Виктор Темушев - Первая Московско-литовская пограничная война: 1486-1494
С весны 1486 г. началась череда взаимных нападений, различного рода диверсий, грабежей и опустошений с обеих конфликтующих сторон{937}. Боевые действия велись по нарастающей — от мелких погромов жителей близлежащей от Любутска территории до масштабных походов великокняжеских войск к городу или глубоких рейдов людей из Любутска по московским землям.
В конце марта — начале апреля 1488 г. любучане, очевидно, во главе со своим наместником («воеводкой») отважились на поход вдоль Серпуховской дороги с Серпухова до р. Лопасны (левый приток Оки). В «неделю в четвертую поста» были разбиты великокняжеские люди Федки Ордынца{938}. Это и другие наступательные действия с территории Мценско-Любутского наместничества свидетельствовали о довольно значительных военных ресурсах великокняжеской власти ВКЛ на Верхней Оке.
В начале 1489 г. «воеводка любутской» князя И.Ю. Трубецкого Васка Протасьев в «наезде» на калужские волости попал в плен{939}. В 1492 г. действовал уже другой мценский и любутский наместник -Борис Семенович Александров{940}. К прежней тактике грабежа калужских и алексинских волостей добавилось уничтожение московских сторожей на границе с Полем{941}. Тем самым преследовалась цель ослабления оборонительных возможностей Великого княжества Московского перед лицом Крымского ханства и Большой орды.
Наконец, в августе 1492 г. был осуществлен большой поход московского войска во главе с князем Федором Васильевичем Телепней-Оболенским «со многими людми войною безвестно». Любутск и Мценск были захвачены и сожжены, наместник Бориса Семеновича Александрова уведен в плен, так же как и 1500 жителей городов{942}. Это был последний аккорд по уничтожению системы обороны ВКЛ в регионе. Больше опоры власти ВКЛ тут не существовало. Непосредственным итогом похода явился переход на московскую сторону ряда князей, которые держались почти до конца: Семена Федоровича Воротынского, Андрея и Василия Васильевичей Белевских, Михаила Романовича Мезецкого{943}.
Любутск и Мценск были заняты и оставались под московской властью до заключения мира в феврале 1494 г.{944},[183] Согласно замечанию Разрядной книги по условиям договора «взяли назад город Мценеск литва»{945}. Московская сторона посчитала целесообразным возвратить его в состав ВКЛ. Благодаря твердой позиции литовских послов на переговорах в Москве за ВКЛ был закреплен также и Любутск{946}. В то же время все Новосильские князья были признаны в московской стороне, так что Любутск со своей небольшой округой оказался окружен владениями соседнего государства, стал анклавом. В таком положении он не мог долго держаться. Связь города с основной территорией ВКЛ, очевидно, осуществлялась по судоходным рекам Оке и Угре, так что проблемы с обеспечением могли быть решены. Но исчезал смысл борьбы за отдаленный клочок литовской земли, не дававший никаких перспектив в контроле над Верхнеокским регионом или какие-либо иные существенные стратегические выгоды. Участок границы по Оке сохранялся, но рубежом обороны территории ВКЛ он уже не служил.
На короткое время (1494-1503) часть Угры действительно стала границей, причем не только от Опакова до Залидова в своем нижнем течении, но и в местах выхода к ее берегу Вяземского княжества, которое целиком было присоединено к Москве{947}. Былая вяземская волость Турье, располагавшаяся по сторонам р. Туреи, очевидно, имела выход у устья и к Угре. Даже часть правого берега р. Угры, где находился Козельск (городище Ивановское){948},[184] если считать его принадлежащим князьям Козловским (из Вяземских), возможно, стала относиться к московской территории. Находящийся ниже по течению от Козельска Ощитов (городище Федотково) оставался после 1494 г. литовским[185].
Сложен вопрос о принадлежности волости Великое Поле (ее одноименный центр стоял у левого берега Угры)[186]. Волость наряду с другими, названными отчиной вяземских князей, держал князь С.Ф. Воротынский{949}. И всех их «князь великий не отступился, а послы их отступилися», то есть в том числе и Великое Поле было закреплено за Москвой. Тем не менее известно, что этой волостью владел когда-то Ян Гаштольд, и относилась она к Дорогобужу{950}. Также и в перемирной грамоте 1503 г. среди присоединяемых к Москве была перечислена дорогобужская волость Великое Поле{951}. Таким образом, однозначное решение о принадлежности Великого Поля между 1494 и 1503 гг. выработать сложно. Как бы то ни было, Угра в межвоенный период в нескольких местах служила границей. Вероятно, об этом времени и писал С. Герберштейн.
Совокупность источников, в целом как будто неоспоримо свидетельствующая о пограничном характере Угры на протяжении всего XV в., должна быть разбита на отдельные сообщения и подвергнута анализу Сведения о Поугорье укладываются в три временных среза. Обозначение литовско-московской границы вдоль Угры в начале XV в. могло быть связано с различными причинами. Тут возможна и ненадежность источника информации, использованного составителем хроники Быховца, и отголоски действительного желания установить границу по естественному природному рубежу в регионе, из-за своей обособленности не поддающемуся точному размежеванию. Данные С. Герберштейна (первая четверть XVI в.) фиксировали ситуацию после московских завоеваний первой пограничной войны 1486-1494 гг. и отражали реальное состояние литовско-московского пограничья. Наконец, пределы административно-территориальных единиц конца XVI в. (прежде всего Медынского уезда), частично оправдывающие проведение границы по р. Угре, не могут быть перенесены на более раннее время из-за произошедших существенных изменений.
Представление о литовско-московской границе, опиравшейся на Утру, к XVIII в. стало стереотипом, который нашел отражение на ряде европейских карт. Рядом Угрой, причем в разных ее местах, помещались подписи с идентичным смыслом и, например, таким содержанием: «Ugra, Riviere bourbeuse qui servoit autrefois de limites entre la Lithuanee et la Moscovie»{952} или «Ugra il lutosus qui limites inter Lithuaniam et Moscoviam»{953}. Во время создания карт литовско-московская граница (вернее, граница России и Речи Посполитой) уже далеко отодвинулась от региона Поугорья, однако их составители посчитали необходимым акцентировать внимание на якобы имевший место факт столь далеко простиравшихся на восток владений ВКЛ. Несомненно, растиражированное известие о былой границе было почерпнуто из «Записок о Московии» С. Герберштейна. Об отсутствии четких представлений о том, где же все-таки по Угре проходила литовско-московская граница, свидетельствует то, что подпись и обозначение границы на старых картах помещались то в верховье реки{954}, то в ее нижнем течении (но не захватывая устья, которое оставлялось Москве){955}.
Итак, наблюдение за московско-литовским конфликтами XIV-XV вв. показало, что большинство из них происходило в непосредственной близости или прямо в регионе Поугорья или вокруг короткого отрезка Оки от устья Угры до г. Любутска. Достаточно серьезные причины возникновения такой ситуации нужно видеть во-первых, уязвимости указанных участков литовско-московского пограничья и во-вторых, удобстве передвижения войск по дорогам, бродам и переправам. Характер местности с одной стороны позволял обеспечить внезапность нападения, а с другой — значительно усложнял организацию обороны границ. Этим активно пользовались обе конфликтующие стороны. Московские и литовские власти не смогли добиться точного определения общей линии границы. Возможно, в начале XV в., когда владения ВКЛ приблизились к территории Великого княжества Московского, она была условно проведена вдоль течения Угры. Но, как выяснилось к концу века, владения ВКЛ перешагнули далеко на восток за этот природный рубеж. Тем не менее именно Угра стала тем барьером, опираясь на который стала строиться система обороны восточной границы ВКЛ. Также и московская сторона, используя определенное удобство природных объектов, укреплялась не в контактной пограничной зоне, а далеко от нее, у рек Протвы и Лужи. Только у Оки, «Берега» сложились противостоящие друг другу системы со своими крепостями, сторожами, наблюдательными пунктами.
Граница по «вечному» миру 1494 г. сформировалась таким образом, что основной рубеж обороны ВКЛ, опиравшийся на Утру, остался нетронутым. Почти весь комплекс городов-крепостей вдоль Угры (Ощитов, Дмитровец, Опаков, Пустой Мощин, Бышковичи, Залидов) был возвращен литовскому господарю. К Москве, вероятно, перешел только один пункт в правобережье реки — Козельск (его не следует путать с городом с таким же названием на р. Жиздре), вместе с территорией Вяземского княжества, которое в полном составе было отобрано у ВКЛ. Также стоявшее у устья Угры Крайшино и расположенный восточнее Людимеск достались Москве. Московские владения только в конце XV в. в нескольких местах непосредственно приблизились к левому берегу Угры. Однако весь военный потенциал ВКЛ был сохранен. Все те же крепости возвышались на правом берегу р. Угры, на правую сторону р. Оки. Во владения Верховских князей, теперь, правда, служивших другому правителю, вклинивались господарские города Любутск и Мценск. В Поугорье и Верхней Оке ВКЛ потеряло лишь буфер, который оберегал внутреннюю территорию от прямой военной опасности. Утрачены были Вяземское княжество, часть земель слабо освоенного левобережья Угры и массивы владений Верховских князей (Новосильское княжество).
