Предотвращенный Армагеддон. Распад Советского Союза, 1970–2000 - Стивен Коткин
Газпром и Роснефть, остававшиеся компаниями, большей частью которых владело государство, столкнулись с колоссальными проблемами. Газпром представлял собой настоящее государство в государстве со своими банком, авиакомпанией, телеканалом, пятой по размерам нефтяной компанией страны, а также запасами газа, более чем вдвое превышающими запасы Ирана, следующего по этому показателю за Россией. Однако начиная с 1999 года объём добычи газа в России оставался на одном уровне. Разведанные месторождения истощались, а новые находились в районах с самым суровым в мире климатом. Возросшая мировая цена на газ в конце концов сделала колоссальные инвестиции в эти районы коммерчески оправданными, однако до их освоения должны пройти ещё годы[198]. Вдобавок в том, чтобы быть государственной компанией, есть свои минусы — например, обязанность продавать газ по сниженным ценам российским предприятиям и домовладельцам[199]. Газпром также был пожираем настоящей трубопроводной лихорадкой. Какие бы политические преимущества ни обещало дать строительство новых газопроводов, прокладка так называемого Северного потока по дну Балтийского моря, а Южного — по дну Чёрного стала астрономически дорогой и экологически сомнительной. А ведь новые трубопроводы, как и запланированную линию до Китая, надо ещё чем-то наполнять. Газпром уже и так был крайне обременён долгами (отношение задолженности к активам составляло у него более 20% по сравнению с менее чем 4%, например, у Exxon Mobil). Огромные задолженности давили и на Роснефть, которая превратилась из потенциальной жертвы в хищника (не став объектом приватизации в ходе знаменитых залоговых аукционов, она сама использовала похожую схему «акции в обмен на кредит» для экспроприации ЮКОСа)[200]. Нефть и газ вообще стали для российской власти неумолимым тестом на умение принимать правильные решения, а также — в геополитическом смысле — на понимание всеобщей взаимозависимости. Когда Россия отрезала Украину от поставок газа в 2006-м, разве убедило это Евросоюз — самого важного импортёра российского газа, в том, что она надёжный партнёр?
Общий объём российской экономики, едва достигший в 2008 году одной десятой экономики США, не давал оснований для глобальных претензий. В будущем Соединённые Штаты и Евросоюз, возможно, будут иметь примерно по четверти общемирового валового продукта, а Китай — восьмую часть. России же, даже если её экономический рывок продолжится, вряд ли приходится рассчитывать более чем на двадцатую часть мировой экономики. Один из российских квазиальянсов, основанная в 2001 году Шанхайская организация сотрудничества (ШОС) со штаб-квартирой в Пекине, в которую входили также Казахстан, Кыргызстан, Таджикистан, Узбекистан и Китай, напоминал компромиссное соглашение, удобное для стран, относящихся друг к другу с подозрением. Россию нельзя назвать союзником ни Китая, ни США; не является она и членом Евросоюза. Всеми ими она воспринимается одновременно как возможный партнёр и как потенциальный противник. Действительно, России порой удавалось раскалывать и обходить Евросоюз, делая ставку на двусторонние связи с отдельными его членами, в частности с Германией и Италией. И хотя Лондон, где живут более четверти миллиона россиян, жизненно важен для глобальных экономических операций российских компаний, они, если понадобится, могут перенести свой бизнес, скажем, на гонконгскую биржу. Но несмотря на всё это, Россия всё же остаётся державой, пребывавшей в одиночестве.
Даже видимое возрождение российской военной мощи оказалось контрпродуктивным. Развал вооружённых сил СССР стал наиболее всеобъемлющим по сравнению с другими советскими институтами, но тем самым он открывал и необычные возможности для перемен. Однако военные реформы никогда и нигде не были лёгким делом (что же говорить о российских масштабах!): военные структуры всюду крайне консервативны и неподатливы, а военно-промышленное лобби везде могущественно. В 2008 году Россия планировала потратить на оборону более 40 миллиардов долларов против 5 миллиардов в 2002 году. И хотя это в 15 раз меньше военных расходов США, Россия приближается ко второй в мире стране по этому показателю — Китаю. В 2008 году впервые после 1990-го военный парад 9 мая проводился на Красной площади с использованием боевой техники — танковых колонн и пусковых ракетных установок. Военная доктрина России, обнародованная в 2007 году, несла на себе явную печать советских времён. Основанная на подражании и противопоставлении США, она предполагала, что Россия в состоянии одновременно вести одну глобальную и одну региональную войну, а также серию локальных конфликтов. («Товарищ волк знает, кого кушать, — сказал в 2006 году Путин в Послании Федеральному собранию, прозрачно намекая на США. — Кушает и никого не слушает. И слушать, судя по всему, не собирается».)Между тем бесконечно повторяемые заклинания о необходимости поднять профессионализм армии и перестроить её для противостояния угрозам XXI века ни к чему не приводили. Выигрывала по-прежнему ставка на мощное неманевренное вооружение[201], поставки которого ещё более обогащали часть элиты, связанную с военно-промышленным комплексом.
Бизнес — вот что стало приоритетным национальным интересом России. Одним из последних действий Путина на посту президента было подписание закона, в соответствии с которым иностранные инвестиции в 42 отрасли экономики, признанные стратегическими (от энергетики до общенациональных СМИ), могли осуществляться только с одобрения правительственной комиссии, возглавляемой премьер-министром. Между тем в зарубежных поездках и Путина, и Медведева сопровождала многочисленная группа представителей крупного бизнеса, что подчёркивало: российская внешняя политика как никогда сфокусирована на содействии покупке российскими государственными и частными компаниями активов за границей. Само российское правительство, подобно Китаю и многим арабским автократиям, пыталось принять активное участие в этом деле. В 2008 году Стабилизационный фонд был разделён на две части. Консервативный Резервный фонд (размер которого, закреплённый на уровне 10% от ВВП, первоначально составлял 130 миллиардов долларов) был ориентирован на покупку для подстраховки экономической стабильности надёжных облигаций иностранных правительств. Более же динамичный Фонд национального благосостояния (первоначально — 32 миллиарда долларов) должен был вкладываться в иностранные корпоративные активы. В сопоставлении с российским ВВП это большие средства.
Предвидели