Сергей Утченко - Юлий Цезарь
Но для нас в данном случае не столь интересен вопрос об истинном герое Саллюстия, сколь интересна и важна характеристика Цезаря, как таковая. В какой степени она может считаться объективной и справедливой? Казалось бы, после того, что говорилось выше о ненадежности, о ложном правдоподобии характеристик современников, ответ на подобный вопрос не должен вызывать сомнений.
Все сказанное об оценках современников и ближайших потомков, несомненно, остается в силе. Но ведь существует понятие не только абсолютной, но и относительной объективности. Поэтому, на наш взгляд, есть основания говорить о большем беспристрастии оценок Саллюстия по сравнению, например, с высказываниями того же Цицерона. Такое расхождение не случайно и объясняется рядом причин.
Прежде всего следует учесть, что Саллюстий в отличие от Цицерона, возвратившись в Рим из своей провинции (после смерти Цезаря), уже не принимал никакого участия в политической жизни и борьбе, целиком посвятив себя занятиям историей. Одно это обстоятельство могло содействовать подведению более спокойных, а потому и более беспристрастных итогов недавнего прошлого.
Кроме того, только что изложенное рассуждение по поводу сравнительных характеристик как бы наталкивает на вывод о «нейтральном» отношении Саллюстия к Цезарю. Хотя он в этот период не безусловный цезарианец, не страстный поклонник и панегирист, и для него Цезарь теперь вовсе не идеал государственного деятеля, но вместе с тем он не испытывает к нему и никакой вражды, более того, продолжает его считать (правда, наряду с Катоном) мужем «выдающейся доблести». Такое отношение, пожалуй, может служить если не гарантией, то хотя бы какой — то предпосылкой более объективного подхода, в той, конечно, мере, в какой позволено вообще говорить об объективности личных оценок.
И наконец, в подтверждение высказанной точки зрения можно привести еще одно соображение. Дело в том, что саллюстиева характеристика, как мы знаем, ретроспективна. Сам по себе этот факт отнюдь не свидетельство большей объективности. Но ретроспекция, привнося некоторые неизбежные отступления от эталона объективности (кстати, кто и когда смог его установить?!), тем не менее «снимает» многое несущественное, наносное, преходящее. Поэтому характеристика Цезаря в «Заговоре Катилины» включает в себя какие — то более или менее устоявшиеся оценки. Это видно хотя бы из того, что в ней подчеркивается, например, милосердие Цезаря — качество, которое он в 60–х годах еще никак не мог и не имел случая проявить. Таким образом, рисуемый Саллюстием в монографии образ Цезаря (а также и Катона) — это вовсе не Цезарь времен заговора Катилины, но некий обобщенный (даже по сравнению с «Письмами»!) и итоговый портрет.
На этом следует закончить наш обзор свидетельств и высказываний современников. Мы остановились на них довольно подробно, считая, что независимо от их объективности и точности, независимо от возможности их верификации они представляют большую историческую ценность, будучи по существу единственным воспроизведением того образа Цезаря, который возникал перед глазами знавших его лично людей.
Что касается высказываний античных авторов, бывших уже не современниками, но потомками Цезаря, то мы имеем все основания остановиться на них значительно более суммарно, тем более что два самых важных и самых близких эпохе исторических произведения, содержащих к тому же, видимо, наиболее обстоятельный рассказ о событиях, утрачены. Это, во — первых, труд одного из сподвижников Цезаря — Гая Асиния Поллиона, который в основном посвящен изложению хода гражданской войны, поскольку автор был ее активным участником. Еще более огорчительна утрата такого источника, как соответствующие интересующей нас эпохе разделы грандиозного исторического труда Тита Ливия.
Не представляет в данном случае большого интереса и образ Цезаря, нарисованный Луканом (I в, н. э.) в известной поэме «Фарсалия». Обычно подчеркивается антицезарианское направление поэмы. Но справедливее, пожалуй, говорить об общих антитиранических тенденциях автора, которые направлены не столько против Цезаря, сколько против Нерона. Поэтому образ Цезаря производит впечатление искусственности, нарочитости, это не образ живого и реального человека, но лишь олицетворение тирании.
Не останавливаясь на некоторых второстепенных Источниках, обратимся к именам двух крупных историков II в. н. э. — Аппиану и Диону Кассию. В «Гражданских войнах» Аппиана, представляющих собой особый раздел его более обширного труда «Римская история», войне между Цезарем и Помпеем посвящена целая книга. Аппиан опирается на ряд важных источников, в том числе на не дошедшие до нашего времени сочинения Асиния Поллиона.
Нам не раз придется в дальнейшем ссылаться на Аппиана, сейчас же хотелось бы остановиться лишь на той оценке личности Цезаря, которая завершает его рассказ. Речь идет о сравнительной характеристике Цезаря и Александра Македонского. На закономерности такого сопоставления настаивает сам Аппиан. Он пишет о Цезаре: «…счастливейший человек во всех отношениях, гениальный, широкого размаха, справедливо сопоставляемый с Александром». И дальше утверждается: «Оба были весьма честолюбивы, воинственны, быстры в проведении своих решений, отважны в опасностях, не щадили своего здоровья и не столько полагались на стратегию, сколько на решимость и счастье».
Аппиан дает развернутое сравнение Цезаря и Александра именно как выдающихся полководцев, выделяя их личные качества, их тактические приемы, отношение к ним войска. Отмечаются и такие общие черты, как готовность прощать врагов и оказывать им милосердие. И наконец, говорится о том, что оба выдающихся деятеля стремились к научным знаниям (Александр в Индии, Цезарь в Египте), оба весьма иронически относились к предзнаменованиям и оба все же стали жертвами сбывшихся предзнаменований.
Другое крупное произведение, в котором мы встречаем подробное изложение интересующей нас эпохи, — «Римская история» Диона Кассия. Представитель сенатской знати эпохи Антонинов, Дион Кассий работал более двадцати лет над своим огромным историческим трудом (состоящим из 80 книг). Зато его «Римская история» стала для своей эпохи таким же каноническим трудом, как в более ранние времена знаменитое произведение Ливия.
Дион Кассий пользовался широким кругом источников. В целом его изложение достоверно, хотя он склонен к риторическим эффектам и прикрасам. Основное значение труда Диона в том, что он хотя и не дает обобщенной оценки деятельности Цезаря, но за то сообщает такие факты и детали событий, которых мы не встречаем у других историков.
В заключение обзора античной традиции о Цезаре остановимся еще на двух авторах, которых и следует, видимо, считать главными создателями этой традиции. Речь идет о крупнейших представителях особого историко — литературного жанра, а именно жанра исторической биографии, — о Плутархе и Светонии. Кстати, они были современниками и жили на рубеже I–II вв. н. э.
В знаменитых «Сравнительных жизнеописаниях» Плутарха Цезарю посвящена специальная биография, причем она сопоставлена с биографией Александра Македонского. Однако о Цезаре упоминается и в жизнеописаниях тех деятелей, с которыми он был связан, т. е. в биографиях Помпея, Брута, Цицерона. Но конечно, образ Цезаря наиболее полно и ярко обрисован в специально посвященной ему биографии.
С самого начала Плутарх подчеркивает, что Цезарь, хотя он и обладал природным даром красноречия, предпочел стремиться к первенству благодаря власти и силе оружия. Образ Цезаря возникает прежде всего как образ — недаром он сопоставлен с Александром — выдающегося полководца. Говорится о том, что Цезарь не только «выказал себя не уступающим никому из величайших, удивительных полководцев и военных деятелей», но многих из них он по ряду Причин даже превзошел. Отмечается необычайная к нему любовь и преданность воинов. Эти чувства он сам в них воспитал своей щедростью, умелым распределением наград, а. также личной храбростью и умением вместе с иими стойко переносить трудности и лишения.
Как обычно, Плутарх отмечает такие особенности Цезаря, как стремительность его походов и передвижений, склонность к риску, неуемное честолюбие и жажду славы. Но все это опять — таки черты, характеризующие главным образом полководца. О Цезаре — политическом реформаторе, государственном деятеле Плутарх высказывается очень скупо и как бы избегая собственных оценок. В одном месте биографии, правда, говорится: «Многочисленные успехи не были для деятельной натуры Цезаря основанием спокойно пользоваться плодами своих трудов. Напротив, как бы воспламеняя и подстрекая его, они порождали планы еще более великих предприятий в будущем и стремление к новой славе, как будто достигнутая его не удовлетворяла. Это было некое соревнование с самим собой, словно с соперником, и стремление будущими подвигами превзойти совершенные ранее». Но как вытекает из следующей же фразы, все эти планы будущего, эти новые подвиги опять оказываются отнюдь не планами каких — либо государственных реформ, а новыми походами и грандиозными военными предприятиями.
