Руслан Скрынников - Начало опричнины
Деятельное участие Адашев принимал в составлении Продолжения «Летописца начала царства» за 1556—1560 гг. Известно, что, отправляясь в Ливонию в мае 1560 г., Адашев захватил со своей походной канцелярией составленные им материалы для «летописца лет новых». В царском архиве хранился «обыск князя Ондрея Петровича Телятевского в Юрьеве Ливонском про Олексееву смерть Адашева, и списки черные, писал (Адашев.—Р. С.) память, что писати в летописец лет новых, которые (списки. — Р. С.) у Олексея взяты»[82] (Курсив наш. — Р. С.)
Телятевский выполнил свою миссию и отвез в Москву найденные им черновые списки летописца, писанные Адашевым, после чего летописанием стало заведовать новое лицо, кажется, дьяк И. М. Висковатый. Этот последний собирал материалы для последующего летописца (за годы с 1560 (7068) и позднее) и хранил их в отдельном ящике своего архива. В описи архива означен «Ящик 224. А в нем списки, что писати в летописец, лета новые прибраны от лета 7068-го до лета 7074-го и до 76-го»[83].
Переход летописания из рук Адашева в руки других лиц после опалы его в 1560 (7068) г. очень точно прослеживается на основании текста летописи. В некотором отношении записи за 1559—1560 гг. напоминают черновые заготовки-материала: события тут датируются месяцами, почти полностью отсутствуют поденные записи. Так, за полтора года с января 1559 г. и до лета 1560 г. в летописи помечены лишь семь точных дат (17.01, 21.01, 27.01, 24.04, 1.10, 1.12 1559 г. и 20.02 1560 г.)[84]. Манера изложения решительно меняется с записей за июль 1560 г., когда в летописи начинают преобладать поденные записи (за 13.07, 17.07, 19.07, 2.08, 6.08, 7.08 и т. д.)[85]. Заметно меняется внешнее оформление текста. До появления поденных записей материал летописи дробился на отдельные отрывки с обязательным заголовком, выполненным киноварью. После их появления отдельные заголовки (за единичными исключениями) совершенно исчезают. Последняя помесячная запись с отдельным заголовком («Отпуск в немцы большой наряд») сообщает о посылке в Ливонию А. Ф. Адашева в мае 1560 г.[86]. По-видимому, «черновые списки», находившиеся в канцелярии Адашева во время Ливонского похода, доводили изложение событий до начала 1560 г.[87]. Списки эти содержали материал за «новые лета», т. е. за несколько последних лет, непосредственно предшествовавших 1560 году.
Самые ранние летописные списки (Патриарший и Оболенского) позволяют довольно точно определить тот летописный отрывок, над которым работал Адашев в последние годы жизни[88]. Патриарший список завершается записью за март 1556 года[89]. Та же хронологическая грань делит изнутри текст списка Оболенского. Названный список явственно распадается на три части: в основе первой (за 1534—1542 гг.) лежит Воскресенская летопись, в основе второй (1542 — март 1556 гг.)—Патриарший список. Зато третья часть или «том» летописи (с марта 1556 года по 1558 год) имеет вполне самостоятельное происхождение[90]. «Том» писан на иной бумаге, чем предыдущие части, полуустав сменяется тут не очень аккуратной скорописью[91].
Возможно, этот «том» и представляет собой «Летописец новых лет», над которым работал Адашев. В самом начале его помещены две обширные вставки, нарушающие хронологическую последовательность изложения. При просмотре второй части или «тома» летописи (в том же списке) Адашев сделал в тексте ее под 7058 годом следующую пометку на полях: «написати приговор о полкех»[92]. Однако когда он смог осуществить свое намерение, у него не оказалось под руками соответствующих «томов». Вероятно, по этой причине он вынужден был поместить «Приговор о полках 7058 года» в самом начале третьего «тома» летописи, хотя там эта вставка являлась неуместной[93]. За приговором о полках 7058 г., представляющим отчет о первой реформе Адашева, реформе местничества, в тексте летописца помещена вторая большая вставка «Приговор о кормлениях 7064 г.», отчет о самой крупной и последней реформе того же лица. Как отметил А. А. Зимин, оба названных приговора представляют собой вставки, принадлежавшие, возможно, перу самого Адашева. В них «мы имеем дело с рассказом о каких-то мероприятиях законодательного характера, а не с официальным узаконением»[94]. Действительно, летописные вставки во многих отношениях сходны с памфлетом. Можно полагать, что вставки были сделаны Адашевым спустя много лет после утверждения подлинных приговоров. Возможно, что произошло это во время Ливонского похода, когда Адашев, предчувствуя близкую опалу и стремясь оправдать свою правительственную деятельность, составляет явно публицистический отчет о главнейших своих реформах[95]. Имея под рукой лишь «Летописец новых лет», он включает в него старый приговор 7058 г. рядом с приговором 7064 г., рассказывает о них по памяти, перемежая подлинные факты с моральными наставлениями царю, страстно защищая необходимость нововведений.
Известная сложность вопроса о преобразованиях и реформаторских замыслах Адашева состоит в том, что не сохранилось ни одного письма или другого документа, написанного его рукой. По этой причине вопрос об авторстве, или точнее — степени участия реформатора в составлении того или иного проекта трудно разрешим. Тем большее значение имеют данные об участии Адашева в летописании. Вставки в текст летописи непосредственно вводят нас в круг идей и начинаний Адашева, знакомят с его проектами реформ и политической программой.
Царь Иван Васильевич Грозный принимал участие в составлении и редактировании двух крупнейших летописных сводов середины XVI века: Синодального списка летописи и так называемой Царственной книги. Он непосредственно участвовал в составлении обширных приписок к тексту названных сводов[96].
Летопись по Синодальному списку освещает события 1535—1567 гг., но в ней полностью утрачен отрывок за 1542—1553 гг. Приписки в тексте летописи относятся к 1537—1542 и 1554—1557 гг.[97]. Д. Н. Альшиц отметил, что последние исправления в Синодальном списке сделаны под 1557 г., и дал этому факту наиболее вероятное истолкование. Он предположил, что к моменту редактирования первой половины летописи (за 1535—1560 гг.) окончание свода (за 60-е гг.) еще не было составлено и, таким образом, приписки к Синодальному списку появились в начале 60-х гг.[98]. Его точка зрения встретила возражения со стороны А. А. Зимина, по мнению которого Синодальный список исправлялся после августа 1567 г., т. е. после того, как дальнейшее составление летописи было по существу прекращено[99]. Гипотеза А. А. Зимина весьма интересна, но она не дает объяснения некоторым существенным фактам. В самом деле, почему царь правил лишь начало летописи (до 1557 г.), а затем прекратил исправление? Почему он останавливался на десятистепенных и вовсе маловажных событиях тридцатилетней и двадцатилетней давности (см., например, приписку о награде воевод шубами в 1541 г.) и не коснулся более важных вопросов, открыто поставленных им в переписке с Курбским в 1564 г. и более всего волновавших его в тот период (сюда относился вопрос об отставке Сильвестра, критика правительственной деятельности Адашева и т. д.).
Существенное значение имеют палеографические наблюдения за текстом летописи[100]. Возражая Д. Н. Альшицу, А. А. Зимин пишет следующее: Д. Н. Альшиц не нашел палеографического рубежа (смены почерков) в тексте Синодального списка, «что исключает возможность многоэтапного составления Синодальной рукописи»[101]. Подобное мнение едва ли справедливо. Значительная часть Синодальной рукописи утрачена, но даже в неполном виде она насчитывает более 500 листов. Трудно представить, чтобы столь обширная летопись могла быть составлена и отредактирована в один прием, а не «многоэтапно». В XVI в. Синодальная рукопись состояла из многих тетрадей (общий переплет был сделан не ранее XVII в.)[102], и всего вероятнее, что эти тетради редактировались постепенно на протяжении ряда лет.
Приписки к тексту Синодального списка по большей части носили строго фактический характер[103]. Наиболее важные из них посвящены были мятежам и заговорам князей Шуйских. Рассказ о смерти великой княгини Елены дополнен сведениями о том, что Шуйские и «иные бояре» уморили голодом за шесть дней конюшего Овчину[104]. К рассказу о мятеже Шуйских в 1542 г. добавлено, что глава заговора князь И. М. Шуйский прислал в Москву наперед себя князя П. И. Шуйского и И. В. Большого Шереметева, что в заговоре участвовали Кубенские, Д. Ф. Палецкий и новгородцы «все городом», что крамольные бояре приходили в постельные хоромы девятилетнего Ивана и т. д.[105].
