Робеспьер - Эрве Лёверс
В Собрании адвокат невинных обладает большей убедительностью, чем адвокат народа. Робеспьера возмущает предложение комитета, чтобы в случае освобождения от наказания обвиняемого, скрывающегося от правосудия, его попытка избежать суда каралась тюрьмой: "Наказать несчастную невинность в тот момент, когда мы признали, что она была несправедливо подвергнута гонениям! Что за доктрина! Что за мораль!" Докладчик, Адриен Дюпор, соглашается отозвать этот пункт своего проекта (1 февраля 1791). Робеспьер возмущается также, что аббат Мори предлагает ввести между осуждением и вынесением оправдательного приговора промежуточное судебное решение ("обвинения не подтверждены"), которое позволило бы вызвать сомнения в невиновности гражданина: "Подобное состояние, господа, это уже наказание, это наказание позорное; ибо с того момента, когда человек обвинён, и не объявлен невиновным, с той самой поры он заклеймён общественным мнением". Он добивается включения вопроса в повестку дня (3 февраля). Тем не менее, 5 февраля Собрание отказывает и ему, и Бюзо, в компенсации для невинно осуждённых, в этом чаянии, находившемся в центре академических дискуссий конца века.
Адвокат-литератор никуда не исчезает; в начале 1791 г. он намеревается получить больше гарантий для обвиняемого, предотвратить судебные ошибки, сделать более гуманными наказания. Его самая приводящая в замешательство борьба, когда мы думаем о терроре, - это его пламенные выступления против смертной казни. Он один из тех редких людей, вместе с Петионом, Дюпором и несколькими другими, кто требует её полной и решительной отмены; и он же один из ещё более редких, кто во многом основывает свою аргументацию на принципах о неприятии пагубного для наблядателей зрелища казни. Даже если это верно, что Тоскана указала этот путь, то 30 мая 1791 г. Робеспьер в авангарде битвы за реформу уголовных наказаний… Желая добиться того, чтобы были стёрты "из кодекса французов эти кровавые законы, предписывающие юридические убийства"[115], он утверждает, что общество не может убить одного из своих членов. "Сила всех" против "одного" непреодолима, объясняет он; тогда, как оправдать предание смерти преступника, уже не способного причинить вред? "Победитель, который вырезает своих пленников, получает наименование варвара (ропот). Взрослый человек, который бы зарезал ребенка, которого он мог обезоружить и наказать, представляется нам чудовищем (ропот)"[116]. Вынести смертный приговор, продолжает он, к тому же, не значит предотвратить преступление; напротив, это наказание "гораздо больше способствует умножению преступлений, чем их предупреждению"[117]. Оно приучает к виду крови, оно делает страдание привычным явлением, оно развращает нравы и искажает "в сердцах граждан идеи справедливости и несправедливости". Собрание отказывается сделать этот шаг, но трансформирует смертную казнь в простое лишение жизни, без истязаний, и ограничивает число наказываемых ею преступлений.
В данный момент Робеспьер видит в сохранении смертной казни один из способов осквернения принципов. И всё же, его позиция далеко не может считаться простой, так как летом 1789 г. он извинил и даже оправдал предание смерти по "приговору народа" (если воспроизвести собственные его слова). По его убеждению, когда народ завоёвывает суверенитет, когда он сопротивляется угнетению, поражает своих "врагов", его насилие становится законным.
Они хотят "уничтожить свободу"
Для члена Учредительного собрания Робеспьера, права народа хрупки; едва установленные, они представляются ему обесцененными в Собрании и поставленными под угрозу со стороны исполнительной власти. В то время как католическая церковь раскололась, как эмиграция расширяется и пытается организоваться, он едва ли обеспокоен зарождающимся контрреволюционным движением. Согласно его мнению, это ещё не главная опасность; он намного больше опасается министров и своих коллег депутатов. В первую очередь, именно против них он намеревается сражаться в парламенте и у Якобинцев, так как его главная задача – прочно установить свободу, в том виде, как он её определяет, сделать из неё конституционный принцип, лишённый двусмысленности.
В марте и апреле 1791 г. Робеспьер выступает более десятка раз, чтобы добиться запрета на получение министрами права на надзор над административными органами страны, на контроль за рассмотрением споров, связанных с осуществлением избирательного права, на назначение управляющих Государственным казначейством или высоких жалований. Сильные министры, исполнительная власть, которая распоряжалась бы финансами и армией, - на этом кончилась бы свобода, уверяет он 9 марта 1791 г. Насколько предпочтительнее для него были бы избранные министры, несущие полную ответственность и с ограниченными полномочиями! Но это не то, что предлагают комитеты Собрания. Робеспьер упрекает их в том, что они всё церемонятся с королём в ущерб свободе. Это не его Революция. Он протестует. Он обвиняет: они хотят "снова посадить деспотизм на трон" (2 марта), они хотят "ниспровергнуть свободу" (6 апреля), они хотят "дать всю власть министрам" (13 апреля). Он считает: в комитетах царит заблуждение, если не измена.
В оживлённых дебатах весны 1791 г. его противники нападают на его идеи, его язвительность, его упорство, но не на его искренность. Как могли бы они в ней усомниться? До того, как в июне бегство короля показало его правоту, Робеспьер подвергает себя политической угрозе: он противостоит министрам и этому большинству депутатов, которые хотят верить в конец Революции, в умиротворение, в союз нации и короля вокруг закона. Вместе с несколькими сторонниками, он провоцирует собственную изоляцию отказом от любых компромиссов. Он продолжает требовать неукоснительного уважения к суверенитету народа, разделения властей и равенства прав. 9 мая 1791 г., отвергая оставление права петиций за активными гражданами, он уверяет: "Итак, я заявляю, что я продолжаю придерживаться тех принципов, которые я непрестанно поддерживал с этой трибуны; я буду их отстаивать до самой смерти"[118].
Но слова и методы частично меняются. В апреле, в своей брошюре, разоблачающей "антиконституционные и антисоциальные" меры, ограничивающие доступ к голосованию и к праву быть избранным, он постоянно противопоставляет народ и "богатых"; 9 мая неактивные граждане становятся "бедными". Всё чаще чётко разделяя богатых и бедных, обличая деспотизм богатства и развращающее влияние денег, речь Робеспьера становится более резкой и более привязанной к социальным вопросам. Она становится также более опасной. В то же самое время, у Якобинцев, после выступления против проекта о разделении министерств как губительного для свободы, он восклицает: "Я заявляю, что я в достаточной мере полагаюсь на людей, привязанных к свободе, на их мужественную веру,
