Римская империя. Рассказы о повседневной жизни - Коллектив авторов
Со своими 10 кандидатами Август медленно шел вдоль рядов граждан, уже разместившихся по своим трибам. У каждой трибы он останавливался и громким голосом говорил: «Рекомендую вам, граждане, таких и таких-то (он по именам перечислял своих кандидатов), пусть по вашему избранию они получат искомое ими звание». За ним шли его слуги и негромко наставляли избирателей, когда и куда им надо прийти затем, чтобы получить от принцепса деньги или угощение…
Но вот процедура рекомендации окончена. На трибуну всходит председатель комиций – кто-нибудь из высших должностных лиц Рима. Громким голосом он объявляет во всеуслышание, что в настоящем собрании им, с согласия Августа, допускаются к баллотировке такие-то и такие-то лица. Председатель собрания всегда имел право отказать домогающемуся любой должности в выставлении его кандидатуры на голосование – либо потому, что кандидат не имел установленного законом возраста или достаточного состояния, либо, наконец, просто потому, что кандидат казался председателю не подходящим для занятия искомой им должности. Это право «называть» (номинировать) кандидатов по особому решению народа было дано и Августу, даже и в тех случаях, когда он сам не председательствовал в народном собрании, и потому-то председатель и упомянул о согласии Августа на кандидатуру объявленных им лиц. Конечно, в число названных кандидатов целиком вошли и те 10 человек, которых Август рекомендовал народу. Всего же было названо им только около 25 кандидатов – немногим более того числа, которое нужно было избрать. Делалось это, конечно, затем, чтобы стеснить народный выбор и заставить граждан избирать только тех, кто угоден принцепсу.
Статуя императора Августа из Прима Порта
Вслед за тем началась и самая процедура выборов. Август, несмотря на то что на выборах он был почти полным хозяином, любил, однако, выставлять напоказ свое уважение к старым республиканским обычаям и учреждениям. Когда очередь дошла до той трибы, в которую был записан и он в качестве простого гражданина, он смиренно стал в ряды граждан и вслед за остальными направился к избирательной урне, чтобы подать и свой голос. Спереди и сзади того места, где он находился, образовалось широкое пустое пространство: это избиратели почтительно раздвинулись, чтобы дать дорогу первому гражданину Рима…
Выборы продолжались недолго, потому что и число голосовавших граждан было невелико. Вот, наконец, к народу вышел и председатель, чтобы торжественно объявить результаты голосования. Впрочем, в этих результатах никто и не сомневался. Конечно, прошли все те, которых Август рекомендовал народу, и сверх них еще 10 человек из числа названных председателем. Граждане расходились домой с мыслью, что теперь можно получить новые подарки от Цезаря за угодившее ему голосование.
IV. В сенате при Августе
Среди римских ораторов времени Августа особенно славился своею смелостью и свободою речи Тит Лабиен. Он был внуком самого способного из легатов Цезаря, тоже Тита Лабиена, перешедшего, после того как Цезарь стал стремиться к монархической власти, на сторону его противников-республиканцев. От своего деда Тит Лабиен унаследовал его свободный и непокорный нрав. В противоположность другим ораторам того времени, раболепствовавшим пред Августом и его приближенными, он смело нападал на самых могущественных из друзей принцепса и не боялся немилости его самого. За пламенное красноречие Лабиена, в котором ему не отказывали даже и враги, и за бурный, не знавший удержу характер современники прозвали его «бешеным»[29]. Август давно уже с неудовольствием смотрел на слишком свободный дух речей Лабиена. Когда же тот, не довольствуясь славой оратора, написал еще и историю своего времени, в которой резко нападал на тогдашних правителей и жестоко клеймил сенат за его раболепие перед новыми властителями, Август решил привлечь его к суду за «оскорбление величия римского народа».
Это было в самые последние годы правления Августа, когда он был уже глубоким стариком. Самые важные уголовные дела Август давно уже стал передавать на решение сената вместо прежних судов присяжных. Он ему более доверял, потому что в тогдашнем сенате заседали по большей части преданные ему люди, им облагодетельствованные, и к тому же почти всегда богатые и потому дорожившие спокойствием и миром, установленным принцепсом. В благодарность за преданность Август окружал сенат внешним почетом и старался поддержать его достоинство, не допуская в него людей бедных и особенно вольноотпущенников; он делал вид, что считает сенат высшей властью в государстве, и обращался к нему во всех важнейших случаях.
Так и теперь Август по делу Тита Лабиена решил созвать сенатское заседание. По республиканским порядкам созывали сенат и председательствовали в нем обыкновенно консулы, но могли это делать и народные трибуны, если консулы отсутствовали или отказывались сами от созыва сенатского собрания. Август еще в 23-м году до P.X. отказался от консульской власти (до этого он занимал консульство из года в год), но трибунской властью он обладал пожизненно; поэтому он сохранил право руководить деятельностью сената, и при этом в силу особого полномочия даже преимущественно перед консулами и независимо от того, согласны они или нет созывать сенат. В последние годы своей жизни Август, чувствуя слабость и усталость, часто отказывался от председательства и присутствия в сенате и руководил его деятельностью через других лиц. Но случай с Лабиеном он считал очень важным, и сам явился в заседание.
Все сенаторы были уже давно в сборе, когда на nopoге сената появилась старческая фигура 74-летнего принцепса. Еще бодрою для своего возраста походкою он прошел мимо сенаторских скамей и сел на свое место, стоявшее между креслами обоих консулов. Затем, открыв собрание и сообщив сенаторам о предмете их настоящего совещания, он стал читать им по записке уже заранее составленную речь:
– Все вы, отцы сенаторы, знаете, что я никогда не покушался на свободу государства; подавив в 6-е и 7-е мое консульство[30] междоусобную войну при помощи неограниченной власти, данной мне с общего согласия, я передал государство из своих рук в руки сената и римского народа. Несколько раз сенат и народ предлагали мне единоличную и неограниченную власть для охраны законов и нравов, но я никогда не соглашался принять власти, противной старым обычаям, и все реформы, которых вы от меня ожидали, я произвел в силу принадлежащих мне трибунских полномочий. Правда, с молодых лет я превосходил всех почетом, власти же имел нисколько не более тех, кто был моими товарищами по должности. За мои заслуги решением сената я
