Сергей Нефедов - История России. Факторный анализ. Том 2. От окончания Смуты до Февральской революции

Конечно, этот расчет является сугубо ориентировочным и приблизительным, мы не учитываем некоторых второстепенных расходов крестьянского хозяйства, например, покупки соли, платы приказчикам и мирских сборов. Но с другой стороны, также не учитываются и доходы от скотоводства, леса, рыбной ловли, которые, вероятно, компенсируют эти расходы.

Таким образом, имеются основания полагать, что крестьяне XVII века жили довольно зажиточно. Это подтверждается имеющимися статистическими сведениями по отдельным районам. А. Х. Горфункель, изучавший хозяйственную жизнь Кирилло-Белозерского монастыря, назвал время после Смуты «золотым веком» монастырского крестьянства.[67] По подсчетам П. А. Колесникова, средний сбор на душу населения в 1620 годы в Тотемском уезде составлял 28–32 пуда.[68] По некоторым данным, в 1680 – 90-х годах в монастырских селах центральных уездов обычное хозяйство имело от 2 до 5 лошадей, у помещичьих крестьян в среднем было 2,2–2,6 лошади, 1–2 коровы.[69] В Старорусском уезде в 1660-х годах на двор приходилось 2–3 лошади, 4–5 коров.[70] В вотчинах Псково-Печерского монастыря в 1639 году средний двор при населенности 5–6 человек имел 3–4 лошади, 4 коровы.[71] Даже крестьяне, бежавшие в 1660-х годах из центральных районов на юг, оказывается, отнюдь не были бедняками: они имели на двор в среднем по 3 лошади и 2 коровы.[72]

Эти данные согласуются с впечатлением западных путешественников; Олеарий свидетельствует о «громадном изобилии хлеба и пастбищ», о больших пространствах свободных плодородных земель, о том, что в России редко приходится слышать о дороговизне.[73] Как видно из рис. 1.1, индекс хлебных цен (в особенности цен в серебре) резко упал сразу же по окончании Смуты и продолжал падать до середины столетия. Подъем цен в 1657 – 1670-х годах был связан с войной и инфляционной политикой правительства, а затем цены снова упали, причем их реальный уровень в конце столетия был ниже, чем в 1630-х годах – это говорит о том, что посевные площади росли быстрее, чем население. Много повидавший Юрий Крижанич писал, что на Руси «крестьянам… живется намного лучше, нежели во многих местах Греческой, Испанской и других подобных земель, в которых кое-где мясо, а кое-где рыба слишком дороги, а дрова продаются на вес… Ни в одном королевстве простые черные люди не живут так хорошо и нигде не имеют таких прав, как здесь».[74] «Ведь всем известно, – продолжает Крижанич, – что в нашем королевстве крестьяне устроены гораздо лучше, чем в некоторых соседних странах, где боярские люди и воины безнаказанно обижают земледельцев».[75]

Высокий уровень жизни крестьян нашел отражение в высокой оплате сельскохозяйственных рабочих. Запросы поденщиков в 1630-х годах были столь велики, что монахи Иосифо-Волоколамского монастыря не могли подрядить крестьян для обработки своей пашни. «Люди стали огурливы, в слободу посылаем для жнецов нанять, и нихто из нойму не идет, не страшатся никово», – жаловались монахи.[76] Не шли работные люди и на Тульские заводы – так что правительству пришлось обязать крестьян соседних деревень работать определенное число дней взамен уплаты обычных налогов (это была практика, аналогичная существовавшей у турок).[77] В таблице 1.4. приведены некоторые данные об оплате сельскохозяйственных и городских рабочих.

Р. Хелли собрал большое число данных о заработной плате неквалифицированных рабочих в 1635–1725 годах.[78] Большинство этих данных, однако, относится к олонецким медеплавильным заводам и к короткому промежутку 1669–1674 годов. Если исключить весьма специфические олонецкие данные, то окажется, что средняя поденная плата на протяжении столетия составляла 5 копеек (10 денег).[79] Р. Хелли определяет среднюю цену ржи в этот период в 58 коп. за четверть,[80] не учитывая изменения размеров четверти, которая в 1678 году была увеличена с 6 до 8 пудов. Поскольку медианная цена Р. Хелли учитывает экстремально высокие цены периода медной инфляции (и высокие цены Поморья), то она представляется существенно завышенной, тем не менее, приняв эту цену, мы получим, что хлебный эквивалент поденной платы составлял от 8,5 кг (при 6-пудовой четверти) до 11,3 кг (при 8-пудовой четверти) ржи.

Эти данные согласуются с имеющимися сведениям о динамике потребления в европейских странах. Практически повсюду в Европе поденная плата в начале второго европейского демографического цикла (в начале XVI века) в пересчете на хлеб составляла 9 – 12 кг, а в конце столетия (и в конце цикла) – 3,5–4,5 кг.[81] Таким образом, российский уровень поденной платы соответствовал обычному уровню начала демографического цикла и был относительно высоким.

Данные Р. Хелли не дают представления о динамике реальной заработной платы. Данных, когда заработную плату можно сопоставить с ценами на зерно, не так много; в таблице 1.4. приведены некоторые из них.

Как видно из этой таблицы, в середине XVII века поденная плата составляла около 10 кг хлеба, затем, в период инфляции и во время последующего периода высоких цен (1654–1679 гг.), она уменьшилась примерно до 6 кг, но с последующим падением цен в конце XVII века заработная плата увеличилась до 14 кг. В 1674 году пуд говядины стоил 56 денег,[82] и чернорабочий на дневную плату в 15 денег мог купить примерно 4 кг мяса – притом, что 1674 год – это было далеко не лучшее для страны время.

Итак, состояние России после Великой Смуты было подобно состоянию Европы после кризиса XIV века: обширные пространства опустевших земель, разоренные, полувымершие города, государство, которое требуется вновь восстанавливать – но вместе с тем изобилие земли, лесов, природных богатств, которые достались в наследство немногим уцелевшим. Подобно американским фермерам крестьяне могли вновь осваивать свою страну, могли пахать, сколько захочется, и ни помещики, ни слабое государство пока не осмеливались притеснять их, опасаясь нового восстания. Постепенно крестьяне стали возвращаться в свои родные места, основывать новые деревни и расчищать лес под пашню. Московское государство постепенно «пополнялось» и «приходило в достоинство», и люди за «многое время тишины и покоя», по выражению источника, «в животах своих пополнились гораздо».[84] В 1646–1678 годах численность населения (без учета территориальных приращений) возросла с 4,5–5 до 8,6 млн. На Новгородчине в этот период население увеличилось более чем в два раза (но все еще оставалось на треть меньше, чем в 1500 году).[85]

Быстрому росту населения не помешала и эпидемия чумы 1654 года, которая была принесена из Персии, и данные о числе жертв которой сильно преувеличивались современниками.[86] Олеарий отмечает, что, в целом эпидемии были на Руси редкостью: «Что касается Московской области и пограничных с нею, то здесь вообще воздух свежий и здоровой, как свидетельствуют все жители… здесь мало слышали об эпидемических заболеваниях или моровых поветриях, да и встречаются здесь зачастую весьма старые люди».[87]

Огромную роль в процессе восстановления экономики сыграло строительство 800-километровой «Белгородской черты», которая должна была защитить южные области от татарских набегов и обеспечить возможность земледельческого освоения обширных территорий. Строительство укрепленной линии продолжалось 12 лет (1635–1646 годы), на «черте» было построено 23 города-крепости, несколько десятков острогов, пять больших земляных валов, протяженностью по 25–30 км каждый. В 1648–1654 годах была создана «Симбирская черта», продолжившая укрепленную линию до берега Волги.

В 1642–1648 годах в уездах, расположенных вдоль «Белгородской черты», большинство крестьян было отписано на государя и зачислено во вновь созданные драгунские полки. Крестьяне были освобождены от податей, они жили в своих деревнях, пахали землю, и раз в неделю проходили военное обучение. Казна обеспечивала драгун оружием, и они должны были нести на «черте» сторожевую службу.[88] Нехватка солдат заставляла зачислять в полки всех желающих, даже беглецов из центральных районов[89] – поэтому сюда держали путь многие беглые. Белгородчина была изобильным краем: урожайность ржи на юге была в 2–3 раза выше, чем в центральных районах, и запасы хлеба в хозяйствах служилых людей в среднем (по 45 известным описям) составляли около 500 пудов (на год человеку хватало 15 пудов).[90] В 1639–1642 годах власти предлагали платить за работу на жатве 7 – 10 денег в день, что в пересчете на зерно составляет 14–20 кг. Это была щедрая плата, в два раза больше, чем платили в Подмосковье – однако зажиточные крестьяне юга не желали работать и за эту плату.[91] Если бы не постоянные войны и татарские набеги, то многие могли бы позавидовать жизни поселенцев юга.