Роман Почекаев - Мамай. История «антигероя» в истории

Первую из них предложил петербургский востоковед-тюрколог А. П. Григорьев. За основу своей гипотезы он взял интересный исторический документ — так называемую «платежную ведомость» ханши Тайдулы, приложенную к ее же письму венецианскому дожу (1359 г.). На основании «ведомости» и ряда косвенных сообщений других источников, исследователь предложил отождествить упомянутого в «ведомости» Кичиг-Мухаммада с Мамаем, а его отцом посчитал Кутлуг-Бугу, который сначала был бекляри-беком при Джанибек-хане, а затем даругой Солхата (совр. Старый Крым).[49] В дальнейшем А. П. Григорьев продолжил свои изыскания и сформировал целое генеалогическое древо семейства Мамая (которое сам исследователь сначала относил к кунгратам, а затем — к киятам):

При этом исследователь считает всех этих ордынских сановников также близкими родственниками ханши Тайдулы.[50]

Нельзя не отметить, что выводы А. П. Григорьева построены на довольно смелых допущениях.[51] Поэтому неудивительно, что его построения неоднозначно были восприняты другими исследователями.[52]

Вопрос о происхождении Мамая исследовал также московский историк В.В. Трепавлов, который тщательно проанализировал не только источники, содержащие сведения о родовой принадлежности Мамая («Чингиз-наме» Утемиша-хаджи и «Подлинный родослов Глинских князей»), но и ранее проведенные исследования по этому вопросу. Не рискуя называть имя отца Мамая, исследователь тем не менее аргументировано установил, что Иса (Исатай) кият, наместник Синей Орды при хане Узбеке, мог быть близким родственником Мамая. Впрочем, от попыток установить точную степень этого родства В.В. Трепавлов воздержался.[53]

Дальнейшее исследование происхождения Мамая продолжили казанские историки Д.М. Исхаков и И.Л. Измайлов. Они привлекли работу турецкого автора М. Кафали, который, в свою очередь, опираясь на неопубликованную рукопись «Чингиз-наме» Утемиша-хаджи, сообщил, что отца Мамая звали Алаш/Алиш-бек.[54] Насколько нам известно, это первое прямое упоминание об отце Мамая в историографии. Их построения были критически переоысмыслены и развиты московским востоковедом И.В. Зайцевым, также предложившим собственную версию об отце Мамая и его родовых связях: согласно его версии, Мамай являлся сыном Кочи/Хаджи-бека и приходился племянником Могул-Буге и Кутлуг-Буге.[55]

Сообщение Утемиша-хаджи находит подтверждение и в других источниках. В частности, в одном из вариантов татарского исторического сочинения конца XVII в. «Дэфтэрэ-Чингиз-намэ» Мамай также упоминается как «Аладжа углы би Мамай».[56] Еще один казанский исследователь И.А. Мустакимов обратил внимание также на сообщение крымскотатарского автора XVIII в. Абд ал-Гаффара Кырыми, согласно которому Мамай приходился племянником Исатаю Кияту, тогда как Утемиш-хаджи называет вышеупомянутого Алаш-бека братом того же Исатая.[57]

Поскольку несколько исторических сочинений содержат сходные сообщения об отце Мамая, и иных сообщений о нем не имеется, у нас нет оснований не доверять им. Однако, как мы помним, источники связывают деятельность золотоордынских киятов с Крымом, а Исатай и его потомство действовали на востоке государства — в Синей Орде. Каким же образом Мамай оказался связан с Крымским полуостровом?

Опираясь на вышеупомянутые исследования, мы пришли к весьма интересным выводам. Помимо версий А.П. Григорьева, В.В. Трепавлова и И.А. Мустакимова, наше внимание привлекло предположение Д.М. Исхакова и И.Л. Измайлова о том, что к роду киятов также, вероятно, принадлежали Тулук-Тимур, даруга Крыма (Солхата), и, соответственно, его потомки — Иса и Алибек.[58] Это предположение представляется тем более вероятным, что в сочинении Рукн ад-Дина Бейбарса, арабского историка рубежа XIII—XIV вв., Тулук-Тимур упоминается среди эмиров, служивших Ногаю, а затем покинувших его и переметнувшихся к хану Токте, причем при перечислении он упомянут прямо перед Ак-Бугой киятом.[59] Вполне возможно, что они были близкими родственниками — может быть, даже братьями.

Тулук-Тимур, снискав милость Токты, а затем и Узбека, стал, по-видимому, первым правителем Крымского тюмена из рода кият. В середине 1330-х гг. с Тулук-Тимуром и его семейством в Крыму встречался известный арабский путешественник Ибн Баттута, который затем вместе с крымскими киятами отправился к ханскому двору. Путешественник весьма подробно описывает, с каким почетом встречали Тулук-Тимура наместники других областей — несомненно, эмир пользовался ханской милостью и был весьма могуществен.[60] Последнее упоминание о Тулук-Тимуре в источниках датируется 1338 г.[61] — вероятно, вскоре после этого сановник, находившийся уже в весьма преклонном возрасте, скончался.

Тулук-Тимур положил начало целой династии крымских наместников и ханских сановников. Его сын Кутлуг-Тимур в 1358-1359 гг. также был даругой Крыма и также пользовался милостью ханского дома: в 1359 г. в «ведомости» ханши Тайдулы его супруга Чолак и дети названы среди лиц, получивших ханское вознаграждение.[62] Еще один сын Тулук-Тимура, Сару-бек, в 1350-е гг. находился среди приближенных ханов Джанибека и его преемника Бердибека (прав. 1357-1359 гг.). Вероятно, именно он упоминается в ярлыке Бердибека венецианским купцам Азова 1358 г. среди «ходатаев» за венецианцев — такими ходатаями чаще всего являлись самые влиятельные ордынские сановники.[63]

Арабские историки XIV-XV вв. упоминают также еще одного крымского правителя из этого рода — Алибека б. Ису, б. Тулук-Тимура, который правил в Крыму после Зайн Ад-Дина Рамадана (даруга Солхата в 1349-1356 гг.).[64] Интересно отметить, что Иса, отец Алибека, в качестве наместника Крыма в источниках не фигурирует.[65]

Какие выводы позволяет сделать эта информация? Нам представляется вполне вероятным, что Иса б. Тулук-Тимур является никем иным, как Исатаем киятом, наместником Узбека в Синей Орде, а его сын Алибек — отцом Мамая, имя которого в более поздних исторических сочинениях трансформировалось в Алиш/Алаш/Алача-бек. Возможно, именно Алибек фигурирует также среди ханских сановников в ярлыке хана Джанибека венецианским купцам Азова еще в 1342 г.[66] Это в значительной степени совпадает со сведениями «Дэфтэрэ Чингиз-намэ», Утемиша-хаджи и Абд ал-Гаффара Кырыми — за одним исключением: отец Мамая в этих сочинениях упомянут как брат Исы, тогда как нам более вероятным представляется, что он был его сыном.[67]

Такое предположение, на наш взгляд, позволяет объяснить связи киятов с Крымом, а также и тот факт, что Иса не был даругой Крыма — в отличие от собственных отца и сына (поскольку он был ханским наместником на востоке Золотой Орды).

Кроме того, предложенная нами версия происхождения Мамая позволяет пролить свет на ранний этап его карьеры л объяснить причины его неожиданного возвышения в конце 1350-х гг.

ГЛАВА ВТОРАЯ.

«ЗЯТЬ»

О молодости Мамая

О детстве и юности Мамая нам ничего не известно. Родился он, вероятно, на рубеже 1320-1330-х гг. Дело в том, что в середине 1990-х гг. в окрестностях старого Крыма было обнаружено захоронение конца XIV в., с большой степенью вероятности являющееся могилой Мамая. В ней обнаружены останки человека примерно пятидесятилетнего возраста,[68] что и позволяет приблизительно определить время рождения нашего героя.

При рождении юный аристократ получил обычное для мусульманина имя Мухаммад (по некоторым предположениям — «Султан-Мухаммад»[69]), к которому несколько позднее прибавили прозвище Кичиг, т. е. «малый, маленький». О причинах этого прозвища (равно как и о последующей трансформации арабского имени Мухаммад в тюркский сокращенный вариант Мамай) остается только догадываться. Вполне правдоподобным представляется предположение, что причиной такого прозвища стал его малый рост.[70] Такой вывод также позволяет сделать изучение захоронения Мамая: рост покоящегося в нем человека не превышает 150 см.[71] Впрочем, низкорослость, скорее всего, была единственным его физическим недостатком: упомянутые останки позволяют сделать вывод, что Мамай был физически очень сильным человеком с весьма развитым плечевым поясом и наверняка хорошим наездником.[72]

Сохранилась характеристика Мамая, данная современником — послом литовского князя Ягайла, побывавшего у него, вероятно, в 1380 г., незадолго до Куликовской битвы: «Царь Мамай… и ростом средний человек, и разумом не слишком крепок, и в речи непамятлив, а горд весьма».[73] Следует весьма осторожно отнестись к этим словам, поскольку они вложены уста польского дипломата автором «Сказания о Мамаевом побоище», которое является, по мнению ряда исследователей, скорее историческим романом, нежели летописным сточником.[74] Тем не менее есть основания считать, что кое-что в приведенном описании Мамая могло соответствовать истине. Так, например, вполне вероятно, что это был вспыльчивый человек, не слишком следивший за своими ловами и нередко противоречивший сам себе («в речи непамятлив»). Однако вместе с тем он был человеком весьма смелым, решительным и амбициозным. И, подобно своим предкам, готов был не останавливаться ни перед чем, чтобы обиться своих целей.