Андрей Квакин - Между белыми и красными. Русская интеллигенция 1920-1930 годов в поисках Третьего Пути

1. – Вопросы НКИД:

24. Предложение Крестинского о прекращении издания газеты «Накануне».

24. Отклонить»[325].

Через пять месяцев Политбюро принимает решение выделить средства для продолжения издания газеты «Накануне»:

«ПРОТОКОЛ № 64

заседания Политбюро ЦК РКП от 24 января 1924 года.

Присутствовали: Члены Политбюро: т.т. Зиновьев, Каменев, Рыков, Сталин, Томский.

Канд. в чл. ПБ: т.т. Бухарин, Калинин, Молотов, Рудзутак.

Члены ЦК: т.т. Ворошилов, Дзержинский, Квиринг, Кубяк, Микоян, Петровский, Пятаков, Сокольников, Сулимов, Харитонов, Чубарь; канд. в чл. ЦК т. Скрыпник.

Чл. Презид[иума] ЦКК: т.т. Куйбышев, Сольц, Ярославский. СЛУШАЛИ ПОСТАНОВИЛИ

4. – Вопросы НКИД:

4-б. О «Накануне»

(т. Рудзутак)

4-б. Во исполнение постановления Политбюро от 29.XII.23 г. (пр. 58, п. 3-з) поручить НКИД послать 15 000 долларов»[326].

В этом же ключе принимается решение Политбюро и на заседании 14 февраля 1924 г.:

«ПРОТОКОЛ № 70

Заседания Политбюро ЦК РКП от 14-го февраля 1924 г.

ПРИСУТСТВОВАЛИ: ЧЛЕНЫ ПОЛИТБЮРО: т.т. Каменев, Рыков.

КАНД. В ЧЛ. ПБ: т.т. Калинин, Молотов, Рудзутак.

ЧЛЕНЫ ЦК: т.т. Андреев, Дзержинский, Смирнов А. П., Цюрупа.

ЧЛ. ПРЕЗ. ЦКК: т.т. Куйбышев, Сольц, Ярославский.

СЛУШАЛИ ПОСТАНОВИЛИ

1 Вопросы НКИД:

1-е. О «Накануне» (т.т. Молотов, Литвинов) <…>

Е) а/ Во исполнение постановления ПБ от 29/XII-1923 г. (протокол] № 58 п. 3-з) дополнительно ассигновать 10 000 долларов.

Б) Поручить т. Крестинскому организовать специальную комиссию для выяснения финансового положения и кругов распространения газеты и представить в двухнедельный срок заключение комиссии о необходимости дальнейшего существования газеты, ее распространенности и средствах, которые могут понадобиться для ее продолжения»[327].

В конце марта и начале июня 1924 г. Н. Н. Крестинский вновь инициировал вопрос о закрытии газеты «Накануне». На этот раз его аргументы были признаны достаточными:

«ПРОТОКОЛ № 1

ЗАСЕДАНИЯ ПОЛИТБЮРО ЦК РКП ОТ 3-ГО ИЮНЯ 1924 ГОДА

ПРИСУТСТВОВАЛИ: Чл. ПБ ЦК РКП: т.т. Зиновьев, Каменев, Сталин, Троцкий.

Канд. в чл. ПБ: т.т. Дзержинский, Молотов, Сокольников, Фрунзе.

Члены ЦК РКП: т.т. Андреев, Евдокимов, Красин, Кубяк, Микоян, Пятаков, Смирнов А. П.

Член Президиума ЦКК: тов. Сольц.

1. Вопросы НКИД

Слушали 1-И. О «Накануне» (т.т. Крестинский, Чичерин, Литвинов)

Л. 3. Постановили:

1-И– а) Предрешить закрытие «Накануне» согласно решения Политбюро от 26/III–24 г., но новой газеты взамен «Накануне» в Берлине не открывать.

б) Поручить т.т. Степанову и Крестинскому подготовить издание в Париже полуофициоза (не коммунистической газеты, но со строго обеспеченным советским характером)»[328].

Окончательно закрытие «Накануне» зафиксировано на заседании Политбюро 14 августа 1924 г:

«ПРОТОКОЛ № 18

ЗАСЕДАНИЯ ПОЛИТБЮРО ЦК РКП ОТ 14/VIII -1924 г.

ПРИСУТСТВОВАЛИ: члены Политбюро т.т. Бухарин, Зиновьев, Каменев, Рыков, Сталин, Троцкий.

Кандидаты тт. Рудзутак, Дзержинский.

Члены ЦК: тт. Бубнов, Ворошилов, Харитонов, Андреев, Догадов.

Кандидаты: тт. Смилга, Шмидт В.

Члены ЦКК тт. Янсон, Ярославский.

СЛУШАЛИ: 1-в. О «Накануне» (ПБ от 3/VI пр. № 1. 1-И)

(т.т. Чичерин, Брюханов)

ПОСТАНОВИЛИ: а) Поручить т. Крестинскому окончательно ликвидировать коммерческие отношения с газетой «Накануне» с наименьшими расходами денежных средств со взятием всех активов газеты.

Б) Поручить Секретариату разослать всем членам Политбюро справку о положении дела с изданием газеты в Париже, во исполнение постановления Политбюро от 3/VI–24 г. (пр. № 1.п.1-И)»[329].

В эмиграции после закрытия «Накануне» лишь Н. В. Устрялов в Харбине продолжал проповедовать сменовеховские идеи. Сам Устрялов в дневнике определял свое новое положение следующим образом:

«XII съезд компартии показывает, что на спуске встречаются рытвины, а тормоза грозятся вовсе застопорить весь возок. Тогда – беда!..

Признаться, я теперь доволен, что живу в Харбине, а не в Берлине, где пришлось бы слишком глубоко и безоглядно уйти в конкретную политику (заставили бы и враги, и друзья). А время не способствует поспешному и чрезмерному выявлению себя до конца. Особенно же опасны какие-либо увлечения, «движения чувств». Отсюда удобнее наблюдать и проявлять необходимую трезвость в оценках и констатирования.

Между прочим, любопытна перемена фронта к нам, сменовеховцам, со стороны большевиков. Теперь и в речах, и в прессе они ополчаются на нас. Словно наши дружеские объятия для них страшнее Деникина и Врангеля. И впрямь – не слишком ли от них душно правоверному коммунизму?

Иногда ведь объятиями можно задушить. Это большевики отлично понимают и потому к горячим ласкам «Накануне» относятся не менее опасливо, нежели к моей холодной лояльности. Им нужно сохранить суровость своих партийных когорт, а нашими устами в коммунистические ряды напускается туман, насквозь проникнутый миазмами пореволюционной буржуазии и русского национализма.

Но трудно от этого тумана отделаться при нынешних условиях.

Пусть почитает кому следует. Желательно во всех отношениях»[330].

Уже нельзя было говорить о «Смене вех» как об общественно-политической альтернативе большевизму в России, ибо основные идеи сборника «Смена вех» и последующих изданий сменовеховцев оказались утраченными. Вернувшись из российского зарубежья на родину, ставшую теперь Советским Союзом, все идеологи сменовеховства постепенно были вынуждены признать «ошибочность» прежних своих воззрений, покаяться в «идейных заблуждениях» и «поклясться в верности» сталинизму, что не спасло большинство из них от «чисток» сталинского репрессивного аппарата.

В отечественной историографии утвердился тезис о том, что к середине 1924 г. сменовеховство «уже исчерпало себя»[331]. Подобные суждения базировались на высказываниях «великого вождя всех времен и народов», который в Политическом отчете ЦК ВКП(б) 18 декабря 1925 г. охарактеризовал сменовеховство как идеологию новой буржуазии, «растущей и мало-помалу смыкающейся с кулаком и со служилой интеллигенцией, <…> состоящую в том, что Коммунистическая партия должна переродиться, причем большевики должны подойти к порогу демократической республики»[332]. Из письма Г. Е. Зиновьева Н. К. Крупской от 5 сентября 1925 г. мы узнаем о том, что в высших эшелонах большевистского руководства продолжали внимательно отслеживать идеи сменовеховцев: «Вышла книга Устрялова – замечательная. Помните, В. И. [Ленин] называл его даже диалектиком. Он, шельмец, умен и талантлив. Но абсолютно – враг»[333]. Для подавляющего большинства советских людей данные «вражеские» идеи были в результате цензурных ограничений недоступны.

А на XV съезде ВКП(б) в Политическом отчете ЦК 3 декабря 1927 г. И. В. Сталин утверждал, что в результате успехов социалистического строительства ухудшение положения «новой буржуазии» и «средних слоев» вызывает «контрреволюционное настроение в этой среде. Отсюда сменовеховская идеология, как модный товар на политическом рынке новой буржуазии»[334]. В связи с этим «великий вождь» подчеркивал, что имеется «факт дифференциации интеллигенции, факт отхода от сменовеховства, отхода к советской власти»[335]. В дальнейшем подобные суждения стали основополагающими в советской историографии «Смены вех», определяющей это сложное общественно-политическое течение как «буржуазно-реставраторское».

В действительности идеи сменовеховства способствовали переходу на службу большевистской власти тысяч высококвалифицированных специалистов. Их идейная эволюция в условиях «диктатуры пролетариата» протекала иначе и под воздействием иных факторов, чем у идеологов Третьего Пути. Кроме оставшихся за рубежом, почти всех идеологов сменовеховства, вернувшихся на родину, ждала печальная судьба жертв «большого террора»: в 1937–1938 гг. погибли И. М. Василевский (Не-Буква), А. В. Бобрищев-Пушкин, Ю. В. Ключников, Ю. Н. Потехин, Г. Л. Кирдецов, С. С. Лукьянов, Н. В. Устрялов и др.[336] Таким образом, ряд факторов отечественной истории был совершенно неблагоприятен для постепенных сдвигов в обществе к полюсу диалога. Но даже в условиях раскручивания «большого террора» в СССР сохранялась некоторая мера толерантности, достижимая через определенный конформизм интеллигенции с властью. Будучи в тех условиях аттрактором, данная попытка достижения конформизма с властью была унаследована от предшествующих поколений интеллигенции. И этот конформизм интеллигенции в 1920-е годы показывает, что в конкретных исторических условиях любому человеку всегда остается определенный зазор для отклонений в своем общественном поведении к полюсу конфронтации или к полюсу толерантности.