Владимир Бешанов - Сталин – гробовщик Красной Армии. Главный виновник Катастрофы 1941
Вполне естественно, что нужно предупредить противника в готовности таких средств для выполнения операций, как авиация и мотомеханизированные части с точки зрения развертывания их и количества. Организация и проведение таких операций позволит обеспечить господство в воздухе, не даст возможность противнику отмобилизоваться, затруднит его развертывание».
Суть дела состояла в том, что наши полководцы еще толком не определились, как лучше и правильнее «нанести ответный удар агрессору»: отмобилизоваться и перейти в решительное наступление или процесс мобилизации должен обеспечиваться наступательными операциями особых армий, само собой, по чужой территории. В конце концов решили, что собрать все силы незаметно для противника – дело нереальное, и остановились на втором варианте – Великий Освободительный поход в Европу начнется атакой «армий прикрытия», усиленных механизированными корпусами.
28 декабря с докладом на тему «Использование механизированных соединений в современной наступательной операции» выступил главный танкист страны, командующий войсками Западного Особого округа генерал-полковник Д.Г. Павлов. Приводя в пример операции Первой мировой войны, он сообщил слушателям, что «танки не только усиливали пробивную способность, не только усиливали удар», но, кроме того, «резко сокращали работу артиллерии, резко сокращали расход снарядов». Успехи немцев на полях Польши и Франции генерал объяснял наличием моторизованных и танковых соединений, которые на 2–5 суток отрывались от пехоты и, не встречая особенно прочной обороны, прорывались в глубину, достигая оперативных целей. Следовательно, нам необходимо и дальше создавать у себя механизированные корпуса.
Если три месяца назад Дмитрий Григорьевич считал 500-танковые корпуса неуправляемыми, ненужными и даже вредными, то ныне заражал всех энтузиазмом. В управлении действиями мехкорпуса в 1300 боевых машин ничего сложного нет, уверял Павлов: «На самом деле операция по вводу мехкорпуса в прорыв не является сложной, она лишь требует от командования отличного знания вопросов взаимодействия всех родов войск и умения практически осуществлять это взаимодействие».
Вот именно! Знания и умения! Генерал Павлов, никогда на практике не осуществлявший это самое взаимодействие, незамысловато считал, что против такого лома «нет приема», он уже готов «потрясать фронты»: сконцентрировать десять тысяч танков в «таранную массу» (в голове бронированной колонны желательно поставить что-нибудь абсолютно непробиваемое) и указать ей общее направление движения: «На Берлин!» Он уже прикинул, что даже один механизированный корпус, «разрушая все на своем пути», сумеет самостоятельно взломать вражескую оборону на фронте 12 км и, нанося ряд ударов, последовательно разгромить 1–2 танковые или 4–5 пехотных дивизий противника. Ввод в прорыв конно-механизированной группы или танковой армии тоже дело нехитрое и мало чем отличается от ввода в прорыв одного танкового корпуса: «Разница будет в масштабах, ширине фронта прорыва, в глубине построения боевых порядков и в более крупных оперативных задачах». Главное, вводить надо с утра пораньше и в быстром темпе, чтобы успеть к вечеру выйти на оперативный простор, иначе неприятель может за ночь подтянуть резервы и «создать сильные минные поля».
Особое внимание Павлов уделил подготовительному этапу операции, на который отводилось 2–3 дня. Много правильных слов было им сказано о необходимости четкой постановки задач, тщательной разведки с привлечением авиации и всех технических средств, изучения местности, организации взаимодействия и непрерывной связи, скрытности и маскировки: «Первый этап охватывает настолько большую сумму вопросов, требует настолько практического разрешения этих вопросов и настолько важен, что без него совершенно немыслимо проведение ответственного второго этапа, т. е. собственно ввода корпуса в прорыв». Жаль, что, когда дошло до настоящего дела, ничего у Дмитрия Григорьевича не получилось. Во-первых, мешал неприятель, во-вторых, доклад выветрился из памяти.
В прениях большинство ораторов на разные лады развивали мысль о том, что таких мощных корпусов надо иметь как можно больше.
Таким образом, по взглядам советского военного руководства, мехкорпуса представляли собой основное ударное средство сухопутных войск. Корпуса предусматривалось использовать в наступлении в качестве подвижных групп для развития наступления на большую глубину. Они должны были вводиться в прорыв, совершенный стрелковыми войсками, либо самостоятельно прорывать слабую оборону противника, а затем совместно с воздушно-десантными войсками при поддержке авиации развивать тактический прорыв в стратегический. Главными задачами мехкорпуса при действиях в оперативной глубине являлись разгром резервов противника, и в первую очередь его подвижных соединений, нарушение управления и деморализация всего тыла вражеских войск на данном направлении, захват важных рубежей и объектов, овладение которыми обеспечивает наиболее быстрое достижение цели операции.
При этом советские стратеги делали вид, что немцы ничем особенным их не удивили, а тактику применения мехсоединений у нас же и переняли: «Немцы ничего нового не придумали. Они взяли то, что у нас было, немножко улучшили и применили». Генерал Г.К. Жуков, после Халхин-Гола вышедший в большие военачальники, на донесении, обобщавшем опыт Французской кампании, недрогнувшей рукой начертал: «Мне это не нужно».
Доклад командующего войсками Московского военного округа генерала армии И.В. Тюленева был посвящен нюансам организации армейской оборонительной операции, возможность которой на отдельных второстепенных направлениях все-таки допускалась, но даже в этом случае «характер действий сил обороны должен быть пропитан идеей наступления». В качестве самого яркого примера активной оборонительной операции генерал привел оборону Царицына, «которой руководил великий Сталин». Впрочем, самое главное Тюленев сказал вначале: «…мы не имеем современной обоснованной теории обороны, которую могли бы противопоставить современной теории и практике глубокой армейской наступательной операции». Разве что поставить в оперативной глубине «свободный механизированный корпус», используя его для нанесения контрударов по прорвавшимся группировкам противника.
Вопрос о стратегической обороне или оборонительных действиях в масштабах фронта даже не ставился. Ведь товарищ Сталин сам планировал историю, и нападение Германии (других вероятных противников в Европе к этому времени не осталось) на СССР в этих планах не предусматривалось.
В последовавших после совещания оперативных играх на картах отрабатывались прорывы и охваты на землях Южной Польши и Восточной Пруссии.
Сталин, внимательно следивший за ходом «научных изысканий», подбирая себе «гинденбургов», четко обозначил свои предпочтения: Павлов получил звание генерала армии, Жуков – крепкий командир дивизии с тремя классами церковно-приходской школы, органически ненавидевший штабную работу, топографическую карту считавший плоскостью, на которой удобно рисовать планы сокрушительных ударов, был назначен начальником Генерального штаба.
В первой половине февраля Георгий Константинович представил правительству новую схему мобилизационного развертывания, получившую наименование «Мобплан № 23». Разработка его была связана с тем, что по существовавшему мобилизационному плану уже были развернуты войска как во время частичной мобилизации в семи военных округах в сентябре 1939 года, так и во время необъявленной войны с Финляндией. Значительное количество войск переместилось в Прибалтику, в западные районы Украины, Белоруссии и Молдавию, а это – новые границы, территории, ресурсы, призывные контингенты. Среди всего прочего, «учитывая количество танков в германской армии»(?), план предусматривал развертывание еще 21 механизированного корпуса. Кроме того, кавалерийским дивизиям полагались танковые полки, а воздушно-десантным корпусам – отдельные танковые батальоны. Для обеспечения всех этих формирований Тимошенко и Жуков затребовали 36 879 танков, 10 679 бронеавтомобилей и миллион танкистов!
Так и появились на свет 16,6 тысячи танков «только новых типов», которых не хватило, чтобы разбить немца прямо на границе.
После войны, чтобы еще больше заморочить обывателя, историки взялись показывать чудовищное, несравнимое ни с одной армией мира, количество советского вооружения в процентах от несбывшейся мечты: «Большинство мехкорпусов не имело необходимого количества вооружения и боевой техники. Укомплектованность корпусов приграничных военных округов к середине июня всеми типами боевых машин к началу войны составляла в среднем 153 %, автомобилями – 39 %, тракторами – 44 %, ремонтными средствами – 29 %, мотоциклами – 17 %. Значительная часть техники нуждалась в среднем и капитальном ремонте». К примеру, если в одной немецкой дивизии имелось 150 танков, а в другой 200, то обе они – полностью укомплектованы, все у «фрицев» исправно, самый распоследний Ганс пришил к мундиру последнюю пуговицу. В моторизованной дивизии – тем более, так как ей по штату ни танков, ни тягачей вообще не полагалось, что и давало ей 100-процентную укомплектованность. Про советскую танковую (и механизированную) дивизию, в которой, согласно вышеприведенной «средней температуре по больнице», на 22 июня 1941 года тоже было 200 «коробочек», можно сказать, что укомплектована она лишь наполовину, а вторая половина устарела и поломалась. Сочинили бы два Константиновича заявку на 100 тысяч танков, некомплект был бы еще значительнее.
