Николай Коншин - Граф Обоянский, или Смоленск в 1812 году
Недели за две до сделанного мне Богуславом предложения, возвратясь в мою комнату ввечеру, тотчас по отъезде его от нас, я нахожу на моем туалете запечатанное письмо, адресованное на мое имя. Я тебе списываю его до слова:
"Старый служитель покойного вашего родителя боится оскорбить память своего благодетеля-господина, если не доведет до сведения вашего письмо, при сем прилагаемом; вы сами благоволить изволите сделать из него такое употребление, какое заблагорассудите. Антон".
Сердце мое сжалось судорожно... Дрожь пробежала по всем нервам... руки тряслись, я едва могла держать бумагу и, однако же, не знала еще, что за письмо лежит передо мной? Открываю - рука моего отца; смотрю число - оно писано было за два дня до его кончины. Читай его:
"Господин Богуслав!
Нищий, ограбленный вами убийца жены и дочери и человек, лежащий на смертном одре, в минуту последних угрызений совести забывает стыд и умоляет вас пощадить его. Ужели точно нищенскую суму оставляю я своим кровным? Ужели точно вы бесчеловечно воспользуетесь моим достоянием, бесчестно, нагло отнятым у меня, под личиной вашего дружества? Троньтесь, г.Богуслав, с вами говорит умирающий; вы сами супруг и отец! Вспомните, что я обыгран, гнусно обыгран, что я никогда не был должен вам... ни одной копейки. Сжальтесь над моими страданиями, возвратите мне хотя 50 т.р., недавно уплаченные вам. За что вы с меня их взяли? Увы! Пусть вдова и сирота моя не останутся нищими. Суд божий строг, г.Богуслав: я испытываю это теперь, на смертном одре моем. Мирославцев".
Прочитала, Александрина? Теперь читай, что написано на обороте.
"Вы перед смертью, видно, сошли с ума: жена и дочь ваши остаются нищими по собственной вашей милости, но я не ограбил ни вас ни их. За оскорбление, наносимое мне, я потребую от вас ответа, если смерть не разочтет воспользоваться вашей душой без моего ведома. Богуслав".
Друг мой, это уже прошло. Я не умерла, прочитав это письмо... Не хочу повторять тебе всего, что я чувствовала... это ужасно! Ты знаешь остальное. Суди же меня теперь. На другой день я послала за Антоном: он испугался моего больного вида - упал к моим ногам, обливался слезами. "Простите меня, говорил он, - я знал, что молодой Богуслав ездит к вам часто, и все еще молчал, но по догадкам, что посещения его имеют цель - приобретение вашего сердца, не осмелился скрыть от вас поступка его отца с вашим родителем. Этого письма не видал никто на свете - вы первые держите его в руках ваших. Родитель ваш послал меня к этому варвару, чрез меня должен был он получить бесчестный ответ; но благодарение богу: я догадался по сделанному мне приему, что содержание не может быть благоприятно, и потому, распечатав письмо, прочитал оное. "Господин Богуслав взял письмо, - отвечал я вашему родителю, - и обещал удовлетворить желанию вашему, прося повременить несколько". - "Да благословит его бог, - сказал умирающий старец, - Антон, ежели я умру прежде, тебе поручаю, получив деньги, отдать их жене моей, не говоря об этом никому до времени". Через два часа, - продолжал Антон, - паралич лишил его языка, и к утру праведник преставился".
Что, Александрина? Сознайся теперь, что само Небо покровительствовало делу чести и долга. Безумный старик своим приездом в Семипалатское поддержал меня сам. Друг мой, не урок ли себе прочла я в письме моего отца: страшны упреки совести на одре кончины!
Но я люблю его... Небо слышало мое признание... оно оценит мою жертву... я искупила слабость сердца его страданиями.
Все, Александрина. Прощай.
От Синего Человека к Обоянскому
Семипалатский лес
12 марта 1813
Милостивый государь Борис Борисович!
Я человек простой, но и мои глупые глаза видят, что здесь не хорошо делается. У нас в усадьбе остановился какой-то раненый полковник, человек лет уже за пятьдесят; молодец, но уж совсем не под пару нашей Софье Николаевне, этому ангелу божию и телом и душой. Он вздумал к ней свататься, и вот уже с неделю поговаривают, что дело почти решено. Барышня плачет, на ней лица нет, бледна как смерть, но всем нам улыбается и никому не говорит ни слова о сватовстве. Тут что-нибудь кроется, что я не умею хотя разобрать, но не доброе; вещун-сердце не обманет: у меня так и ноет вся внутренность, покою нет ни на минуту. Ведь я знаю, что ей правился молодой Богуслав: на моей душе, может быть, великий грех лежит, но да судит бог дело мое по моим благим намерениям. Мне кажется, что она и теперь любит его: почему же так скоро решается идти за другого, и не по сердцу, ибо зачем же бы так плакать и изнывать!
Борис Борисович, вы мне полюбились, и вы любите мою барышню, ибо она носит на себе от бога подобие вашей дочери: перед вами открываю я мою душу; не внушит ли вам господь что-либо, настоящему случаю пригодное? Я буду ожидать ваших приказаний, дабы действовать в сем деле. Ускорите сообщить мне волю вашу. Сама барыня со мной очень милостива, но старый глаз мой верен: я вижу, что она как будто избегает меня, как бы боится, чтоб я не начал с ней говорить об этом. Буду молиться Богу и молчать, пока достанет сил моих.
С почтением пребыть честь имею, и пр.
От Влодина к Свислочу
15 марта 1813г.
с.Семипалатское
Здравствуй, храбрый Денис, черт меня побери, если я на тебя сержусь. Бранись как душе угодно! Да пошлет тебе бог саблю по руке, коня по сердцу: изрубай род человеческий, восставший на матушку Русь, руби по-прежнему: с плеча до седла. Ура, Денис, я вижу тебя летающего на четвероногом орле, вижу, как на поле Бородинском, где ты в первый раз употребил искусство отражать от себя удары неприятелей, чтоб больше перебить их. "Они берут множеством, вскричал ты мне своим богатырским голосом, так что у пол-эскадрона запищало в ушах. - Влодин, будь хладнокровнее, не лезь на нож: вели каждому гусару убрать троих!.." Ура, Денис, я так и сделал. Я расстрелял все свои патроны, чего со мной сроду не бывало, а ты знаешь, даю ли я промахи... Гусары мои дрались чертовски, дрались по-графски, как они говорят, то есть по-твоему. Ура! Денис! Русские отстояли свою землю и так всегда будут отстаивать, пока будет она землею Русскою, пока будут они любить ее!
Что ж ты смеешься, что я женюсь? Не всегда ли мы говорили, что жениться доброе дело? А что моя невеста молода и хороша - то это мне же лучше. Когда ж было жениться раньше: война за войной, а кровь кипела как в котле; молодость не свой брат, с ней не сладишь. Вот теперь похладнокровнее стал, так и отдохнуть захотелось. Рана моя, конечно, не смертельна, но у меня пересечены жилы на правой руке, и ее к локтю свело: что ж я за солдат?
Впрочем, Денис, у меня и в уме не было жениться; сама судьба привела к тому, вот каким образом. Со мной познакомился в Рославле некто Богуслав, здешний помещик, старый хрыч, по-видимому, очень добрый малый; он, кажется, отец того Богуслава, который мелькнул, помнишь, в лагере под Красным; я его совсем не знал, но раз как-то встретил у Тоцкого. Говоря однажды о том о сем, проболтался я, что хочу идти в отставку. "А мы вас женим", - сказал Богуслав. "Очень рад - давайте невесту". - "Найдем, найдем, - продолжал он, - богатых теперь мало, но есть у меня на примете достойная, образованная и прекрасная девица". - "Не ищу богатства, - сказал я, - хочу найти друга, и если найду по сердцу, то женюсь".
Разговор кончился почти шутками, но Богуслав приехал ко мне на другой же день, и, кажется, нарочно; он прельстил меня описанием девушки. "Она не богата, - сказал он, - но я даю за нею 50 т.р., я был обязан покойному отцу ее и должен исполнить это; она не возьмет от меня этих денег, но вы успокоите совесть мою, если возьмете их за нее; вы между собою после сочтетесь. Один уговор: обо мне даже не вспоминать до времени, в этом честное слово требую от вас".
Не долго думать Влодину: перекрестился, протянул руку доброму старику и по совету его махнул к ним; прикинулся, что меня разбили лошади, и, как надеялся, был приглашен приветливой помещицей, матерью предлагаемой девицы. И какого же ангела нашел я!
Под предлогом болезни отлагая отъезд со дня на день, я решился наконец приступить к делу. Сначала я испугал и мать и дочь. Видя, что они как убитые, я и сам потерялся.
"Извините меня, - сказал я, - старый гусар чересчур плохой жених, но он может быть добрым мужем, постоянным другом и надежною опорою".
Прошло еще несколько дней.
"Я не могу любить вас, - сказал мне этот ангел, - любят только раз в жизни, и я уже любила... Сердце мое ко всему холодно, как лед... вы достойны великого уважения... достойны лучшей участи, нежели жены без сердца".
Денис Свислоч! Если б ты увидел это божество в человеческом образе, то сделал бы то же, что и я. Я сказал ей: "Предлагаю вам мою руку, сударыня, и еще раз повторяю, что почту себя счастливым, если вы удостоите принять ее".
Прошла уже неделя после этого объяснения; бедная, она очень печальна; перемена жизни ее пугает, но со мной добра и ласкова, как ангел-хранитель.
Друг, Денис, отбой! Саблю в ножны - я навеки слез с коня и - женюсь!
