Александр Куропаткин - Русско-японская война, 1904-1905: Итоги войны.
Задача XVIII столетия по упрочению нашему на берегах Черного моря продолжалась с упорством и в XIX столетии, но закончена не была.
Мы вели в XIX столетии три войны с Турцией: в 1806—1812,1828—1829 и 1877—1878гг. Первая из них [26] окончилась присоединением к нам части Бессарабии. По второй из этих войн мы приобрели устья Дуная и Черноморское побережье в 550 верст. Вмешательство европейских держав в наши дела на ближайшем востоке в целях ослабления России привело к Восточной войне в 1853—1856 гг. Эта несчастная для нас война окончилась потерей для нас Черноморского флота и устьев Дуная.
Наша армия ко времени Восточной войны 1853 — 1856 гг. была весьма многочисленна и, как в отношении корпуса офицеров, так и нижних чинов, представляла отличный материал. Значительная часть офицерского состава происходила из дворян, нижние чины служили 25 лет, унтер-офицеры и фельдфебели были опытные и авторитетные служаки. Но после успешных войн XIX столетия армия наша в отношении к выучке и вооружению пошла не вперед, а назад. Аракчеевский взгляд на службу глубоко проник во все слои армии. Особенно был слаб старший начальствующий персонал. О том, что армия назначается для войны, было забыто. Показная сторона взяла верх над сущностью. Ружейные приемы и церемониальный марш поставлены выше всего. Наилучшим показателем взглядов той эпохи на нашу боевую силу служат несомненные факты подскобки и подпиливания с разрешения начальства разных частей ружья (гаек и шомполов), чтобы при ружейных приемах получался особый дружный звон тысячи ружей, приятно ласкающий ухо начальников того времени. Успех службы офицеров зависел от протекции. Без протекции пробирались вперед наиболее послушные воле начальства, в каких бы диких формах эта воля не проявлялась. Начавшееся в России по почину Александра 1 после наполеоновских войн освободительное движение, проникшее и в ряды армии, сменилось административным гнетом, тяжело отразившимся на всех видах деятельности в России, на всех сословиях, в том числе и на военном.
Вся Россия облеклась как бы в мундир, застегнутый на все пуговицы, и вытянулась в струнку. Россия и с нею [27] армия могли говорить только: «слушаю», «так точно» и «все благополучно». С нижними чинами обращались жестоко. Кормили их плохо. Хищения всякого рода были обычным в армии явлением. Доходы начальствующих лиц за счет отпускавшихся сумм на довольствие лошадей признавались нормальным явлением. Как то было и ранее, полки давали промотавшимся дворянам, чтобы поправить их дела. Гвардия своими преимуществами по службе угнетала армию. Всякое проявление в армии инициативы не по команде было караемо. Печать робко молчала. Обсуждение в военном органе даже вопросов о форме одежды признавалось иногда вредным вольнодумством. В результате армия в духовном отношении, несмотря на ее многочисленность, не подвинулась вперед. Но и в материальном отношении мы отстали от европейских армий. Очевидно, что при взгляде на ружье как на средство производить шумные ружейные приемы мы не спешили с перевооружением армии и предстали на боевое испытание в 1853—1856 гг. с гладкоствольными ружьями против нарезного оружия наших противников.
Наш Черноморский флот, еще полный воспоминаний о победе над Синопом, с такими начальниками, как Лазарев, Нахимов, Корнилов, Истомин, в духовном отношении стоял очень высоко и был многочислен. Но отсталость нашего флота от европейских была еще большая, чем в сухопутной армии; против нашего парусного флота союзники привели в Черное море паровой флот.
Численность постоянного состава русской армии в мирное время в 1850—1860 гг. превышала 1 100 000 человек, но большая часть этих сил находилась на западных окраинах, на Кавказе и в столицах.
Союзники в эту эпоху располагали силами по мирному составу: Франция — 400 000 человек, Англия — 140 000 человек и Турция — 450 000 человек. Только часть этих сил приняла участие в войне 1853—1856 гг., и Россия была побеждена.
Относительно приготовлений к войне и первой ее части (Дунайская кампания) один из участников в своих [28] воспоминаниях, недавно изданных, пишет так{6}: «Столкновение с Западом, разразившееся Восточной войной 1853—1856 гг., казалось бы, не должно было застигнуть Россию врасплох. Летом 1852 г. война уже висела в воздухе; на вероятность ее указывала особенная заботливость того времени о приведении в исправность военного обоза и материальной части армии, а о близости ее покойный император Николай Павлович лично предупредил войска на осеннем смотру, происходившем при городе Елисаветграде... Наконец, в июне 1853 г. войска наши перешли р. Прут и заняли Дунайские княжества, а в октябре Турция объявила нам войну. Блистательный Синопский разгром турецкого флота, поднявший народное чувство в России, послужил предлогом к объявлению нам войны со стороны Англии и Франции. Начался длинный ряд тяжких и оскорбительных наших неудач... Дунайская кампания 1853—1854 гг. не могла быть успешна по одной той причине, что велась без определенной цели. Или не прозревая истинных намерений Австрии, или в уверенности на сохранение нейтралитета с ее стороны, мы старались не противоречить ее требованиям и связали себе руки. Оборона левого берега Дуная не сопровождалась ни единым удачным делом, наступательные действия скоро оставлены под давлением Австрии. Кампания эта не принесла нам ни чести, ни пользы и, подтвердив старую доблесть русского солдата, обнаружила только поголовную неспособность военачальников, да массу вкравшихся в армию злоупотреблений. В июле 1854 г. русские войска со стыдом и озлоблением вернулись в свои пределы от стен непокорной Силистрии, а союзники обратили взоры на Крым».
Высадка союзников силой всего 50 000 человек, при миллионной у нас армии и сильном флоте, казалась безумным предприятием. Главнокомандующий князь Меньшиков, моряк по профессии, тем не менее допустил [29] произвести беспрепятственно 1 и 2 сентября высадку у Евпатории, хотя располагал 60 вымпелами, в числе их и небольшим числом паровых судов. Если наш флот не мог уверенно рассчитывать на победу над союзным флотом, то в наших силах было расстроить план союзников, ворвавшись в их транспортные колонны. Союзники были на море между Варной и Евпаторией с 26 августа по 1 сентября, и мы не могли выследить их.
Под Альмой мы собрали 33 000 человек (42 батареи, 16 эскадронов, 84 орудия) и дали твердый отпор противнику. К сожалению, действуя в родной стране, мы не знали местность, и ген. Боске, проведя неизвестной нам тропой свою колонну, вышел на наш левый фланг, что и решило отступление наших войск, произведенное беспорядочно. Наши ружья в этом бою стреляли на 300 — 450 шагов, а противник стрелял (пулями Минье) на 1200 шагов. Мы имели лишь стрелковые батальоны, вооруженными штуцерами, по одному на корпус.
Затем началась 13 сентября 11-месячная борьба под Севастополем. Утомленный флот дал нам многочисленную артиллерию, опытных командиров и, главное, Нахимова, Корнилова и Истомина. Сухопутные войска вели в большинстве случаев бой в траншеях самоотверженно. Но Крымская армия в своих попытках победить союзников понесла еще два тяжких поражения: 24 октября 1854 г. под Инкерманом и 4 августа 1855 г. на Черной речке.
Относительно Инкерманского сражения автор из «Записок севастопольца», цитированных выше, пишет: «С прибытием остальных двух дивизий 4-го пехотного корпуса, располагая, кроме Севастопольского гарнизона, сорокатысячной армией, кн. Меньшиков проиграл 24 октября знаменитое Инкерманское сражение. Цель его заключалась в овладении Сапун-горой как первым шагом к освобождению города от осады, за которым должно было следовать оттеснение союзников к Балаклаве и совершенное изгнание их из Крыма. Оно было соображено основательно, соединяло все данные к полному успеху и тем не менее обратилось в кровавое [30] и решительное поражение благодаря непостижимым ошибкам частных начальников... Потеря 10 000 выбывшими из строя, упадок нравственного духа в войсках, недоверие к своим начальникам и недоверие к войскам кн. Меньшикова были результатами неудачи, надолго поставившей русскую армию в пассивное положение. Судьба Крымской кампании была предрешена: лучший момент для освобождения Севастополя упущен, действия наши утратили последнюю уверенность, а в армии началось нравственное разложение, приведшее к неслыханным дотоле злоупотреблениям».
Меньшикова сменил кн. Горчаков, но дела наши не пошли лучше. Руководство войсками на р. Черной было то же, что под Инкерманом. Частные начальники не помогали друг другу, атака со стороны Севастополя не поддержала наши действия у Черной речки.
27 августа союзники произвели решительный штурм и овладели Малаховым курганом. Хотя на других наших позициях французы и англичане были отбиты с огромными потерями, но в ночь на 28 августа мы отступили на северную сторону. Это отступление решило участь кампании. Позорный для России мир был заключен. Мы лишились права иметь военный флот на Черном море и потеряли устья Дуная.
