Александр Широкорад - Россия — Англия: неизвестная война, 1857–1907
Дерби не устоял против давления своих коллег-министров. Известие о занятии русскими войсками Чаталжи — местечка, расположенного всего в переходе от Константинополя, — в Англии сочли за первый шаг к занятию русскими турецкой столицы, которое, как заявил лорд Август Лофтус князю Горчакову, уже не могло быть вызвано военными соображениями и, следовательно, противоречило положительному обещанию императора Александра II.
Не успел еще дойти до Лондона примирительный ответ князя Горчакова, как адмиралу Хорнби был послан новый приказ: немедленно с шестью броненосцами[49] войти в Дарданеллы и идти прямо к Константинополю.
Извещая русского посла графа П. А. Шувалова о решении послать эскадру в Проливы, лорд Дерби пытался его уверить, что это связано исключительно для обеспечения безопасности проживающих в Константинополе англичан и их собственности от проявлений мусульманского фанатизма и отнюдь не является враждебной России демонстрацией. В том же смысле высказался и британский премьер перед обеими палатами парламента и в сообщении великим державам, в котором приглашал их последовать примеру Англии и также послать свои эскадры в Босфор.
Граф Шувалов наотрез отказался передавать в Петербург трактовку британского министра, чтобы не ввести свое правительство в заблуждение. Ведь было ясно, что истинной причиной посылки эскадры в Проливы было желание Англии опередить там русских, а потом явиться на конференцию, приглашение участвовать в которой, сделанное графом Андраши, британский кабинет поспешил принять.
Граф Шувалов длительное время был настроен проанглийски, но сейчас его возмущению не было предела. В письме Горчакову 28 января 1878 г. он призывал канцлера действовать решительно и объявить, что посылка британских броненосцев в Мраморное мере освобождает Россию от прежних обещаний Англии и что если англичане высадят на берег хоть одного матроса, то русские войска будут вынуждены, «подобно им», вступить в Константинополь. «Я думаю, — писал далее Шувалов, — что такая решимость не только не вызовет разрыва, но предупредит его, остановив англичан на наклонной плоскости опасных вызовов, которые без нее, конечно, продолжались бы» (56. Кн. вторая. С. 417).
Как записал в своем дневнике Д. А. Милютин, посылка британской эскадры в Черноморские проливы сразу же после заключения перемирия между Россией и Турцией была наглым и вопиющим нарушением Англией не только целого ряда европейских договоров, запрещающих иностранным судам доступ в Проливы, но и обязательств, принятых Англией перед Россией во время войны, которыми были обусловлены все уступки России. Александр II воспринял действия Англии как оскорбление, требующее немедленного возмездия. Заявив своим министрам, что принимает на себя всю ответственность «перед Богом и народом», он 29 января лично продиктовал телеграмму главнокомандующему: «Из Лондона получено официальное извещение, что Англия на основании сведений, отправленных Лайярдом, об опасном будто бы положении христиан в Константинополе, дала приказание части своего флота идти в Царьград для защиты своих подданных. Нахожу необходимым войти в соглашение с турецкими уполномоченными о вступлении и наших войск в Константинополь с тою же целью. Весьма желательно, чтобы вступление это могло исполниться дружественным образом. Если же уполномоченные воспротивятся, то нам надобно быть готовыми занять Царьград даже силою. О назначении числа войск предоставляю твоему усмотрению, равно как и выбор времени, когда приступить к исполнению, приняв в соображение действительное очищение турками дунайских крепостей» (56. Кн. вторая. С. 418).
Однако опять Горчаков и Милютин стали умолять царя не отправлять этой телеграммы и в конце концов добились своего. На следующий день, 30 января, Александр II отправил брату другую телеграмму, в которой занятие Константинополя русскими войсками ставилось в зависимость от появления английской эскадры в Босфоре и от высадки английского десанта на берег. «Вступление английской эскадры в Босфор слагает с нас прежние обязательства, принятые относительно Галлиполи и Дарданелл. В случае, если бы англичане сделали где-либо вылазку, следует немедленно привести в исполнение предположенное вступление наших войск в Константинополь. Предоставляю тебе в таком случае полную свободу действий на берегах Босфора и Дарданелл, с тем, однако же, чтобы избежать непосредственного столкновения с англичанами, пока они сами не будут действовать враждебно» (56. Кн. вторая. С. 418), — говорилось в телеграмме.
Александр II был в полнейшем смятении. 31 января он втайне от Милютина и Горчакова все-таки отправил великому князю Николаю Николаевичу свою первую телеграмму, составленную 29 января.
Историограф Александра II Татищев пытался оправдать противоречивые действия царя: «Поступая так, Александр Николаевич, очевидно, хотел посвятить главнокомандующего во все свои намерения, причем одна депеша должна была служить как бы пояснением и дополнением другой. Между ними, в сущности, не было ни малейшего разноречия. Первая телеграмма выражала решимость государя ввести наши войска в Константинополь, как прямое последствие прорыва английской эскадры через Дарданеллы, предоставляя усмотрению великого князя определение времени и способа исполнения этого приказания; вторая же предписывала тотчас же принять эту меру возмездия в случае появления британских броненосцев в Босфоре или высадки англичан на берегах его…» (56. Кн. вторая. С. 418–419).
На самом же деле отправка обеих телеграмм была не чем иным, как классическим русским «казнить нельзя помиловать».
Александр II подумал-подумал и решил сообщить о планах захвата Константинополя… турецкому султану и 30 января 1878 г. отправил ему телеграмму: «Ваше величество, отдадите мне справедливость, признав, что я продолжаю искренно желать устойчивого и прочного мира и восстановления дружественных сношений между обеими нашими странами. В то самое время, когда наши обоюдные уполномоченные стремятся к этому результату, великобританское правительство решилось, на основании донесений своего посла в Константинополе, воспользоваться ранее полученным фирманом, чтобы ввести часть своего флота в Босфор для охраны жизни и безопасности своих подданных, а другие державы приняли ту же меру, с тою же целью. Это решение обязывает меня, со своей стороны, сообразить меры ко вступлению части моих войск в Константинополь для ограждения жизни и собственности христиан, которым могла бы угрожать опасность. Но если я буду вынужден принять эту меру, она будет направлена лишь к одной миролюбивой цели: поддержанию порядка, а потому она и не может быть в противоречии с намерениями вашего величества» (56. Кн. вторая. С. 419).
Об этом решении императора Горчаков оповестил все правительства великих держав, в том числе и британское. В своей циркулярной телеграмме от 29 января он повторил выражения императорской депеши к султану об отправлении английской эскадры «к Константинополю», а не в Босфор, как выразился царь, и о предлоге, которым сент-джемский кабинет прикрыл эту меру, а также о принятии подобных же мер другими державами, и заключил ее так: «Совокупность этих обстоятельств обязывает нас позаботиться и с нашей стороны о средствах оказать покровительство христианам, жизни и имуществу коих будет угрожать опасность, и для достижения этой цели иметь в виду вступление части наших войск в Константинополь» (56. Кн. вторая. С. 419).
Решение Александра II занять Константинополь вызвало панику в британском кабинете. В тот же день, 30 января, лорд Дерби через посла лорда Лофтуса срочно запросил русское правительство, чем вызвана эта мера: заботой о безопасности христианского населения или военными причинами, чтобы в то время, когда Англия и другие государства поднимут свои флаги в Константинополе, там появилось и русское знамя? Горчаков ответил, что русское правительство руководствуется теми же побуждениями, что и британское, с той лишь разницей, что считает своим долгом покровительствовать не только своим подданным в Царьграде, но и всем христианам вообще, что оба правительства таким образом исполняют долг человеколюбия и что общее их миролюбивое дело не должно поэтому иметь вид взаимной враждебности.
Лорд Дерби не согласился с Горчаковым. Он утверждал, что положение Англии и России неодинаково, поскольку Англия находится в дружбе с Турцией, а Россия ведет с ней войну, поэтому появление британского флота в Дарданеллах не может быть приравнено к занятию Константинополя русскими войсками, в нарушение заключенного перемирия.
Русский посол граф П. А. Шувалов в своих объяснениях с лордом Дерби решительно настаивал на том, что Россия теперь свободна от всяких обязательств перед Англией. И это произвело нужное действие. При обсуждении вопроса на совете министров британский министр иностранных дел уже не настаивал на отказе России от предполагаемого занятия Константинополя, а ограничился лишь замечанием, что если одновременно с занятием Константинополя русский войска займут и Галлиполи, то Англия воспримет это как casus belli, поскольку британская эскадра, находившаяся в Мраморном море, в случае заграждения Дарданелл минами оказалась бы в западне. В этом случае Англия была бы вынуждена объявить России войну.
