избу (23)[4], откуда снова шли на осмотр. Вслед за дьяком, писцами и сопровождавшей их свитой перейдем Большую Мостовую улицу — выложенный бревнами спуск, идущий от Дмитровской башни поперек всего кремля вниз к Ивановской башне. Здесь «з Большие улицы идучи к Архангелу (собору Михаила Архангела — С. А.) направо» описаны первые шесть дворов (24). Писцы снова поворачивают в тупик, обследуя стоявшие там еще 8 дворов (25). Вернувшись обратно и «ис тупика идучи направе», они попадают на продолжение первой улицы, где широко раскинулись дворы князей Борятинского и Воротынского, казенный двор воеводы — начальника вооруженных сил края, дворы крупных феодалов Доможирова и Волынского (26). Эти 5 дворов выдвинулись на бровку высокого волжского берега, заняли место, где могло бы стоять более трех десятков изб неродовитых хозяев.
