Елена Прудникова - Второе убийство Сталина
Примерно десять дней спустя Надежду Крупскую снова вызвали в Кремль… На этот раз она отсутствовала дольше, и Ленину снова стало хуже. (А где Мария Ильинична- то была — или она подкуплена Сталиным? — Е.П.) Когда Волков однажды утром принес ему чай, Ленин выглядел очень расстроенным. Он не мог говорить. Он подавал Волкову какие-то знаки, но тот не понимал, что Ленин хочет. Только после длительных расспросов Волков наконец понял, чего Ленин хочет. Он просил Волкова любым путем добраться до Кремля, сказать Крупской, что чувствует себя хуже, попросить ее бросить все дела и вернуться в Горки. Ленин предупредил Волкова не звонить Крупской, а повидаться с ней лично».
Выбраться из Горок Волкову не удалось. И вот что было дальше. «21 января 1924 года, в одиннадцать утра, как обычно, Волков принес Ленину второй завтрак. В комнате никого не было. Как только Волков появился, Ленин сделал попытку приподняться и, протянув обе руки, издал несколько нечленораздельных звуков. Волков бросился к нему; и Ленин сунул ему в руку записку. Едва Волков повернулся, успев спрятать записку, в комнату, по-видимому привлеченный нарушением тишины, ворвался доктор Елистратов, личный терапевт Ленина. С помощью Волкова он уложил Ленина на подушки и ввел ему что-то успокоительное. Ленин утих, глаза у него были полуприкрыты. Больше он их ни разу не открыл.
В записке, начертанной неразборчивыми каракулями, было сказано: "Гаврилушка, меня отравили… Сейчас же поезжай и привези Надю… Скажи Троцкому… Скажи всем, кому сумеешь"[72]"».
Вот ведь удивительно — из века в век, из тысячелетия в тысячелетие этот вид фольклора нисколько не меняется. В свое время красочно и с подробностями рассказывали о чудесном спасении царевича Димитрия, рассказывали, как Годунов отравил дочь Федора Иоанновича, как иноземцы подменили царя Петра и пр., и пр. Двадцатый век породил Гаврилу Волкова и чекиста Штейна. Интересно, какие легенды родятся в двадцать первом?
Чужой
Из легенд оппозиции:
…Однажды, когда к нему пришли жаловаться на Сталина, Ленин с раздражением воскликнул: «Я, конечно, знаю, что Сталин туп и груб, но поймите же, не могу же я как гувернантка, все время следить за ним! У меня есть дела и поважнее!»
Другой раз, в беседе с Ногиным, Ленин выразился еще определеннее: «Несчастье Сталина в том, что он любит простые истины, не понимая того, что очень часто такие истины являются самыми сложными. Кроме того, он все перебарщивает и все пересаливает. Если бы судьба сделала его кашеваром в казарме, Сталин бы каждый день пересаливал бы солдатские щи и каждый день солдаты выпивали бы ему эти щи на голову. Впрочем, даже такая экзекуция не сделала бы из Сталина хорошего кухаря[73].
Легенды легендами, но все-таки: как Ленин относился к Сталину? Мы очень мало знаем об этом, Ильич был человеком не то чтобы сдержанным, но в некоторых случаях скрытным. Однако кое-какие свидетельства прорываются. Достаточно вспомнить, например, его письмо пятнадцатого года с попытками узнать фамилию Кобы, который к тому времени был первым человеком в России. Это, как выразился в свое время Ленин, «ничтожные мелочи», но очень хорошо характеризующие отношение Ленина и к России вообще, и к Сталину в частности.
А вот свидетельство одного из тех немногих людей, что были непосредственными свидетелями происходящего — Марии Ульяновой. «Раз утром Сталин вызвал меня в кабинет В. И. Он имел очень расстроенный и огорченный вид. "Я сегодня всю ночь не спал", — сказал он мне. "За кого же Ильич меня считает, как он ко мне относится! Как к изменнику какому-то. Я же его всей душой люблю. Скажите ему это как-нибудь". Мне стало жаль Сталина. Мне казалось, что он так искренне огорчен.
Ильич позвал меня зачем-то, и я сказала ему, между прочим, что товарищи ему кланяются. "А", — возразил В.И. "И Сталин просил передать тебе горячий привет, просил сказать, что он так любит тебя". Ильич усмехнулся и промолчал. "Что же, — спросила я, — передать ему и от тебя привет?" "Передай", — ответил Ильич довольно холодно. "Но, Володя, — продолжала я, — он все же умный, Сталин". "Совсем он не умный", — ответил Ильич решительно и поморщившись.
…Как В. И. ни был раздражен Сталиным, одно я могу сказать с полной убежденностью. Слова его о том, что Сталин «вовсе не умен», были сказаны В. И. абсолютно без всякого раздражения. Это было его мнение о нем — определенное и сложившееся, которое он и передал мне».
Живая картина, не правда ли? И свидетельство, которому трудно не доверять. Пусть Ленин был зол на Сталина и за жесткий режим, и за обман с цианистым калием. Но откуда такое пренебрежение? Как объяснить ленинское «самый жестокий человек в партии»? Почему не Троцкий — вот кто прославился совершенно умопомрачительной жестокостью во время войны. А что значит «вовсе не умен?»
Все объясняется очень просто, если вспомнить о такой вещи, как корпоративность. Все-таки Сталин был чужим в партийной верхушке. Они принадлежали к высшим слоям общества, он был выходцем из народа. Они почти всю свою революционную жизнь прожили за границей — он работал в России. Они общались со своим братом-интеллигентом, он — непосредственно с пролетариатом, от имени которого все и творилось. Наконец, они были теоретики, он — практик.
Кстати, и пресловутое «умен — не умен» получает в этом свете совершенно простое объяснение. Молотов, когда Чуев просил его оценить того или иного политического деятеля, неизменно оценивал его лишь с одной точки зрения: сколько тот внес нового в марксистскую теорию. Ясно, что Вячеслав Михайлович не сам это придумал, он просто воспроизвел те критерии, которые в то время существовали. И не стоит забывать, что «внутренняя партия», ее ядро, по-прежнему была организацией, орденом политиков-теоретиков. А Сталин никоим образом к ним не относился, так что, несмотря на все свои практические таланты, был все-таки некоторым образом «человеком второго сорта», как дворецкий, которого ценят, но в гостиную не пустят. Обойтись без него нельзя, но он «вовсе не умен», «груб» и непредсказуем.
Есть яркая иллюстрация к теме «свои — чужие». По этому поводу у Сталина с Лениным произошла очень характерная размолвка, которая, как в капле воды, показывает не просто разницу, а антагонизм этих двух вождей партии большевиков. Снова слово Марии Ульяновой.
«Мне рассказывали, что, узнав о болезни Мартова, В. И. просил Сталина послать ему денег. "Чтобы я стал тратить деньги на врага рабочего дела! Ищите себе для этого другого секретаря", — сказал ему Сталин. В. И. был очень расстроен этим, очень рассержен на Сталина». Естественно, Мартов был для Ленина хоть и врагом в политике, но своим по жизни, по духу. Равно как своим был и Троцкий — как бы вызывающе себя ни вел, что бы ни творил, корпоративная солидарность интеллигентов-революционеров метала выступить против него. Но у Сталина ее не было — точнее, он был из другой корпорации. Отсюда, кстати, и слова о грубости. Тут можно привести смешной пример из науки о поведении животных. Кошка с собакой дерутся не потому, что они так уж друг друга не любят, — просто у них разная этика. Так, собака машет хвостом, когда она дружелюбно настроена, а кошка — когда собирается напасть, и т. п. И то, что казалось грубостью интеллигенту, не воспринималось в этом качестве простыми людьми. Для образованного человека матерное слово оскорбительно, а заводской цех без мата работать не может. И никто не обижается. Вот и все.
Последний жест
Рано утром 21 декабря 1924 года в квартиру Сталина вбежал Бухарин и сообщил: только что позвонила Крупская и сказала, что умер Ленин. Все они тут же отправились в Горки. По воспоминаниям В. Д. Бонч-Бруевича, когда они вошли, Сталин был впереди всех. «Он идет грузно, тяжело, решительно, держа правую руку за бортом своей полувоенной куртки. Лицо его бледно, сурово, сосредоточенно. Порывисто, страстно вдруг подошел Сталин к изголовью. "Прощай, прощай, Владимир Ильич… Прощай!" И он, бледный, схватил обеими руками голову В. И., приподнял, нагнул, почти прижал к своей груди, к своему сердцу и крепко поцеловал его в щеки и в лоб… Махнул рукой и отошел резко, словно отрубил прошлое от настоящего…»[74]
Многие вещи в политике можно понимать — и понимают — двояко. Самый свежий пример — взрывы в Москве и Нью-Йорке. Одни придерживаются общепринятой версии: взрывы домов и уничтожение Всемирного торгового центра — террористические акты. Другие, из тех, что не верят ни во что, кроме беспредельности зла в человеке, считают их провокациями спецслужб — ФСБ и ЦРУ — чтобы оправдать в глазах общественного мнения расправу с Чечней и с Афганистаном. И доказывать здесь что- либо бессмысленно, ибо это вопрос веры.
