Лоран Тейс - История Франции. Том 2. Наследие Каролингов
3. Идеологические установки
В этом разобщенном, ожесточившемся обществе, где само понятие общественного блага казалось утраченным, где обособленность стала правилом, где сама Церковь, тоже разобщенная, пытается с переменным успехом возродиться и усмирить насилие, привить порядок в этом злосчастном сообществе людей, раздираемом распрями, — что же остается от королевства, от короля, — в момент, когда меняется наследник, когда княжеский род занимает место самой прославленной династии в мире — Каролингов?
1. Подведение итогов
Есть факты, которые мы пытаемся различить. Чаще плохо, чем хорошо. Есть интерпретация этих фактов современниками той эпохи, данная в формулах и клише, заимствованных из античности. Они описывают мир и общество, но скорее не такими, какими они были, а такими, какими они должны были бы быть. Между реальностью и идеологическими установками существует разрыв. Насколько он велик? Мы не знаем в точности. Но ничто не говорит и о том, что летописцы X–XI веков были более проницательными, видя то, что они хотели видеть, и игнорируя, как обычно происходит у интеллектуал он, то, что не соответствует их представлениям. Я стремился описать эту реальность. Она разрозненная, противоречивая, контрастная, не поддающаяся обобщениям, синтезу, сопротивляющаяся умственным конструкциям, которые сталь приятны мысленному взору. Около 1000 года — хотя эта временная грань и искусственна, все же сама дата не была безразлична тем, кто жил в то время, — подведем итоги. Растет и усиливается контраст между севером и югом. На юге все еще ощущается влияние античности: и в городах, и в римско-готском праве, и в письменности, и в традициях местной древней аристократии; в отсутствии сеньоральной системы, в активном подчинении светскими властями Церкви, в отсутствии короля. На севере же Луары, особенно между Сеной и Мёзом, за исключением Бретани и Нормандии, королевская власть имела более прочные позиции. Должности графа и епископа были столпами каролингской системы. Секуляризованная церковь сохраняла главенствующее влияние. Развивались личные связи между людьми, отношения, основанные на частных рекомендациях.
Но и там, и здесь более или менее крупные чиновники овладели полномочиями, которые до этого являлись прерогативой королевской власти, и использовали их в своих личных интересах, на пользу собственному княжеству. Эту власть они начинают передавать по наследству. Так происходит укрепление династий по мужской линии. Чтобы сохранить и упрочить свои позиции, вельможи нуждаются в помощниках, верных людях, которые взяли бы часть полномочий на себя, сражались бы за этих вельмож, охраняли и содержали бы их городские башни, крепости, число которых в деревнях все увеличивается. Несмотря на реформы, по-прежнему сильным остается давление на церковные владения. Увеличивается и давление на крестьян, свободных или зависимых, которые мало чем отличались друг от друга в юридическом плане.
Повсюду разгул насилия. Развитие общества постепенно разрушает традиционную и всеобъемлющую систему управления эпохи Каролингов, — пусть даже ценой беспорядка и хаоса. И тем не менее эта эпоха оставалась живым идеализированным воспоминанием. Видоизмененное, подточенное изнутри социальными и политическими реалиями, франкское общество распадается, обнажая новые структуры. На исходе первого тысячелетия завершается эпоха античности, воспринятая и продленная франкской монархией.
2. Отставка короля
Материальное положение франкской королевской власти в течение двух веков и особенно со смертью Карла Лысого существенно ухудшилось. События 987 года едва ли ускорили эту эволюцию. Окончательный отказ от Лотарингии лишал королевство живительного очага цивилизации. Камбре, Верден, Мец, Ахен были хранилищем каролингской истории, но о ней не очень-то заботились, по крайней мере некоторое время, первые Капетинги. Еще больше увеличилось разделение между Франкией и Германией. На юге Луары окончательно утрачены позиции короля. Когда в 988 году граф Боррель из Каталонии призвал на помощь своего сеньора, короля Гуго, то последний и с места не двинулся. С исчезновением Каролингов каталонские церкви не получили более ни одной дарственной грамоты от короля. В Септимании, Гаскони, Оверни, в раздробленной Аквитании происходило то же самое. Там не видели и долго уже не увидят короля франков. Датировка грамот часто лишь с опозданием фиксирует смену власти. Даже самые могущественные из князей не присягают на верность Гуго и Роберту, если только этого не потребуют обстоятельства. Да и к чему им эта клятва? Ни к чему, тем более если их интересы идут с ней вразрез. Они уже давно научились жить без королевской власти.
Чем реально располагал король? Графствами и владениями Робертинов между Орлеаном и Парижем, а также Этамп и Ла Шатр, Санлис, Дрё, захваченный в 991 году Эдом из Блуа, Корбей, Мелён, Вандом, управляемый преданным Бушаром, Монтрёй, и еще разветвленная сеть аббатств, среди которых Сен-Дени, Сен-Мартен в Туре и Флёри. Сюда же следует добавить унаследованный от Каролингов прямой контроль над несколькими малыми графствами на Уазе и Обе, дворцы в Компьене и Вербери, и главным образом важные епископства Реймс, Санс, Лан, Орлеан, Париж, Бове, Лангр, Шалон, Нуайон, возможно Шартр. Это что-нибудь да значило. Король был на уровне местного князя среднего достатка. Это было меньше, чем у Эда из Блуа или Ричарда Нормандского, Арнуля Фламандского или Гийома из Пуатье, и примерно равное владениям Фулка из Анжера… Король над малым… В 991 году Эд из Блуа, если верить Ришеру, высказался без обиняков: «Неспособный властвовать, бесславно живет король». Имелась в виду слабость короля и его неспособность к действию. Что же касается миссии мира и справедливости, навязываемых силой оружия, то король вряд ли мог осуществлять ее в своих немногочисленных владениях. Мирные ассамблеи, которые проходили в Оверни, в Пуату в 990-е годы, сделали вывод: в отсутствие короля, за его полным бессилием, епископы, аббаты и лучшие из графов заменяют его, с тем чтобы обуздать насилие, защитить нуждающихся, то есть Церковь и безоружных мирян. Заменить собой короля из необходимости, дабы избежать хаоса и окончательного падения, когда Бог навсегда оставит свой народ.
3. Преображение короля
Ослабление власти короля, уменьшение его способности к принятию решений, в пользу местных властей, частично объясняет легкость прихода к власти другой династии. Король больше уже не вел свободных людей на войну — против кого? — не вынуждал к примирению своих аристократов, не покупал ее услуги щедрыми подарками да и что он теперь мог? Фигура короля относится больше к высшим, трансцендентным смыслам. Сама его личность исчезает за тем образом, который нарисовали наиболее возвышенные из летописцев. Чист, как монах, мудр, как епископ. Процедура коронации меняется: избрание, будучи всегда фиктивным, но все же менее фиктивное, когда новый король не являлся сыном предшествующего, упраздняется в пользу помазания. Путем помазания юный, сильный, красивый, безупречный мирянин, избранный вельможами, переходит на сторону мудрых и опытных епископов, среди которых он занимает теперь свое место и с которыми он советуется, по желанию старого Адальберона Ланского. Только один род, избранный Богом, мог обладать таким почти священным статусом: Каролинги. В 989 году Герберт спрашивает себя по поводу Карла Лотарингского: «По какому праву законный наследник лишен наследства?» В то же время, утверждает Ришер, Гуго Капет «не сознавал, что он действует преступно и беззаконно, лишая Карла престола его предков, чтобы самому захватить власть». Династия Оттона также была способной к управлению королевством, и в 993 году Адальберон Ланский вступает с Эдом из Блуа в заговор, с тем чтобы предложить франкский престол Оттону III, тогда как сам Эд стал бы герцогом франков. Король, избираемый наравне с епископами и аббатами, — утверждает Аббон из Флёри. Но король и по крови, по праву наследования. К этому же стремился и Гуго, по примеру своих предшественников сделав как можно раньше своего сына Роберта королем.
Священная фигура короля становится мифом, символом, приукрашенным монахом Эльго из Флёри. Около 1030 года, описывая жизнь Роберта Благочестивого, он как можно ближе притягивает ее к идеалу святости, показывая короля, пытающегося искупить свой грех — кровосмесительный союз с Бертой из Блуа — силой молитв и умерщвления плоти. Ибо только через общение с Богом король может вымолить у Него благодеяния для своего народа, — он, краеугольный камень на вершине земной иерархии, отражение Небесного Града, которому являются ангелы.
Так думали и выражались самые просвещенные люди того времени, — нам это зачастую трудно понять. На самом деле институт королевской власти всячески поддерживался и охранялся Церковью, которая пыталась избавить его от растущих мирских соблазнов и распрей. Первые Капетинги, и в особенности Роберт, сам учившийся у Герберта Реймсского, соученик будущих епископов и аббатов, был готов к подобному преображению гораздо лучше, чем Каролинги, так как грандиозное восхождение последних долго основывалось на самодостаточном законном праве преемственности. Около 1030 года аквитанец Адемар Шабанский выразил, похоже, распространенное в то время чувство: «Считается, что причиной падения потомков Карла Великого была их неблагодарность милости Божией. Они пренебрегали Церковью и не строили новых храмов». Гуго же, напротив, был «другом св. Церкви и ревностным поборником справедливости». Еще в Реймсе около 990 года оправдывали изменение правящей династии тем, что св. Реми в своем завещании написал, будто правящий род будет низложен, если он будет угнетать Церковь. И Карл Лотарингский, еще больше чем его брат Лотарь, пренебрегал Церковью, даже если и не противоречил ей. Тем самым он показал себя недостойным королевской власти, как утверждает Адальберон Реймсский в Санлисе в июне 987 года. Ибо королевская власть лишь для тех, «кто отличается не только благородством родового происхождения, но и своими духовными добродетелями». «Сила души превосходит силу тела», скажет позднее Адальберон Реймсский королю Роберту. И эта таинственная сила названа добродетелью у Ришера, как и у Адальберона Ланского. Добродетельный король, Давид и Христос в одном лице, более Христос, чем Давид, посвященный в Божественный Промысел, смиренный и величественный, монах и епископ, необходимый для того, чтобы мир сохранил смысл, свою опору — христианский народ, общество и порядок.
