Коллектив авторов - СССР. Жизнь после смерти

В складывающейся картине продвинутый средний класс противостоит не только авторитарной коррумпированной власти, но и «огромному числу люмпенов, совершенно намеренно выращенных властью. Люмпенов, которые говорят: «А че? Мы тоже избиратели»[167]. В противоположность «люмпенам» («охлосу», по выражению К. Собчак), которые надеются на власть и нуждаются в ее патерналистской опеке, люди среднего класса защищают свою свободу и достоинство, отстаивают право на честные выборы. Гигантские пропутинские инсценировки на Поклонной горе и в Лужниках, незатейливые мотивы привезенных на них статистов («стабильность», «лишь бы не было хуже» и т. п.) еще больше утверждают участников движения за честные выборы в общей адекватности такого – двухполюсного – мировосприятия. «“Мы” – не они, “они” – не мы».

В этом противопоставлении заключается, на мой взгляд, большая опасность для будущего протестного движения. Его упрощенная интерпретация отталкивает тех, кто не чувствует, что «в его жизни все хорошо», а таких большинство. Следовало бы повнимательнее прислушаться к позиции тех, кто вынужденно поддерживает пока противоположную сторону. «Боимся перемен. Сейчас не очень хорошо, но пусть уж лучше так. Перемены – всегда потрясения. А у нас детки выросли при этой власти», – говорит женщина, пришедшая на митинг в Лужниках 23 февраля 2012 г.[168] За этими заклинаниями стоит не только путинская телевизионная пропаганда. Корни этого страха глубоки, писал в 1990 г. А. Фадин. «Они уходят в самую глубь российского исторического опыта – с его жестокими обвалами идущих сверху крутых преобразований, не считающихся ни с какой человеческой ценой… Каждая реформа таит в себе угрозу ухудшения тяжелого, но привычного уклада жизни, прогресс ассоциируется прежде всего с его непомерной ценой, с его бедами и лишениями… В этом горьком историческом опыте – сила низового народного консерватизма. Но в нем же и опасность для любой последовательной политики модернизации. При дурном обороте событий именно он становится основой идеологии реставрации»[169]. Эти слова оказались пророческими: горький опыт 1990-х годов заставил большинство населения поддержать ту, хотя и карикатурную, реставрацию, которую предложил ему путинский режим в 2000-х.

Очень не хочется снова наступать на те же грабли.

Чтобы быть минимально устойчивыми и не повторить судьбу, постигшую их в 1990-е годы, институты политической демократии должны включать интересы большинства населения страны. Современная демократическая альтернатива не может быть либеральной или только либеральной, она должна быть социальной. Демократия в России невозможна без интеграции социальных требований тех, кого экономическое развитие, ориентированное в основном в соответствии с требованиями мирового энергетического рынка, делает лишними и как потребителей, и как производителей. Без интеграции этих слоев и без учета их интересов, которые зачастую имеют антилиберальный характер, любое демократическое устройство будет верхушечным и обратимым. В этом смысле Россия стоит перед той же дилеммой, которая решающим образом определяла судьбу демократии в Латинской Америке во второй половине XX в. и в начале XXI в. Без включения социально «исключенных» в плюралистическую систему гражданского и политического представительства, в которой они чувствовали бы, что могут эффективно отстаивать свои интересы, демократические институты не воспроизводятся. В непроницаемой для «исключенных» политической системе всегда сохраняется опасность того, что недемократические, патерналистские тенденции социальных низов (и части средних слоев) сомкнутся с авторитарными, автократическими тенденциями господствующих групп. В таком случае демократическим путем, через выборы к власти приходят авторитарные режимы, которые сводят на нет, выхолащивают представительный характер институтов, их способность транслировать интересы общества (в том числе протест) в политическую сферу.

Мне кажется, что эту крайне сложную задачу демократическое движение должно решать уже сейчас, иначе оно будет обречено на то, чтобы оставаться верхушечным и поэтому слабым. В этом случае после каждого демократического подъема мы будем вновь и вновь возвращаться в привычную историческую колею, где слабое общество будет каждый раз опять уповать только на государство с тем, чтобы оно восстановило нарушенный порядок.

Анна Очкина

ТЕНЬ СССР, ИЛИ УРОКИ ПРИКЛАДНОЙ ДИАЛЕКТИКИ

«Ад и рай – в небесах», – утверждают ханжи.

Я, в себя заглянув, убедился во лжи:

Ад и рай – не круги во дворце мирозданья,

Ад и рай – это две половины души.

Действительно, социально-политическая система СССР осталась принадлежать XX в., но ушли ли в прошлое все его исторические и культурные завоевания, являющиеся сегодня вызовом не только современной России, но и всему «цивилизованному миру», все глубже уходящему в реверсивный феодализм?

Сегодня в России о крушении неолиберальной модели, о ее полной несостоятельности говорят с такой же убежденностью, с которой 20 лет назад говорили о провале «советского эксперимента».

Последнее столетие наша планета напоминала гигантский дворец детского творчества: каких только экспериментов не проводилось, какие только фантастические проекты не осуществлялись. Планы и размах были сказочными, эпическими даже, людские трагедии же оказались вполне реальными. Невероятными по масштабам, но все же свершившимися. Человечество научилось считать потери миллионами как раз тогда, когда развитие науки дало возможность миллионы жизней сохранять, отвоевывать буквально у смерти.

Человечество искало себя – и ужасалось цене, которую приходилось платить за минимальный шаг к разуму и справедливости. И немедленно отказывалось от поиска, а заодно от разума и справедливости, объявляя их самих первопричинами Зла. Но и за бездействие, и за веру в «естественные законы», за передачу управления «невидимой руке» приходилось тоже платить – пусть не разом, так в рассрочку.

А проблемы только накапливаются.

Фридрих Хайек, идеолог свободного рынка, говорил, что, начиная рассуждать об общественном порядке и пытаясь регулировать его сознательно, люди неизбежно приходят к социализму. С его точки зрения, большей беды быть не может. А вот мы вроде как сознательно отказались от социализма – так он нам надоел, столько претензий к нему за 70 лет накопилось. И репрессии, и «железный занавес», и высылка Солженицына, и дефицит. А еще нельзя было достать приличной обуви, за джинсы приходилось спекулянтам отдавать среднемесячную зарплату в промышленности (1980-е годы) – 200 руб. Ну, его, этот социализм, мы хотим жить, как в нормальных странах, в которых уровень бедности – наш уровень богатства.

Потом оказалось, что, оценивая свой уровень жизни, мы многое не считали, да и про уровень бедности знали далеко не все. Сегодня вошло в обиход понятие счетов за лечение, образование для детей – заметная статья расходов, а коммунальные платежи растут так же быстро, как чужие дети. Стало понятно, что раньше мы несколько прибеднялись. До сих пор трудно представить, что можно остаться без лечения, если у тебя нет денег. Но сейчас нам это сделать легче, чем 20 лет назад. Начинаем привыкать к нормальной жизни?

Вопреки утверждениям Хайека, россияне вроде как сознательно выбрали и с энтузиазмом начали строить именно капитализм, а возвращение (эмоциональное) к отвергнутому и заклейменному социализму происходит как раз совершенно стихийно.

Эта статья написана на основе выступления на круглом столе: «Второе крушение: от распада СССР к кризису неолиберализма», проводимом в рамках серии конференций «СССР: жизнь после смерти». «Второе крушение» – это, конечно, о неолиберальном капитализме, который все яснее обнаруживает свою несостоятельность и беспомощность перед вызовами кризиса. Но мне захотелось интерпретировать это название иначе, я увидела в этом намек на гораздо более интересную тему: «Второе крушение… СССР». Советский Союз вернулся спустя 20 лет в виде социально-политического призрака и уже в этом виде терпит крах.

Но почему вообще он вернулся? Не почудилось ли интеллектуалам это возвращение, одним – как кошмар, другим – как вспышка несбыточной надежды?

Нет, «возвращение СССР» – это, я убеждена, не только фигура речи или фантазии экспертов. Советский Союз вернулся, вошел в нашу реальность как набор, даже система мифов, как некая точка отсчета и образ прошлого, под которым можно «чистить» образы настоящего и даже будущего. Как важный фактор общественного сознания, без которого наша сегодняшняя – сугубо постсоветская – жизнь не может быть понята и оценена адекватно.