Сергей Платонов - Русская история
Первое из этих известий – знаменитые Вертинские летописи, составлявшиеся в Карловой монархии. В них говорится, что в 839 году цареградский император Феофил отправил послов к Людовику Благочестивому, а с ними людей «Rhos vocari dicebaht» – то есть людей, назвавших себя россами и посланных в Византию их царем, называемым Хаканом. Людовик спросил у них о цели их прихода; они отвечали, что желают вернуться к себе на родину через его, Людовика, землю. Людовик заподозрил их в шпионстве и стал разузнавать, кто они и откуда. Оказалось, что они принадлежат к шведскому племени. Таким образом, в 839 году россов относят к шведскому племени, чему в то же время как будто противоречит имя их царя Chacanus – Хакан, вызвавшее много различных толкований. Под этим именем одни разумеют германское, скандинавское имя Гакон, другие же прямо переводят это «Chacanus» словом «каган». Во всяком случае, известие Бертинских летописей сбивает до сих пор все теории. Не лучше и следующее известие – писатель X века Лиутпранд Кремонский говорит: «Греки зовут russos тот народ, который мы зовем nordmannos, по месту жительства», – и тут же перечисляет народы: «печенеги, хазары, русы, которых мы зовем норманнами». Очевидно, автор окончательно запутался: вначале он говорит, что русь – это норманны, потому что они живут на севере, а вслед за тем помещает их с печенегами и хазарами на юге России.
Таким образом, определяя варягов как скандинавов, мы не можем определить руси. По одним известиям русь – те же скандинавы, по другим – русь живет у Черного, а не у Балтийского моря, в соседстве с хазарами и печенегами. Самый надежный материал для определения национальности руси – остатки ее языка – очень скуден. Но на нем-то главным образом и держится так называемая норманнская школа. Она указывает, что собственные имена князей руси – норманнские: Рюрик, Аскольд, Трувор, Игорь, Олег, Ольга, Рогволод; все эти слова звучат по-германски. Название Днепровские пороги у Константина Багрянородного приведено по-русски и по-славянски; имена русские звучат не по-славянски и объясняются из германских корней (Ессупи, Ульворси, Геландри, Ейфар, Варуфорос, Леанти, Струвун); напротив, те имена, которые Константин Багрянородный называет славянскими, действительно славянские (Островунипрах, Неясит, Вулнипрах, Веруци, Напрези). В последнее время некоторые представители норманнской школы, настаивая на различии руси и славян, ищут руси не на скандинавском севере, а в остатках тех германских племен, которые жили в первые века нашей эры у Черного моря; так, профессор Будилович находит возможным настаивать на готском происхождении руси, а самое слово «русь» или «рось» производит от названия готского племени Hroth (произносится «грос»). Ценные исследования Васильевского давно шли в том же направлении, и от их продолжателей можно бы ждать больших результатов.
В таком состоянии находится ныне варяго-русский вопрос (доступнейшее его изложение – в труде датского ученого Вильгельма Томсена, русский перевод которого – «Начало Русского государства» – издан отдельною книгою и в «Чтениях Московского общества истории и древностей» за 1891 год, книга 1). Наиболее авторитетные силы нашей научной среды все держатся воззрений той норманнской школы, которая основана еще в XVIII веке Байером и совершенствовалась в трудах позднейших ученых (Шлецера, Погодина, Круга, Куника, Васильевского). Рядом с учением господствующим давно существовали и другие, из которых большую пользу для дела принесла так называемая славянская школа. Представители ее начиная с Ломоносова, продолжая Венелиным и Морошкиным, далее Гедеоновым и, наконец, Иловайским пытались доказать, что Русь всегда была славянской. Оспаривая доводы школы норманнской, эта славянская школа заставила не раз пересматривать вопрос и привлекать к делу новые материалы. Книга Гедеонова «Варяги и русь» заставила многих норманнистов отказаться от смешения варягов и руси и тем самым сослужила большую службу делу. Что касается до иных точек зрения на разбираемый вопрос, то о них можно упомянуть только для полноты обзора. Костомаров одно время настаивал на литовском происхождении руси, Щеглов – на происхождении финском.
Знать положение варяго-русского вопроса для нас важно в одном отношении. Даже не решая вопроса, к какому племени принадлежали первые русские князья с их дружиною, мы должны признать, что частые известия летописи о варягах на Руси указывают на сожительство славян с людьми чуждых, именно германских племен. Каковы же были отношения между ними и сильно ли было влияние варягов на жизнь наших предков? Вопрос этот не раз поднимался и в настоящее время может считаться решенным в том смысле, что варяги не повлияли на основные формы общественного быта наших предков – славян. Водворение варяжских князей в Новгороде, затем в Киеве не принесло с собою ощутительного чуждого влияния на жизнь славян, и сами пришельцы, князья и их дружины, подверглись на Руси быстрой славянизации.
Итак, вопрос о начале государства на Руси, связанный с вопросом о появлении чуждых князей, вызвал ряд изысканий, не позволяющих вполне верить той летописной легенде, которая повествует о пришествии в Новгород варяга Рюрика с родом по имени русь. Если, с другой стороны, в Новгороде и осел посторонний славянам князь, то это был один из многих местных князей, и не с него следует начинать историю политической власти, подчинившей себе всю землю русских славян.
Мы уже видели, что племенной быт славян постепенно переходил в более волостной: город делался центром для окружающих его общин, приобретал влияние и власть над ними. Городские веча и их старейшины («старцы градские») были первою политическою властью у славян, и рядом с нею существовала по местам (в городах и у племен) власть князей, имевших значение только в одном городе, у одного племени. Так возникло много маленьких политических миров, которые в IX веке были частью подчинены чуждой власти: южные славяне платили дань хазарам, северные были завоеваны варягами, бравшими с Новгорода дань. Если верить летописи, Новгород раньше других сверг чужую власть и создал свою в лице добровольно принятых князей из тех же варягов. Затем новгородские князья освободили от хазар и Южную Русь, объединив славян под своей властью. Так создалось у русских славян одно государство с центром в Киеве.
Что образование единого киевского княжения произошло именно так, доказывается следующей подробностью похода Олега, новгородского князя, на Киев. Олег, отправляясь из Новгорода, занимает Смоленск, и только; но со Смоленском подчинились ему и все кривичи, которые тянули к этому городу; следовательно, город в данном случае увлек с собою и часть племени. Завоевав затем Киев, Олег этим подчинил себе часть полян и древлян. Очевидно отсюда, что племенной быт изменяется в быт городской раньше, чем в Киеве появились князья. Изучая этот городской быт, бывший первой стадией политической жизни наших предков, мы подмечаем в нем признаки определенной власти: мы видим в городах каких-то старейшин. Это, как называет летопись, «старцы градские», происхождение и власть которых до сих пор толкуются различно, и теперь еще не выяснено, представляют ли они выборную власть, созданную общиной, или же вообще людей высшего общественного класса. Школа родового быта понимала этих «старцев градских» как родовладык, в силу своего физического старейшинства пользовавшихся властью. Некоторые историки-юристы в «старцах» видели земских бояр, то есть городскую знать, высокое положение которой основывалось на ее крупном землевладении (Владимирский-Буданов). Профессор Ключевский этих «старцев» понимает как городское правительство из крупнейших представителей торгово-промышленного класса, державшего в своих руках главный капитал страны и составлявшего так называемую торговую аристократию. Как ни понимать происхождение этих «старцев», ясно одно: что в данном случае мы имеем дело с высшим классом докняжеского общества.
Рядом со старшинами в городах Древней Руси стоит вече, то есть собрание полноправных граждан города, домохозяев, глав семей (не выделенные сыновья на вече ходить, кажется, не могли). Желая пояснить функции вечевых собраний, летописец говорит, что горожане «сходятся на вече, как на думу; и на чем порешат старшие города, на том станут и пригороды». Это подтверждает отчасти мнение, что вече имело не только хозяйственно-экономическое значение для своего города, но и политическое для всей волости.
Иногда политические функции вече разделяло с князьями, появлявшимися в городах. Такими местными князьями были Аскольд и Дир в Киеве, Рогволод в Полоцке, Мал у древлян. Так обнаруживается с большою ясностью первая стадия политического быта славян, которую застала при своем появлении норманнская династия Рюрика, давшая начало второй стадии – княжению киевскому.
Происхождение этой династии в общих чертах таково. В VIII–IX веках весь север Европы делается жертвою норманнских военных шаек, которые под предводительством витязей и князей нападали на туземцев и организовывали свои государства. Нападая на берега Западной Европы, они появляются на великом водном пути «из варяг в греки» и оседают в северных славянских городах. Эти князья и витязи представляют из себя на первых порах вооруженных искателей приключений, охраняющих за известную плату город и волостные границы (такой характер их деятельности был замечен давно, еще Шлецером). Один из этих князей, наиболее сильный, не ограничился владением одной своей волостью, а стал покорять себе другие и мало-помалу соединил под своею властью все восточные славянские племена. Так постепенно составилось Киевское княжество – не из одного города, но изо всех городов, лежащих по Днепру. Такова была вторая форма политической жизни Древней Руси.
