Военная разведка Японии против России. Противостояние спецслужб на Дальнем Востоке. 1874-1922 - Александр Геннадьевич Зорихин
Чтобы оценить реальное положение дел и провести переговоры с колчаковской администрацией 14 июля 1919 г. в Омск прибыл новый глава ЯВМ генерал-майор Такаянаги Ясутаро. Его появление совпало с повторным обращением 17 июля к Токио русского посла Н.П. Крупенского об отправке в Западную Сибирь двух японских дивизий и поставке Омску оружия и амуниции. Потребности колчаковской армии оценивались в 50 000 винтовок, 20 000 000 патронов (ежемесячно), 10 пулеметов, 8 горных орудий, 90 000 комплектов военного обмундирования и большое количество оборудования для телефонной и телеграфной связи479. Однако Такаянаги сообщил Колчаку и союзникам, что японское правительство не отправит войска, поскольку «общественное мнение в Японии не готово к такому шагу и, если японское правительство сочтет нужным сделать это, ему придется давать объяснение и быть готовым к дискуссии»480.
В данном случае Такаянаги лишь озвучил решение кабинета министров от 22 июля 1919 г. о невозможности отправки войск в Сибирь, опиравшееся главным образом на информацию омской миссии о том, что «нынешняя ситуация на линии фронта заметно ухудшилась, идет непрерывный захват важнейших населенных пунктов», что грозило неизбежным столкновением японской армии на изолированном, лишенном поддержки плацдарме с мощным противником481.
Более гибкой оказалась позиция армии по вопросу поставок оружия. 29 июля в Омске открылось совместное заседание Всероссийского правительства и глав союзных миссий, на котором обсуждалась организация военных поставок колчаковской армии. Главные претензии союзников сводились к отсутствию у Омской администрации организованной системы хранения и распределения поступавшего вооружения и амуниции, нередко оказывавшегося в руках наступавших частей Красной армии. Хотя определенного решения принято не было, в Токио развернулись активные переговоры между Н.П. Крупенским и военным министерством об условиях оплаты русского военного заказа482.
Тем временем ситуация на фронте непрерывно ухудшалась. Колчаковская армия 9 июня оставила Уфу, 14 июня – Екатеринбург, а 24 июля – Челябинск. Опираясь на донесения агентуры и негласные доверительные отношения с генерал-лейтенантами М.К Дитерихсом, А.П. Будбергом и другими высшими чинами Белой армии, омская миссия практически ежедневно информировала штаб ВЭА о положении дел на фронте, акцентируя внимание на анализе боеспособности колчаковских войск, оценке оперативных планов Верховного командования и установлении его мобилизационных ресурсов. По мере освобождения Красной армией Урала и Западной Сибири донесения ЯВМ приобретали все более мрачный оттенок. 22 июля 1919 г. командующий ВЭА Отани Кикудзо сообщал заместителю начальника ГШ со ссылкой на донесение из Омска о том, что «Сибирский корпус деморализован и только благодаря арьергарду сдерживает красногвардейские части восточнее Екатеринбурга, где он прилагает усилия для сосредоточения войск, а Западная армия, имевшая сравнительно свежие силы, несет в результате вынужденного отступления большие потери и сейчас пытается закрепиться на первой линии обороны западнее Челябинска». Отани также с тревогой отмечал массовое проникновение в Омск смешавшихся с беженцами большевистских агитаторов, которые «интенсивно распространяют будоражащие население беспочвенные слухи». В другом донесении начальника штаба армии в ГШ на основе отчета Такаянаги от 13 августа говорилось о слабой укомплектованности колчаковских войск в пределах 2000–3000 солдат в каждой из восьми пехотных дивизий вдоль Тобола483.
Складывавшаяся из разведывательных докладов ВЭА перспектива потери стратегического союзника заставила руководство Японии пересмотреть свои взгляды на отправку воинских контингентов Колчаку. Хотя генерал-майор Такаянаги и предложил послать в Омск один пехотный батальон, в оперативном плане Генерального штаба от 7 августа 1919 г. о боевых действиях против большевиков и «сотрудничающих с ними врагов» рассматривался вариант остановки наступления Красной армии западнее Байкала силами пяти японских дивизий с привлечением белогвардейских и китайских частей484.
Для проработки деталей этого плана в августе 1919 г. военное министерство потребовало от омской военной миссии провести тщательную топографическую разведку районов Иркутска, Оби, Омска и Красноярска. К ней прикомандировывались 20 специально обученных офицеров-топографов и выделялось 170 000 иен золотом. Однако из-за постоянно менявшейся обстановки на фронте и сокращения сметы расходов до 64 000 иен омская миссия не смогла полностью выполнить это задачу, обследовав до февраля 1920 г. только Иркутскую, Тобольскую губернии, район Семиречинска, а также проходившую по востоку Омской губернии полосу Транссибирской железной дороги485.
На фоне постоянно ухудшавшейся обстановки в полосе Уральского фронта определенный оптимизм командованию ВЭА и Генеральному штабу внушали донесения читинской военной миссии. В отчете за последнюю декаду июня 1919 г. полковник Куросава Хитоси констатировал, что «Семенов всецело идет навстречу Омскому правительству, со своей стороны Омск также выражает ему свои искренние чувства и между ними установился очень плотный контакт по всем насущным вопросам». Читинская миссия отмечала успехи семеновских войск в подавлении краснопартизанского движения в Забайкалье, загнанного в восточную часть долины реки Аргунь, и плановую отправку воинских контингентов на Урал и в Амурскую область, что, по ее мнению, свидетельствовало о стабильности ситуации в тыловых районах колчаковской армии486.
И эти утверждения Куросава не были голословными – для получения данных он привлекал широкий круг хорошо информированных источников: все сведения читинский резидент черпал из личных бесед с Семеновым, с начальниками его агентурной разведки и офицерской школы, командованием русских воинских частей, из общения с американскими и английскими военными представителями подполковником Смайлом, майором Грэбсом, капитаном Смитом, встреч с депутатами бурятского парламента, а также от агентуры в Чите, Иркутске и Томске, которой руководили профессионалы военной разведки майор Югами Дзисабуро и капитан Хаяси Дайхати487.
4 сентября 1919 г. Такаянаги выехал из Омска во Владивосток для доклада командующему армией об обстановке в Сибири. Опираясь на агентурные данные и сведения, почерпнутые из бесед с официальными лицами, начальник омской миссии в отчетах за 12–13 сентября подробно охарактеризовал намеченные Колчаком мероприятия по формированию в тыловых районах новых частей и стабилизации линии фронта. По данным Такаянаги, Омское правительство планировало доукомплектовать полки действующей армии пехотными батальонами из числа резервистов, призванных в Забайкалье и Сибири, а также развернуть в Приморье и Приамурье еще 15–17 батальонов для несения гарнизонной службы и охраны общественного порядка. Кроме того, по сведениям Такаянаги, предполагалось до апреля 1920 г. сформировать на Дальнем Востоке один армейский корпус под командованием генерал-лейтенанта Б.Р. Хрещатицкого в качестве стратегического резерва действовавшей в Западной Сибири колчаковской армии. Такаянаги подчеркивал, что реализация этого плана напрямую зависела от размеров предоставляемой Японией помощи488.
На основе отчетов из Омска начальник штаба ВЭА генерал-майор Инагаки Сабуро представил в Генштаб подробный доклад о перспективах колчаковского режима. Инагаки не скрывал того факта, что запланированный Омском набор 71 000 резервистов провалился, и предлагал ограничиться поставками заранее оплаченного оружия и амуниции колчаковским
