Александр Нечволодов - Сказания о Русской земле. Книга 3
Кроме Пскова и Рязани, при Василии же Иоанновиче к Москве были присоединены и два больших удельных княжества – Новгород-Северское и Стародубское, перешедшее при Иоанне III под руку Москвы из-под власти Литвы. Произошло это так: в княжествах этих сидели два заклятых врага – князь Василий Иванович Новгород-Северский, внук Шемяки, и князь Василий Иванович Стародубский, внук князя Ивана Можайского. Вражда их окончилась тем, что Василий Иванович Новгород-Северский изгнал Василия Ивановича Стародубского из его отчины, но затем в 1527 году был вызван в Москву и заключен под стражу, так как было перехвачено его письмо к киевскому воеводе, в котором он предлагал свою службу королю Сигизмунду. Обе волости же, Новгород-Северская и Стародубская, которыми он владел, были присоединены к Москве.
Во время заключения Шемячича по московским улицам ходил юродивый с метлой в руках и громко говорил: «Государство не совсем еще очищено – пришла пора вымести последний сор».
Эти слова юродивого были прямым выражением взглядов народа на власть московских государей и на оставшихся последних удельных князей; действительно, присоединение Рязани, Новгорода-Северского и Стародуба не вызвало никаких волнений у населения; только часть рязанцев по примеру Новгорода и Пскова была расселена по другим областям. Вслед за тем и удел дяди Василия – Бориса Васильевича Волоцкого – тоже отошел к Москве после смерти его бездетного сына Феодора.
Таковы были дела Василия Иоанновича III в отношении исполнения прародительского завета – собирания Русской земли. Надо заметить, что во всей своей деятельности он никогда не встречал никакой поддержки со стороны своих братьев. Мы видели, что один из них, Симеон Калужский, хотел бежать в Литву и только благодаря заступничеству митрополита был прощен Василием. Другой, Димитрий Иоаннович, как мы знаем, крайне неудачно начальствовал над войсками при первом походе Василия на Казань; при этом он не мог забыть старинного своеволия князей, за что старший брат и вынужден был посылать ему выговоры. Самый старший, Юрий Иоаннович, также был недоволен порядками, установившимися в Москве, где вся власть принадлежала великому князю, и собирался тоже уйти в Литву, почему Василий должен был установить за ним надзор. Наконец, младший, Андрей, был человеком ничем не замечательным, ни в хорошую, ни в плохую сторону; таким образом, Василию Иоанновичу не на кого было опереться из своих близких в тяжелые времена, которые ему приходилось неоднократно переживать.
Не был счастлив он и в своей семейной жизни. Великая княгиня Соломония была бесплодна, и престол должен был перейти после него к брату Юрию, человеку совершенно неспособному продолжать успешно трудное служение Родине. Все это, конечно, сильно печалило и озабочивало Василия.
Будучи однажды за городом и увидев птичье гнездо, он, по словам летописца, сильно заплакал и начал говорить сквозь слезы: «Горе мне! На кого я похож? И на птиц небесных не похож, потому что и они плодовиты; и на зверей земных не похож, потому что и они плодовиты; и на воды не похож, потому что и воды плодовиты; волны их утешают, рыбы веселят! Господи! Не похож я и на землю, потому что и земля приносит плоды свои во всякое время, и благословляют они тебя, Господи».
Несчастная великая княгиня, конечно, всей душой хотела принести своему супругу наследника и прибегала для этого к знахарям и знахаркам, но ничего не помогало. А между тем Василий обратился в думе к боярам и с плачем стал говорить им: «Кому по мне царствовать на Русской земле и во всех городах моих и пределах? Братьям отдать, но они и своих уделов строить не умеют». Вопрос, поставленный Василием, был, конечно, огромной важности для всей будущности государства. И вот из боярской среды послышался ответ: «Государь, князь великий! Неплодную смоковницу посекают и измещут из винограда». Этим боярским ответом определилась судьба Соломонии. Великий князь решил дать ей развод. Сторонниками этого решения был митрополит Даниил, бывший игумен знаменитого Иосифо-Волоколамского монастыря, и большинство бояр; но были и противники, в том числе князь Семен Курбский и бывший князь Василий Косой Патрикеев, в иночестве Вассиан, постриженный, как мы помним, еще при Иоанне III, вместе с отцом своим князем Иваном Патрикеевым, взамен смертной казни «за высокоумие», которой был подвергнут только князь Ряполовскии; против развода был и приезжий с Афона для исправления церковных книг инок Максим Грек.
А. Максимов. На государеву службу
Объявление о разводе состоялось в ноябре 1525 года, после чего Соломонию постригли под именем Софии в Рождественском девичьем монастыре, а затем перевели в суздальский Покровский монастырь.
Известия, дошедшие до нас, о пострижении Соломонии разноречивы: по некоторым из них, развод и пострижение последовали по желанию и даже по просьбе и настоянию самой великой княгини, а по другим – она будто бы этому противилась.
Получив развод, Василий в начале 1526 года женился на дочери умершего князя Василия Львовича Глинского, брата знаменитого Михаила, – на княжне Елене Васильевне, девушке красивой и умной, получившей, как западнорусская уроженка, более широкое образование, чем тогда было в обычае относительно московских боярышень. Об этой свадьбе сохранилось подробное описание в данных по ее поводу «Нарядах», которые для нас тем более любопытны, что свадебные обычаи русских людей были приблизительно одинаковы как у простолюдинов, так и у князей, отличаясь только степенью пышности.
Вот несколько выписок из «Нарядов» для свадьбы Василия Иоанновича:
«Наряд великого князя в Брусяной избе. Лета 7034 (1526) января в 21 день, в воскресенье, великий князь повелел бытии большему наряду для своей, великого князя, свадьбы в Брусянои избе. А как великий князь нарядясь пойдет в Брусяную избу за стол, а брату его, князю Андрею Ивановичу, быти тысяцким, а поезд изготовить из бояр, кому великий князь укажет. Среднюю палату нарядити по старому обычаю, а место оболочи бархатом с камками, как князь великий велит. А сголовья на месте положить шитые, а на сголовьях класти по сороку соболей, а третий сорок держати, кому укажет великий князь, чем бы опахивать великого князя и великую княгиню. А в средней палате, у того же места, поставити стол, и скатерть послати, на столе калачи, соль поставити на блюде деда Князева, великого князя Василия Васильевича, что в кладовой».
«Наряд, как идти Елене Васильевне на свое место. Княжну Елену Васильевну нарядить в большой убор, как ей идтить на место, и сидети ей во своих хоромех. А тысяцкаго жене, свахам и боярыням быти у ней во всем готовом, как исстари уряжено. Как изготовят каравай, также туто поставити обе свечи. А князь великий пришлет к боярыням, а велит княжне идти на свое место, и княжне пойти из своих хором в среднюю палату, направо, в сенные двери, а с ней идти тысяцкаго жене, обеим свахам и боярыням…».
Когда невеста шла в среднюю палату, перед ней несли венчальные свечи жениха и невесты и каравай, на котором были положены золотые деньги; придя в эту палату, она села на свое место, а на место жениха – ее младшая сестра Настасья. Затем вошел в палату брат великого князя Юрий Иоаннович с боярами и детьми боярскими, рассажал их по местам и послал звать жениха. Василий Иоаннович вошел со своим тысяцким и свадебными боярами, поклонился иконам, а затем сел подле невесты, где раньше сидела ее младшая сестра. После этого священник стал читать молитву; во время молитвы свечи с обручами (обручальными кольцами), перевязанные соболями, зажгли от свечки, принесенной с Богоявленского навечерья; в то же время жена тысяцкого, расчесав голову невесты, возложила на нее «кику с покровом» – головной убор замужних женщин, а потом осыпала Василия Иоанновича житом из золотой мисы, в которой были положены три девять соболей, «да три девять платков бархатных, камчатных и атласных с золотом, и без золота…». Затем дружка великого князя, благословясь, резал «перепечу» и сыры, ставил их перед женихом и невестою и рассылал приглашенным, а дружка невесты раздавал ширинки.
После этого все поехали к венцу в Успенский собор, сперва Василий, а за ним Елена, причем на место, где он сидел, положили сорок соболей, а на ее – два сорока. Елена ехала в больших санях с женою тысяцкого и большими свахами; перед санями несли караваи и свечи. Венчал сам митрополит Даниил. После венца предписывалось по наряду: «И как митрополит даст пити вино великому князю и великой княжне, и как еще великий князь будет допивать вино, и он ударит скляницу о землю, и ногой потопчет сам, а иному никому не топтать, опричь князя, а после венчанья собрав, кинуть в реку, как прежде велось».
После поздравления новобрачных великий князь отправился объезжать монастыри, а затем, вернувшись в свои палаты, послал звать молодую великую княгиню к обеденному столу; на коня же его садился конюший, который должен был ездить кругом палат с обнаженным мечом во все время свадьбы. Тем временем была приготовлена опочивальня для молодых, называвшаяся «сенником»; постель стлалась на тридевяти снопах, обкладывалась дорогими тканями, и в четырех ее углах втыкались четыре стрелы, на которые вешали по сорока соболей; свечи же и каравай ставились в головах в кади с пшеницею. По окончании обеда дружка уносил со стола в опочивальню жареную курицу, куда еще прежде были принесены шесть икон: Рождества Христова, Рождества Богородицы и четыре образа Божией Матери. В опочивальне молодых встречала жена тысяцкого, одевши на себя две шубы, одну шерстью вверх, и осыпала их из золотой мисы хмелем. На другой день молодой супруг, по особому наряду, ходил в мыльню.
